К закату погода испортилась. Видавшая виды рыбацкая лодка качалась на волнах, но ее пассажиры должный были успеть дотемна, до того как начнется шторм, а небеса вознамерятся дождем пролить свой гнев на простых смертных. Старый рыбак, налегавший на весла, был не из разговорчивых, а потому Коннор даже перестал жалеть, что тот оказался их единственным проводником, согласившимся подбросить не сразу, а потому запросившим не самую маленькую цену с двоих попутчиков. Другие же рыбаки были столь суеверны, что просто отказывались приближаться к Марш Бэй, не называя даже хоть сколь-нибудь внятных причин: дурная слава, гиблые воды, странное место, капризное течение.
Издалека Марш Бэй походил на самую обычную рыбацкую гавань, каких в Англии - державе, жившей морем - бесчисленное множество. Впрочем, гаванью небольшой покосившийся пирс и поселение в несколько тесных улиц из приземистых, прижимавшихся друг к другу двухэтажных домов, перестроенных на лондонский манер, можно было назвать с большой натяжкой. В давно минувшие времена здесь была обычная рыбацкая деревня, которой повезло не уйти под воду. Или не поваезло - это как посмотреть, сжалилась ли царица-природа, или сыграла злую шутку над местными жителями.
Собираясь причаливать, Коннор поднялся с грубого сидения, сколоченного из обшарпанных досок. Как и планировал, он подготовился к поискам, взяв с собой побольше патронов и папирос, а днем сделал набросок приглашения в кассе аукционного дома, воспользовавшись тем, что кассир дважды уходил с рабочего места, оставляя заветные бумаги на виду. Но самое важное то, что имелась у старого лиса в сегодняшнем деле помощница в лице Эмилии. Он до последнего думал, что та откажется, однако был приятно удивлен, что женщину не испугали ни дальняя дорога, ни на глазах портившаяся погода, ни перспектива промочить ноги на болотах - а то и вовсе сгинуть в трясине - ни даже самые разные слухи вокруг Марш Бэй. Что ни говори, а в решительности даме не откажешь, тем более после вчерашней стычки с грабителями, в которой воровка-аферистка вымазалась в чужой крови, и тревожная мысль об этом никак не шла у Коннора из головы. Там точно имела место необъяснимая жестокость, но едва ли вызванная необходимостью простой самозащиты. Было что-то еще, о чем приходилось только догадываться, не увидев тела убитого Эмилией грабителя. Однако, осталось ли бы все по-прежнему, имей Коннор возможность его увидеть? И какова природа его видений полицейского рейда, встретившего яростное сопротивление? Уильямс не знал.  Блаженно неведение, и, как бы то ни было, вдвоем у воров вдвое больше шансов найти Флетчера. Знать бы только, с чего начать, и как не увеличить вдвое шансы на исчезновение без вести.
- Прошу. - Расплатившись в лодке с поспешившим отчалить и убраться восвояси рыбаком, сойдя на берег, протянул руку Коннор даме. - Скверное местечко. Готов биться об заклад, чем-то таким и вдохновлялся Эдгар Аллан По. Не доводилось читать? Зря наши соотечественники на заокеанских писателей и поэтов свысока смотрят, так Вам скажу. Они еще добьются славы, попомните мои слова.
Поэзия поэзией, а основательный повода для беспокойства внушался необъяснимым тревожным чувством поселившимся в подсознании вора, стоило тому только сойти на узкий деревянный пирс. Ох и не нравилось ему это. Взору предстали тесные улочки у самого берега и приземистые дома, в мутных окнах лишь половины из которых едва брезжил тусклый свет, хотя солнце уже садилось. В нос била смешивавшаяся с едва уловимым запахом рыбы сырость, но настолько сильная и пробиравшая до костей, что порт Лондона по сравнению с Марш Бэй показался бы сухим доком. От летней духоты влага обильно испарялась, а потому на близлежащих болотах повисла тягучая дымка тумана. Море за спиной волновалось в преддверии шторма, и неспокойный шум прибоя только усиливал обманчивое чувство запустения, даже какой-то заброшенности гавани. Молодежь здесь никогда не задерживается, а то и вовсе бежит в город, доведись ей появиться на свет в таком богом забытом месте. На улице в вечерний час Уильямс не видел ни души, и потому складывалось впечатление, будто бы люди уже давно покинули Марш Бэй, хотя это определенно было не так. Кто-то же зажигал уличные фонари, ходил рыбачить на привязанных к пирсу лодках, закидывал в воду оставленные сети и удочки, ставил заплатки на прохудившихся крышах и раскладывал улов на прилавках. Такие маленькие полуживые поселения, вымиравшие к закату, как убедился на личном опыте Коннор, характерны больше для непроходимых снежных пустошей или бескрайних диких прерий северной Америки, но не богатого дарами моря пригорода столицы Британии.
