19 октября
«Что-то прогнило в датском государстве», - подумалось Мейбл серым дождливым утром, когда она за завтраком читала загадочное анонимное письмо, которое едва ли не затерялось в ворохе корреспонденции на имя Джейкоба «черти-бы-его-в-аду-драли» Данбара. За чтением она даже пожалела, что не курит ни трубки, ни папирос, потому что казалось, будто именно для чтения таких вот писем трубки и папиросы и придумали.
Бывали случаи, когда у неё покупали нужные предсказания нужным людям. И иногда она в этом даже отказывала, когда у неё хватало мозгов понять, что покупатель затевает что-то противозаконное или попросту мерзкое, а вот сейчас она не могла взять в толк, что к чему. Слишком много неясностей в этом внезапном прошении.
Предсказание она перечитала раз пятьдесят, пытаясь разобрать его на кусочки и проанализировать со всей внимательностью, на которую только была способна. «Отринули все божье и предпочли этому материальное»… Что, черт побери, это должно значить? Какие ученые могли отринуть божье и выбрать материальное? Какое такое «божье» вообще могли отринуть ученые? Для науки «божье» - вообще понятие довольно узкое и ограниченное, насколько Мейбл могла судить. Для них, куда ни ткни – буквально! - везде территория науки.
Белокурая голова гадалки просто-таки пухла от любопытства. Ей настойчиво казалось, что речь идет о каком-то преступлении. Причем о каком-то совершенно неординарном – пахло кровью, противоестественностью, пахло кошмарами во имя науки. Хоть прямо сейчас садись и думай целый роман. У неё даже уже целый персонаж написан!
Но за роман ей и двух фунтов не заплатят – не читают Дэвида Аддингтона на два фунта в год, не читают. А Анонимный Адресант платит. Поэтому в своей конторе Мейбл держала ушки на макушке и судорожно прикидывала, какая из заявившихся к ней на этот раз девиц может быть дочерью казненного, а какая – скромной вдовой. Но, как назло, вдовы нынче какие-то совсем нескромные, а дочерью казненного может оказаться каждая вторая.

31 октября, вечер
Ей повезло. К ней явился тот, кого мистер АА описал в своем письме точнее остальных. Когда Мейбл разглядела синие заплатки на его пиджаке, то натурально взвизгнула. Гость тогда удивился, если не сказать больше, а она, окрыленная тем, что он наконец-то явился, загадочно заявила, что давно его ждет. Что видела его во сне.
Текст она на нервах выучила наизусть, и слова прямо от зубов отскакивали. За окном бушевал дождь, размывая грязные лужи, пока гадалка держала в ладонях лицо человека с синими заплатками на пиджаке, и хрипло нашептывала ему такие дорогие слова. Она и сама уже поверила в то, что говорит. Потому что знала почти наверняка, что то, что написал в письме АА – правда.
Он сбежал в ужасе. А Мейбл отчего-то показалось, что продала она не предсказание, а свою собственную совесть…

3 ноября
Мейбл следит за газетами. Оттуда можно почерпнуть столько непритязательных на первый взгляд фактов, что никому и не снилось. Жаль только, что времени на это у неё слишком мало: ясновидящая не может позволить себе иметь стопки газет прямо на рабочем месте, а в своей крохотной съемной комнатушке постоянно разрывается между сном, писательством и пополнением фоновых знаний о том, чем живет лондонский люд. Но после того хэллоуинского вечера Мейбл живет как будто в ожидании бури, которая вот-вот пронесется над городом и унесет её с собой – кто-то дал ей в руки ружье, которое должно было выстрелить третьего октября. И оно выстрелило в газетах.
Она так долго ломала голову над предсказанием, а отгадка нашла её на странице ежедневной газеты и заключалась в четырех словах: «Студенты разграбили кладбища висельников?!».
Короткая заметка не сообщила Мейбл ничего по сути дела. В нем речь шла о сотрудниках тюрьмы, о кладбищенском стороже, и Мейбл было решила, что ей почудилось, что она притянула эти два события друг к другу за уши. Кто же пришел к ней тридцать первого вечером? Чьи моральные принципы не соответствуют таковым у студентов?.. Был ли это сторож? Или инспектор тюрьмы?..

5 ноября
Мейбл нездоровится. Отчего-то она весь день борется с сонливостью, рассеянностью и раздражительностью. У неё болит голова, а лица посетителей уже натерли мозоли на глазах. К восьми вечера она уже едва ли не плачет от того, как сильно хочет вернуться домой, выпить какого-нибудь сиропа из шкафчика экономки и забыться больным сном, как тут звенит колокольчик, а через стекло двери Мейбл видит темную фигуру в прихожей, при виде которой её бросает одновременно в страх и в гнев. Ну кому, кому в такое время потребовалось надеть на уши лапшу?!
Она едва ли не разразилась истеричным воплем и почти велела гостю уйти в туман, из которого он пришел. «Да не умею я ничего,» - вертелось на языке. - «Идите в театр, вас там лучше развлекут!».
Она отворила дверь своего кабинета и торопливо пустила внутрь молодого человека с невообразимо густой копной черных волос. Скуластый, черноглазый, улыбчивый – был бы само очарование, если бы не поганое настроение Мейбл. И споткнулся на обращении.
- Мисс, - поправила его Мейбл, очень быстро и очень незаметно улыбнувшись. Нет, она не станет на него орать. Это не клиентоориентированно. Она будет с ним сюсюкаться и ловить каждое его слово, заглядывать ему в рот, как она это делает это с каждым, кто приходит к ней за представлением. – Если только совсем немного. Не в моих правилах отказывать тем, кому нужна помощь, но вообще я работаю по предварительной записи.
И ему даже не нужно было намекать, чтобы чувствовал себя как дома. Кажется, он везде чувствовал себя как дома. «Господи, дай мне сил,» - Мейбл не вспыльчива, но сейчас ей очень, очень трудно будет держать себя в руках.
Газовый светильник снова погас, и спустя тридцать секунд Мейбл поняла, что обратно он включаться не собирается. Ну и пускай, чертова штука, пусть хоть с потолка рухнет – плевать!
- Мы все хотим, мистер Свайр, - она говорила тихо, хрипло, отстраненно. Повернувшись к нему спиной, она чиркала спичками, зажигая многочисленные свечи, расставленные по всем углам кабинетика. – Я так часто это слышу. Люди хотят услышать, что проживут восемьдесят лет и умрут в своей постели в окружении десятерых внуков, но на деле все намного сложнее. Судьба – это не рассказ в будущем времени. Это лабиринт, в котором вы блуждаете. Это повороты, тупики, скрытые ходы и мнимые изгороди.
Дунув на спичку, Мейбл опустилась на кресло напротив мистера Свайра с видом старухи, которая живет на этом свете уже двести лет. Примерно так она себя сейчас и ощущала. Иногда ей казалось, что она и есть та старуха.
- Хотите узнать всю свою судьбу? Тогда мы с вами будем здесь сидеть до завтрашнего вечера, и даже тогда я не расскажу вам ничего толкового. Вы услышите бессвязные речи, из которых не вынесете ничего полезного для себя, а я могу сойти с ума, пока буду говорить. Поэтому, мистер Свайр, Вам нужно задать мне вопрос.
На этом она протянула ему руку ладонью вверх.

Отредактировано Mabel Lynch (13 января, 2018г. 04:48:53)