Бывают такие безделицы, мимо которых сложно пройти. Особенно если ими приходится любоваться регулярно. Как с молчаливой дочкой зеленщика - если она красива, а ты каждый день проходишь мимо её прилавка - влюблённости не избежать. Колумбус, спеша бодрым шагом по какому-либо делу неподалёку, или проезжая мимо в кэбе, всегда любовался старинной тяжёлой витриной антикварной лавки, казалось, даже через стекло, ткань и железо проникавшей в нос запахом дерева, промасленного чудодейственным составом от короеда, старения, увядания и иссыхания. Это был не тот район города, где Колумбус праздно шатался в минуты отдохновения в поисках знакомого лица и приятной беседы. Оделиса никогда не привлекало прошлое, он всегда пристявлял к глазам телескоп и высматривал будущее. Его легче было застать в театре на модной в этом сезоне постановке, чем в музее, лицезреющим полотна, отображающие былые трагедии. Но раз увиденная вещичка точила его память.
Выделанная золотом небольшая дамская курительная трубка с  чашей, искуссно вырезанной в виде головы собаки с вытянутым носом, открытой пастью и высунутым в вечном зевке языком. Из-под полуприкрытых век собака смотрела на мир рубинами приглушенно-бордового цвета.
И что такого в этом желании обрести вещь? Оделис всегда был человеком страстным, и не привык отказывать себе в мелочах. Тем более в покупке сущей безделицы в затерявшейся средь лондонских улиц лавке, так польстившей его взору.
Человек с характером большей сдержанности, возможно, прислушался бы к голосу своего потаённого сознания. Но не таков наш герой, уже поздним вечером как бы ненароком оказавшийся у высоких дверей антикварного магазина. Свет внутри в столь поздний час ещё горел, и Колумбус принял это за добрый знак.
Внутри свет подрагивал, будто исходя от потаённых, не различимых в общем объёме вещей старинных дворцовых канделябров. Здесь было как-то несвойственно для больших помещений душно - как в подводной пещере, путь в которую лежит через единственный узкий и затопленный ход. Оделис тяжело шагал здесь, как по песку, оставшемуся после только ушедшей в отлив большой волны. Не скрипела ни одна доска паркета, не было ни одной мухи, лавка, казалось, затаилась и подобралась большой дикой кошкой, выжидательно наблюдающей за пришельцем со спины. Из-за двойных стёкол витрины доносился спасительный шум города, не дающий впасть в заворожённую литаргию этого места.
Колумбус добрался до заветного стеллажа. И здесь его ожидало обжигающее разочарование: синяя бархотная подушечка с золотыми кисточками, на которой ещё вчера покоилась вожделенная трубка, была сейчас пуста. Колумбус ощупал в неверии её податливое набитое гусиным пухом брюшко. Пусто. Не осталось даже примятости от золочёного миниатюрного коленца чубука. Ровная пустота.
Оделис распрямился, задумчиво перебирая подушечками пальцев, будто стараясь уловить незримую нить следа предмета, ещё недавно бывшего здесь. Насупленные брови его разделились теперь напряжённой красной бороздкой. То томление, что изматывало его в этот праздный вечер, не давая вернуться ни к привычным занятиям, ни к оставленной на каминной полке книге, не разрешилось, как он ожидал, а переродилось в серую убого одетую тоску. Обыденность за окном показалась плоской, лавка - дешёвой, собственные устремления - низменными, а будущность - предсказуемой. Оделис тосковал по чему-то непознанному. Жажда нового в этом старом мире настигла его среди антиквариата как змея, нагнавшая зайца в конце его собственной норы.

Кажется Виктория пришла сюда ещё днём, когда небесное светило и не думало прятаться за шпилями лондонских зданий, а сейчас за окном уже смеркалось. Странной была эта лавка, словно то опасное место в Атлантическом океане, что безвозвратно поедало корабли, магазинчик увлёк мисс Грейс, закружил и поглотил. Виктория потерялась в множестве старинных книг, страницы которых она бережно листала, жадно глотая всё написанное на них. Среди них были прекрасные сборники стихов, известных и неизвестных авторов, мемуары, занятные и не привычные рассказы на разных языках. Вик долго изучала пёструю, но в то же время привлекательную книгу на китайском языке, с вычурными рамками на страницах. Она отправила Викторию назад в её прошлое, к берегам этой экзотической страны. Почему-то Китай всегда манил её гораздо сильнее чем пряная и дикая Индия, так полюбившаяся многим англичанам. То было прекрасное время, время когда Виктория возвращалась из навигации загорелая, разнузданная, пропахшая специями и порохом.
Грейс вздохнула, проводя по кожаному переплёту этой книги кончиками пальцев. Прочитать её она не смогла, слишком древними были те иероглифы на страницах, но и выпустить из рук уже не смогла, решив купить её. Позже её привлекла ступка для размола всяческих ингредиентов с замысловатой и необычной ручкой пестика. Виктории показалось, что она бы прекрасно вписалась в её мастерскую и капитан смогла бы толочь в ней пигменты для красок.
На самом деле Виктория пришла сюда по наводке тётушки, которая давеча присмотрела здесь пару красивых подсвечников, которые подошли бы в их гостиную , она и отправила Грейс сюда, что бы та их купила, пока кто-нибудь более ушлый не успел увести эти подсвечники из-под носа миссис Хаббард. Однако, Виктория так увлеклась всеми этими вещами, что потеряла и счёт времени и забыла о том, зачем сюда пришла.
Магазин озарился светом масляных ламп и свечей и стал выглядеть более загадочно, и более...тревожно, пугающе если хотите. Это означало лишь одно, что нужно было найти многострадальные подсвечники, купить книгу и отправится восвояси, с опустевшим кошельком, но счастливой душой. Виктория с трудом смогла оторваться от очередной безделицы лежавшей в витрине на аккуратной зелёной, бархатной подушечке и заслышав разговор, решила двигаться на голос, спросить о злополучных подсвечниках.
Вик торопливо, шурша юбкой, проскользила между бесконечными полками и витринами, и явилась перед двумя мужчинами во время представления одного из них, судя по всему владельца всего этого великолепия. Отвлекать она не стала, словно привидение зависнув у стола с нужными подсвечниками, от чего Виктория чертыхнулась про себя, но всё таки решила подождать пока мужчины окончат разговор.