Что еще наверняка знал Коннор, в былые времена охотником за головами выследивший немало головорезов, так это то, что если ищешь кого-то, то расспрашивать местных надо в самом оживленном заведении городка - в кабаке, потому как питие - самый вероятный досуг для жителя захолустья, в котором ничего не происходит и, где больше попросту нечем заняться. Обычно там, где гремят стаканами, всегда хватает любителей потрепаться, а выпивка не только отвлекает от мыслей о тщетности бытия, но и неплохо развязывает самые несговорчивые языки.
- Здесь должен быть какой-нибудь постоялый двор. - Произнес вор, задумчиво глядя на дома впереди. - Стало быть, поищем.
Впрочем, это он загнул. Здесь незачем кому-то останавливаться по какой бы то ни было причине, а потому и нет нужды содержать подобное заведение. В лучшем случае Коннора и Эмилию ждал какой-нибудь кабак с мокрицами в сырых стенах и клопами в постели.
Чем дальше двое шли, тем больше лис убеждался в том, что первое впечатление о небольших размерах Марш Бэй оказалось обманчивым. Жилой была только половина гавани, а дальше вниз по улицам, в глубину острова, стояли затопленные дома, попрятавшиеся в зарослях камыша в человеческий рост. В большинстве своем то были заброшенные постройки, о чем говорил свет, горевший всего в нескольких окнах. Природа брала свое, и туманные болота неумолимо обступали рыбацкую гавань, загоняя жителей в море.
- Смотрите, там, в окне. - Привлек внимание спутницы Коннор, указывая на второй этаж одного из двухэтажных домов, стоявших на небольшой площади с обветшавшей старинной церковью, сложенной из камня столетия назад, и оставшейся без креста на куполе, по-видимому, после очередного шторма. - Там кто-то есть.
Невысокий пожилой мужчина недолго смотрел на незваных гостей, на его морщинистом, усталом от жизни лице при всем желании вряд ли можно было разглядеть хотя бы тень радости от визита чужаков. Иной бы поспешил узнать новости с большой земли. Иной, но не этот.
- Сэр! Где тут можно горло промочить? - Помахал вор с улицы, окликнув старика, однако тот не удостоил его ответом, пренебрежительно хлопнув массивными ставнями окон, заставляя гостя начать бурчать себе под нос. - И тебе хорошего дня, добрый человек. Даром что возле дома божьего живешь, добрый христианин.
Лис огляделся по сторонам, пытаясь разобрать эмоции на лице подельницы. Вокруг ни души, только ветер, сырость и шум неспокойного моря, единственный нарушавший гробовую тишину пустых улочек. Похоже, найти Флетчера будет сложнее, чем вор предполагал.
- Думаю, нет смысла стучаться в каждую дверь, чтобы спросить дорогу. - Вздохнул вор, потянувшись за портсигаром с папиросами в кармане, поднимая взор к черным тучам на закатном небе. - Но должны же где-то рыбаки пить и травить байки, как думаете? Пойдемте искать дальше, пока шторм не начался. Гостей здесь не привечают, не найдем места, чтобы укрыться от дождя дотемна - промокнем до нитки. Надеюсь, к тому моменту хотя бы в церкви будет открыто, если здесь вообще бога боятся.
Вор закурил, вежливо кивнув даме, тем самым молчаливо спросив разрешения подымить. Впрочем, было уже поздно, а потому, когда от папиросы поднялся легкий сизый дым, вор ставил Эмилию перед фактом. Благо, в такой сырости запах тлевшего табака едва ли ощущался, а то и вовсе не давал легким начать гнить изнутри.

Отредактировано Connor Williams (27 июля, 2017г. 18:51:52)

- Жалко, право слово, - Согласился вор, закрывая папиросу ладонью от капель дождя. - Табак-то хороший.
Дорога между приземистыми домами в тишине вывела двоих к мрачному одноэтажному зданию с покосившейся крышей, которое на первый взгляд трудно было принять за обитаемое. Тяжелые, закрытые в преддверии бури ставни на окнах походили на прибитые для защиты от любопытствующих доски, однако качавшаяся со скрипом на ветру обшарпанная вывеска и вытертый след от провисшей двери на истоптанном крыльце говорили о том, что сюда часто захаживали. Вор присмотрелся к вывеске, пытаясь разобрать название или, как это бывало в давние времена, цветную фигурку с каким-нибудь созданием, по которой и именовали подобные заведения. Но тщетно. Попытка осведомиться о том, куда двое пришли, оказалась безуспешной, зато внутри постройки явно горел свет, хоть и не было слышно никакого шума, характерного для питейного заведения. Тишина, и только. Так же странно, как услышать гам свадебных гуляний на кладбище.
