Тело Алана Мюррея оставалось в доме все три дня. В день его смерти атмосфера траура заполонила их дом и больше не покинула их. Она распространилась по комнатам сладким запахом тления в воздухе, забралась в щели полов, осела тонким слоем пыли на мебели.Прислуга закрыла тяжёлыми шторами окна, зеркала и картины, а в маленьком саду, забытые всеми, желтели листья на кустарниках, иссыхали до черноты и опадали.В доме больше не осталось места для воспоминаний из детства.

В первый день Бертрам помогал матери отправлять срочные телеграммы, писать письма и запечатывал их в конверт с черной каёмкой. Несмотря на их общие усилия, конвертов насчитывалось всего двадцать штук, все потому, что процесс растянулся на долгие часы из-за расплывающихся от слез матери чернил.

Сестра Элизабет прибыла в дом на следующее утро после смерти отца, когда у их матери уже не осталось слез, и она лишь устало содрогалась всем телом от беззвучных рыданий. Кивнув сестре головой в знак приветствия, Бертрам переложил на ее плечи заботу о скорбящей матери. В первые минуты встречи с сестрой стало понятно, что Элизабет не ожидала увидеть своего брата в отчем доме. Никто не сообщил ей, что Бертрам почти неделю назад покинул службу во флоте и временно осел в Лондоне. Матушка была занята уходом за отцом, который весь месяц был в шаге от могилы, а общие знакомые еще не успели посетить Элизабет Эрскин и поделиться «замечательной» новостью.

Бертрам был готов к встрече с сестрой, для которой у него всегда было припасено холодное безмолвие и скупой кивок головой. Другие брат с сестрой рады были бы встрече спустя восемь лет разлуки, но не Бертрам и Элизабет. В этот час скорби они не стали опорой и утешением друг для друга.

На второй день Бертрам закончил организацию похорон и нанял фотографа для создания фотокарточки умершего Алана Мюррея в кругу семьи. Когда близкие родственники и старые друзья Алана прибыли в день похорон провожать его в последний путь, их семья полностью соответствовала представлениям современного общества о том, как близкие должны были скорбеть по почившему главе семейства.

После пышных похорон мать и вовсе замкнулась в себе. Не провожала гостей, лишь смотрела в одну точку, сидя в спальне, и отказывалась идти на контакт. Прислуга закончила работу слишком быстро, и дом оказался ужасающе тих. Бертраму казалось не под силу пережить все это в одиночку, и он отправился в комнату, которая когда-то принадлежала Элизабет. Сестра была там совершенно одна, и было странно, что она не покинула их вместе с остальными гостями после поминального ужина. Мюррей, в каком-то смысле, был благодарен ей за то, что она осталась.

— Наша мать до сих пор не начала говорить. Я подлил немного ирландского виски в ее чай и отвел в спальню, — звенящую тишину в ответ можно было резать ножом. Элизабет никак не

отреагировала на его слова, и, чтобы привлечь ее внимание, Бертрам сел рядом с ней, — Думаю, нужно будет нанять ещё одного слугу в дом, что бы кто-то присматривал за матерью, пока она не окончит траур.

Траур пожилой вдовы мог продлиться до конца её жизни. Королева Виктория уже не первый год носила траур по принцу Альберту, и оставалось надеяться, что их мать не последует ее примеру. Новая прислуга в доме стоила недёшево, а по желанию матери похороны Алана Мюррея были организованы с необоснованной на то время помпезностью.

— Я разбирал бумаги отца и нашел завещание. Половина активов отца и этот дом отходят нашей матери, оставшаяся часть акций делится между нами. Он завещал мистеру Эрскину несколько своих книг. Когда будешь собираться, забери их с собой.