- Придется напроситься в гости. После Вас. - Взявшись за ручку незакрытой двери, потянул ту на себя вор, галантно пропуская даму вперед, но тут же одумался, потому как это могло быть и опасно. - Нет, лучше держитесь позади.
Внутри, как и предполагалось, оказалось пусто и тесно. Пара масляных фонарей, давно не заправлявшихся, давала совсем немного света. Несколько грубых столов и стульев, стоявших почти впритык друг к другу, не были заняты, равно как и обшарпанная стойка, за которой выпивал, должно быть, еще сам адмирал Нельсон, до того как лишиться глаза. Несмотря на общую запущенность заведения, здесь было довольно чисто, хотя в воздухе и витал запах тлена и сырости, от которого в Марш Бэй не было никакого спасения.
Пожилого человека, дремавшего на табурете в тени за стойкой, сложив руки на груди и прислонившись к стене, Коннор приметил не сразу. Не поднимаясь с места, потревоженный хозяин заведения, разбуженный скрипом половиц, молча наблюдал за гостями, широко раскрыв только один глаз, потому как второй, по-видимому, не счел достойным уделить внимание посетителям, очнувшись ото сна. Было в незнакомце нечто настораживающее, даже отталкивающее. Замершая фигура и редкие движения - медленные и неохотные - явно не располагали к дружеской беседе, а взгляд одного глаза казался столь пристальным, что непременно просверлил бы в Конноре или Эмилии дыру, а то и не одну. На чужаков не принято смотреть, сияя от радости, тем более в таком захолустье, но даже это чересчур.
- Закрыты мы, уходите. - Буркнул хозяин, ерзая на массивном табурете. - Как это по-вашему, по-городскому? Посетителей не обслуживаем, вот.
- Постойте, добрый человек. - Подошел ближе к стойке вор, держась уверенно, крепче зажимая папиросу в зубах. - Как это закрыты, если дверь не заперта, а на часах даже девяти нет? Здесь же отбою от посетителей быть в такой час не должно.
- А вот так, закрыты. - Повторил мужчина. - Закончилось все.
Коннор огляделся, ничем не выказывая стойкого недоверия к собеседнику, чувствовал однако, что то же ощущает и незнакомец. Тот чуть приоткрыл второй глаз, старательно приглядываясь сперва к лицу вора, покрытому поблекшими оспинами, потом к Эмилии и ее темным волосам. Коннор понял, что незнакомец не может похвастаться хорошим зрением: один глаз подслеповат, второй едва приоткрывался. А вот и он, местный адмирал Нельсон, такой же древний. Но воровская наблюдательность на этом не заканчивалась. На занавешенной, до самого потолка полке позади хозяина явно стояли бутылки - их очертания проглядывали через тонкую материю. А то, что стекло бутылок становилось темнее книзу, явно говорило о том, что те никак не пустые, а наполовину или треть полные. Да и с чего бы копить пустую тару? Сами же емкости, принимая во внимание общую запущенность местечка, вряд ли могли оказаться ревностно охраняемой коллекцией изысканных вин с лучших виноградников Сицилии, а вот дешевым пойлом - вполне.
- Вот досада. - Вздохнул вор, упираясь ладонями в стойку, и обернулся к спутнице через плечо в ожидании подтверждения его слов. - А то мы с дороги совсем устали, так ведь?
По крыше и ставням начали тарабанить капли дождя размером, должно быть, в пенни, а завывавший ветер снаружи усиливался. Гром вдалеке возвещал о начавшемся шторме. По крайней мере двоим доведется переждать его в помещении. Или нет?
- Ничем не могу помочь. - Хозяин лишь развел руками, поскорее спеша отделаться от двоих, несмотря на бушевавшую за окном бурю.
- Думаю, можете. - Проявлял вор настойчивость. - Видите ли, мы ищем кое-кого. Он не местный, а к Вам, как я вижу, нечасто заходят чужие, значит, его визит не мог остаться незамеченным.
Адмирал Нельсон то и дело переводил взгляд с мужчины на женщину.
- Я с чужими не якшаюсь. - Ответил наконец хозяин заведения, медленно поднимаясь с табурета. - Это вам к святому отцу нужно. Только он у нас с ними разговаривает. Мимо него никакой чужак не пройдет.
- Что ж, и на том благодарю. - Ухмыльнулся вор, медленно проводя пальцем по истертой стойке.
- Церковь на площади, ее отовсюду видно. Идти недалеко, дождь покуда не слишком сильный. Успеете дойти, если поторопитесь.
Вор поднял недобрый взгляд на желавшего поскорее избавиться от нежданных посетителей мужчину.
- Послушай, добрый человек, - Начал старый лис, решив более не прикидываться чересчур уж дружелюбным, когда и в грошь не ставят, выпроваживая за дверь в такую непогоду, что даже хозяин собаку из дому не выгонит. Похоже, что бога здесь действительно не боялись, а святой отец справлялся со своими прямыми обязанностями наставления паствы на путь истинный из рук вон плохо, - Не хочешь нас обслуживать - не нужно. Мы проделали долгий путь и едва не остались на улице в шторм. Я-то ладно, сдюжу как-нибудь, но неужели ты выставишь за порог даму?
Нельсон зыркнул исподлобья единственным широко распахнутым глазом на Эмилию, потом перевел взор на Коннора. Этот взгляд отдавал чем-то нездоровым, отчего очень не понравился старому лису, сжавшему руки за стойкой в кулаки. Да что это с ним?
- Дочь ваша? - Поинтересовался незнакомец.
Застигнутый врасплох Коннор не сразу нашелся с ответом. Только сейчас он понял, что из-за разницы в возрасте со стороны их дуэт действительно выглядит так, будто двое были семьей. Их и без того встретили донельзя холодно, а правда о том, что ни в каких родственных отношениях Коннор и Эмилия не состояли, навела бы еще больше шороху на это донельзя консервативное, если не застрявшее в средневековье, местечко. Пошли бы самые грязные слухи, а подельникам и без них уже приходилось тяжко в поисках. Можно, однако, вовсе прикинуться мужем и женой - годившиеся в дочери своим мужьям жены никогда не смущали старый свет, но это уж чересчур всего после пары дней знакомства. Коннор немногословный вор, человек дела, а не легкий на подьем аферист с актерским талантом, а потому ему будет крайне непросто вжиться в замысловатую роль мужа, хотя бы и самого черствого на свете. Потому, взвесив все за и против, лис нашел только один выход из положения.
- Да. - Подтвердил он догадку незнакомца, незаметно подмигивая "дочери". - Переждем бурю и пойдем дальше.
С этими словами вор спокойно сел за ближайший столик, подвинув стул и Эмилии. Такая вольность вызвала явное неудовольствие Нельсона, впрочем, виду тот старался не подавать, вернувшись на табурет. Посидел так недолго, будто выжидал чего-то, следя за посетителями. Наконец, убедившись, что те так и будут молчаливо пережидать бурю, не выдержал и ушел в подсобное помещение, оставив дочь с курившим отцом наедине. Последний не спешил заговорить, а потому, боясь, что одноглазый может подслушивать, вынул из кармана записную книжку с карандашом и принялся писать размашистым мужским почерком, которому не ведомо чистописание, зато при должной сноровке его можно использовать для создания шифров.
"Надеюсь, Вас это устраивает. Так мы вызовем меньше подозрения, насколько это вообще возможно в нашем положении. Я все продумал: мы ищем Вашего сбежавшего жениха. За кого бы в действительности ни выдавал себя художник, бежав из Лондона, местным (а в особенности здешнему преподобному, кем бы он ни был) будет проще поверить в то, что он водил их за нос, а в действительности якобы скрывался от разгневанного отца семейства - от меня. Для пущей убедительности не будет лишним придумать и причину, по которой ваш "жених" сбежал, а "отец" рассержен настолько, что сам пустился в поиски вместе с "дочерью". Есть какие-то идеи? Донельзя правдоподобным - и комар носа не подточит - мне показался вариант с беременностью, но в случае крайней необходимости я не смогу беспардонно озвучивать его другим, не спросив Вашего на то разрешения. Что Вы об этом думаете?
И вот еще что, пока не забыл: Вы прихватили с собой что-нибудь для самозащиты? Острая шпилька для волос или расческа? Дерринджер? Догадываюсь, Вы подошли к вопросу со всей ответственностью, но мне не повредит знать об этом заранее. С божьей помощью, нам не понадобятся ни легенда, ни оружие, однако лучше перестраховаться".
И, как можно тише оторвав исписанный лист, подвинул записку вместе с карандашом подельнице.
В тот же момент где-то вдалеке принялись выть и заливаться лаем бродячие собаки. Или же это кто-то из местных оказался настолько жесток, что выгнал бедных четвероногих под проливной дождь. Повидавшись с Нельсоном, Коннор охотнее поверил бы в последнее.

Отредактировано Connor Williams (28 июля, 2017г. 19:07:50)

Что ж, разобрались хотя бы с этим. Пока хоть сколь-нибудь существенными успехами в поисках похвастаться было нельзя, зато появилась правдоподобная легенда, не встретившая неодобрения Эмилии. Теперь она - дочь вора, которого дети - чужие или свои - никогда прежде не интересовали, хоть это и не помешало ему наплодить по свету потомства, словно бродячему коту, каким он, по сути, и был.
Взять хотя бы племя индейцев на крайнем севере Америки, в котором Коннор прожил больше года. Умиравшего с голода старателя дикари встретили не костяным копьем в живот, как он опасался, но теплом очага и пищей. Мудрость же пришлого белого человека и не помышлявшего о том, чтобы остаться надолго, нашла неожиданную поддержку у вождя. Чужак хотел уйти весной, но был вознагражден женами: семью самыми красивыми девушками племени. Как раз по количеству дней в неделе, которым новый сосед, среди прочего, обучил индейцев, а чтобы тем проще было запомнить, каждая жена вдобавок к имени, данному при появлении на свет, носила теперь прозвище по дню недели, какой ей отводился на ложе белого мужа. Впрочем, Белому Лису - как он сам себя прозвал на индейский манер -  это не мешало рушить привычный христианам ход недели, мешая несколько дней в один, а воскресенье объявляя через день. Со временем вигвам соблазненного остаться пришлого начал ломиться от даров соплеменников и стал даже больше, чем у вождя. Индейцы ходили к Белому Лису за советами, справедливостью и благословением. Его уважали, сознавая, что рано или поздно тот займет место старого вождя, ибо белый поведал многое, чего застрявший в каменном веке народ, во главе со старым вождем переживавший тяжкие времена до появления чужака, попросту не знал, и знать не мог. В тот год у вора было все, и он ни в чем не нуждался. Многие были бы рады оказаться на его месте, однако такая жизнь с ее причудами чужда любому, кто вырос на городских улицах, а не под открытым небом снежного севера. Сколь не был красив зимний лес под северным сиянием, сколь не было заманчивым тепло женского лона - первого ли, или седьмого - зов большого мира становился тем сильнее, чем дольше мужчина оставался среди дикарей. И вот однажды взял свое. Вскоре после того как Уильямс ушел, у семи индианок родились метисы, носившие, по местным повериям, частичку мудрости отца - Белого Лиса, и их ждала великая судьба. В том Коннор сомневался и убедиться в своей правоте уже больше никогда не сможет.
Сейчас на руках у него имелось дело поважнее индейского гарема из ночных мужских фантазий, и он спешил избавиться от одного из свидетельств, способных все в одночасье разрушить, стоит только сунуть нос, кому не следует. Докурив папиросу, прежде чем бросить в не зажженный камин тлевший окурок, вор поджег им засаленный огарок свечки, стоявший в подсвечнике на столе. Едва фитиль занялся ленивым язычком пламени, Коннор подпалил записку и, почти сгоревшую, отправил вслед за окурком. Никаких следов, даже Нельсон из подсобки не видел. Этот тип, к слову, вору очень не нравился.
- Ничего, вот дождь закончится и дойдем до преподобного. Человек божий людям в беде не откажет. - Подыграл старый лис, правдоподобно вздыхая от усталости.
Так и сделали. Летняя гроза закончилась довольно быстро: на карманных часах вора было без четверти десять, когда он, встав из-за стола, открыл перед "дочерью" покосившуюся входную дверь. Нельсон так и не вышел их проводить, лишь только бросил двоим вслед пару косых взглядов единственного глаза.
Солнце уже село, и если б не уличные фонари, то воры вышли бы в кромешную темноту. На улице стало прохладнее, но прошедший ливень не принес свежести. Напротив, сырость только усилилась, да и вдобавок под ногами незваных гостей появились лужи едва ли не в ширину и без того тесных улочек. Миниатюрные озера то и дело нужно было обходить, а в особенно труднопроходимых местах Коннор галантно подавал даме руку.
- Осторожнее. - Предостерег он Эмилию, крепче сжав ее ладонь, когда женщина поскользнулась на мокром камне.
Тем не менее, дорога вывела их обратно на площадь к церкви. Мало в каких еще стоявших поблизости постройках горел свет. Все это время где-то на болотах неподалеку лаяли бродячие собаки.
Кому принадлежала эта церковь? С ходу вор сказать не мог. Обстановка, представшая перед глазами подельников, удручала. Хорошо хоть, что двери оказались открыты: в какой церкви они вообще закрываются? И все же, Коннор терялся в догадках, какая конфессия ведет здесь службу. Протестанты? Пуритане? Баптисты? Католики? Последние бы точно побрезговали таким скудным убранством: дюжина грубых длинных скамей, древние холодные стены из камня, едва ли дававшие помещению прогреться, мутные окна под самым сводом, скрипучие пыльные половицы и накрытый простым сукном старый алтарь, за которым даже не было распятия, совсем как на колокольне. Горят всего несколько свечей - и на том спасибо, да вот только гнетущую атмосферу это никак не развеивает. Хоть сколь-нибудь выделялась на общем фоне украшенная большая шкатулка под крепким замком, величаво стоявшая на алтаре, неведомым образом затесавшаяся в скудную обстановку. Должно быть, это для мощей святых, какие в средние века не были здесь редкостью, подумал вор. Шкатулка призывно поблескивала серебром с гравировкой и замысловатыми резными узорами, так и маня старого лиса. Но тот сдержался, он бы никогда не стал красть у бога, пускай бы и в таком забытом всевышнем месте.
- Святой отец? Есть кто-нибудь? - Негромко позвал Коннор, озираясь по сторонам в безлюдной церкви.
Таким грешникам как он путь в подобные места был заказан, и от этого вор чувствовал себя донельзя неуютно. Пожалуй, прежде всего на него давила тяжелая атмосфера этого древнего места.
- Иду, - Донесся вскоре откуда-то из кельи в дальнем углу мужской голос, и через мгновение на ее пороге показался невысокий пожилой мужчина, пристально смотревший на страждущих. - Кому понадобилась помощь божья в столь поздний час?
- Нам. Просим прощения за поздний визит. Я Арнольд Браун, а это моя дочь Элизабет. - Представил "отец" и себя, и спутницу, кивнув преподобному в знак уважения. - Нам сказали, что уж если не Господь, то Вы точно сможете помочь.
Походя ближе, священник, щурясь, долго присматривался к гостям, а в особенности к Эмилии. Казалось, тусклый свет нескольких свечей режет ему глаза.
- Что ж, ничего страшного. - Проговорил преподобный, похоже, он был здесь одним из немногих, не проявлявших явной враждебности к чужакам. -  И чем же может вам помочь раб Божий отец Томас?
- Видите ли, мы с моей дочерью кое-кого ищем. Зовут его Флетчер, но он мог назваться и другим именем...
- Да, здесь был такой. Гости у нас бывают нечасто, поэтому я хорошо его помню. Но то было пару недель назад, и он в скорости ушел. - Тут же ответил священник, не давая старому лису закончить, и задал встречный вопрос, желая получить столь же незамедлительный ответ. - А зачем он вам так нужен? Далеко же от Лондона вы за ним пошли.
Коннор встретился взглядом с Эмилией, все еще не будучи до конца уверенным, что она действительно готова разыгрывать грандиозный семейный спектакль, оказавшись лицом к лицу со зрителем, да не с простым, а со священником, врать которому - страшный грех. Только от нее зависело, что услышит отец Томас, выжидающе смотревший на женщину, и подыграет ли ей Уильямс. Но прежде священнослужитель понял, что мог смутить отца и дочь таким настойчивым вопросом, а потому радушно протянул последней морщинистую руку, покрытую старческими пятнами:
- Быть может, хотите исповедаться, дитя?
Неужели священник все понял так, как нужно подельникам? Тогда это хороший знак, и выдуманная вором легенда работала как нельзя лучше. Еще до озвученных заготовленных ответов на нужный Коннору путь людей в их суждениях наталкивали простые человеческие предрассудки: ханжество и чрезмерная склонность морализировать, очерняя других в попытках обелить себя. Занятно, он бы и сам с превеликим удовольствием послушал исповедь своей "дочери". Грязи у вора и убийцы за душой хватало, как и крови на руках, но воровка-аферистка и проститутка к святости была ничуть не ближе него. Быть может, среди прочего, именно этим она его и интриговала? Как знать, но два сапога - пара.
Что же до самого Коннора, то, ожидая ответа Эмилии отцу Томасу, он поймал себя на мысли, что его так и тянет заглянуть в серебряную шкатулку на алтаре. Он бы понял воровской интерес к самой шкатулке, потому как то была видная вещица, бросавшаяся в глаза своей диковинной дороговизной, но с чего бы ему вдруг стали интересны засохшие старческие кости многовековой давности? В душе Коннор не был ни капли религиозен. Что тут сказать, не сложилось у него с верой в спасение и царство небесное, когда на жизненном пути по грешной земле встречалось столько испытаний и лишений.

Ловко придумано. Пока его "дочь" исповедовалась в нефе, Коннор присел на скамью в первом ряду перед алтарем. Атмосфера старой церкви, сложенной еще веке в седьмом, была давящей. После кораблекрушения и галлюцинаций, вызванных перенесенным стрессом, он замечал, что ему тем тяжелее находиться в каком-нибудь месте, чем оно было старше. Его воспаленное воображение в таких случаях разыгрывалось сильнее всего, подсознательно списывая все на какую-нибудь пресловутую энергетику, накапливавшуюся веками, и ныне способствовавшую новым видениям. Благо, повода для опасений увидеть нечто из ряда вон покуда не было, но это едва ли успокаивало. Напротив, Коннор ощущал себя, словно на иголках.
Серебряная шкатулка на алтаре не давала ему покоя, заставляя смотреть неотрывно. Лис никак не мог себе это объяснить, ведь тяга не была похожа на желание умыкнуть диковинку, да и подобное желание не могло возникнуть у того, кто принципиально отказывался красть у бога. Мастерски сработанная вещь была на вид тоже родом из далекого средневековья, как и церковь ее хранившая, только стоила шкатулка, пожалуй, дороже всего города вместе взятого. Воистину странно, как подлинные ценности попадают в такие захолустья.
- Мощи святого Альфреда. - Произнес отец Томас, присаживаясь на грубой скамье подле Коннора. - Желаете прикоснуться?
- Нет, спасибо. - Вежливо отказался вор, отводя взор от шкатулки.
Он никогда не верил в чудодейственность бренных останков несчастного, которого вместо того, чтобы придать земле, как подобает, по кусочкам уложили в диковинную коробку и давали всем потрогать. Определенно, Альфреду стоило при жизни делать добрые дела, чтобы верные последователи не давали покоя и после смерти. Да и где гарантии, что мощи святого не сгниют от одного-единственного прикосновения грешника? Чего доброго, отец Томас прогонит, и тогда плакали поиски Флетчера. Нет уж, пусть лучше лежат там, где лежат.
- Ваша дочь нашла в себе силы поведать мне о вашем несчастье. - Вздохнул священник с сочувственной миной на испещренном морщинами лице.
- Она у меня умница, вся в покойную матушку. Вы говорили, что Флетчер был здесь. Знаете где его искать? - Перешел Коннор сразу к делу, не желая затягивать спектакль дольше нужного.
- Не берите грех на душу, сын мой. Я чувствую, Вы гневаетесь.
- Ребенку нужен отец, падре! - Не выдержал вор, чуть повысив голос для правдоподобия, а затем успокоился, переходя на шепот, чтобы дочь не услышала. - Все, чего я хочу - вправить щенку мозги, чтобы он взял на себя ответственность за то, что сделал. Если понадобится, я его из-под земли достану. Пусть пеняет на себя, если честь моей дочери останется  поруганной: насильников вешают наравне с убийцами!
- Что ж, понимаю. Думаю, на Вашем месте я вел бы себя так же. - Призадумался священник, ерзая на скамье, внимательно приглядываясь при этом к мирянину. - Но для меня закон божий выше земного, и поэтому я не могу никому позволить загубить душу, пускай и грешную. Пообещайте, что приведете его сюда, и мы вдвоем убедим его жениться на Вашей дочери. Я же их и обвенчаю, если захотите.
Всего одно простое обещание, которое и держать после смысла нет. Коннор с Эмилией легко отделались, а потому он мог дать слово священнику. Да только много ли стоит слово вора? Тем более способного лгать священнику.
- Обещаю. - Выдержав напряженную паузу, произнес лис как будто бы с тяжелым сердцем.
- Хвала Господу! Назвавшийся Дейвом Флетчером мужчина пробыл у нас совсем недолго, а потом ушел. Почему - не знаю. - Наконец перешел к самому главному отец Томас. Зато Коннор, не пробыв в чудесном Марш Бэй и пары часов,  кажется, догадывался, почему художник дал деру. - Отправился на болота, живет теперь там, говорят, где-то неподалеку от древних языческих камней. Скверное место это старое святилище, я Вам скажу. Да и сами болота не лучше.
Уж никак не сквернее рыбацкой гавани.
- Как нам туда добраться? Может туда отвести кто-нибудь из старожилов?
- Не думаю, сын мой. Там опасно, мы туда не ходим. Я бы и Вам не советовал, но вижу, что Вам очень важно призвать грешника к ответу. - Забегали глаза пожилого мужчины, прежде чем тот продолжил. - Болота есть болота, гиблое место, да еще и туман с пути сбивает. Пропал там полгода назад старый рыбак, да с тех пор уж никто и близко к топям не подходил. Слышали собачий лай снаружи? Бродячие псы где-то там весной поселились, никакой управы на них нет. Иной раз ночью так осмелеют, что сворой в гавань забегут. Задрали гадкие создания насмерть пару наших стариков, упокой Господь их души. - Священник перекрестился. - Когда темно, все теперь по домам сидят.
По крайней мере это отчасти объясняло, почему Марш Бэй походил на город-призрак.
- Но Дейв же как-то смог уйти на болота, да еще и один. - Верно заметил вор, изо всех сил пытаясь не смотреть на серебряную шкатулку на алтаре.
- В былые времена, когда здесь еще жили молодые, а топи не разрослись - давно это было -  проторили влюбленные к старому святилищу тропу. Мостки с тех пор остались, правда, ими уже давно никто кроме Флетчера не ходил, да и зачем? Не думаю, что Дейв ушел далеко от камней, коль скоро есть у него хоть немного здравого ума. Хотя... - седой священник осекся.
- Что, святой отец?
- Странным он мне показался, вот и все. Должно быть, места не находил, находясь в бегах от своего греха. - Казалось, недобро сверкнул глазами старик в церковном полумраке.
Коннор, выдумавший весь фарс с беременностью дочери Элизабет, нисколько не удивился странности Флетчера со слов падре. Талантливый художник, человек искусства, и без сидящего на хвосте разъяренного папаши должен быть как минимум не от мира сего, чтобы творить шедевры. А где уж там мастеру сохранять здравый рассудок, когда приходится променять Лондон на эдакую дыру? Коннору от нее и самому становилось не по себе. Решено, утром вместе с Эмилией он попробует выйти на болота, соблюдая как можно большую осторожность. Если повезет, старые мостки еще не рассохлись окончательно.
- Пожалуй. - Неизбежно согласился вор. - Где мы можем остановиться на ночь?
- У старой Бет пансион на западной окраине. - Почесал седую голову отец Томас. - Она чудная, но вас пустит, только скажите, что это я вас к ней отправил. И не наткнитесь по дороге на бродячих псов, если только заслышите лай неподалеку - поворачивайте обратно, я вас впущу.
- Что ж, - Поднялся с места вор, протягивая руку священнику. - Благодарю за помощь.
- Будьте осторожны. - Обменялись мужчины рукопожатием. - И хранит вас Господь на вашем пути.
Коннор так и порывался сказать, что Господь здесь совершенно ни при чем, а то и вообще последний желающий принимать участие в этой авантюре. Подозвав Эмилию, лис уже было собирался уходить, как вдруг опомнился.
- Скажите, падре, - Обернулся он на полпути к выходу, указывая за алтарь, за которым было пусто. - А где у Вас распятие?
- Отсырело, сын мой. Плотник взялся тесать новое. - Быстро нашелся с ответом старик, даже чересчур, что слегка насторожило Коннора.
Однако сам ответ его вполне устроил, потому как звучал убедительно: в Марш Бэй любое дерево отсыреет.
Провожая посетителей взглядом, священник особенно пристально смотрел вслед "дочери" Коннора. Вместе с подельницей вор вышел на улицу и направился на запад, вслушиваясь в отдаленный лай собак на болотах.
Запущенный двухэтажный пансион старой Бет на самом краю гавани, стоявший едва ли не на подтопленном лугу, был даже древнее, чем его хозяйка. Ею оказалась, как Коннор и ожидал, особа донельзя неприветливая, если не сказать мерзкая: пугающего вида старуха с мутными подслеповатыми глазами на выкате, мясистыми губами и вытянутыми ушами. Глядя на нее не возникало сомнений, почему пансион располагался на самом краю, а в нем давным-давно никто не останавливался. Впрочем, дело было не только в отталкивающей внешности владелицы. Пансион, как и город, переживал далеко не лучшие времена последнюю четверть века: никто здесь не задерживался надолго, а потому и не снимал комнату на ночь. Выпучив глаза на неожиданных гостей, уже начавшая впадать в старческий маразм Бет не сразу сообразила, чего двое от нее хотят. Не помогало делу и то, что Коннору приходилось говорить, повышая голос, - старуха была глуха. К счастью, звон монет, как и замолвленное об отце Томасе слово, оказались достаточно громким для ее слуха и сделали свое дело. Бет вручила вору большой ржавый ключ от комнаты на втором этаже, оказавшейся единственной свободной. Остальные за ненадобностью уже давно превратились в кладовые для всякого хлама, какого, однако, в донельзя тесном пансионе находилось с избытком и в других немногочисленных помещениях: ступить негде.
Отперев дверь, Коннор впустил Эмилию первой, как того требует этикет. Однако он быстро пожалел об этом, едва увидев убранство помещения, в котором им предстояло дождаться утра. Душная комната оказалась ужасно маленькой - двое с трудом разойдутся. Сюда едва вместились грузный дубовый шкаф, покосившийся настенный умывальник, выцветшая прикроватная тумба и массивная железная кровать. Пол скрипел, темно-зеленые старые обои на стенах кое-где отслаивались от сырости, а по углам, где не хозяйничали пауки, красовалась плесень - крыша протекала и у пансиона, а не только у его хозяйки. На подоконнике немытого оконца, выходившего на затопленный, объятый туманом луг с рощицей низких деревьев, еще в прошлом столетии засох какой-то цветок в горшке. Над разгадкой того, какой именно, пристало биться лучшим археологам Лондона. Облупившуюся картину, на которой было изображено поле ржи на закате, тоже объяла паутина, отчего пейзаж выглядел зловеще. О грязи под ногами и пыли повсюду говорить не приходилось. Хорошо хоть Бет снабдила гостей невесть откуда взявшимися сложенными чистыми простынями, но Коннор все равно не горел желанием спать на них.
- Прелестно, черт возьми. - Выругался вор себе под нос, а потом вспомнил о присутствии дамы. - Простите. По сравнению с этим, мой угол на чердаке дешевого борделя - Букенгемский дворец.
Находиться здесь хотелось еще меньше, чем в церкви, но что поделать, не ночевать же на улице. Вдобавок ко всему, на двери не обнаружилось задвижки. Имелся замок, но вор чувствовал себя куда в большей безопасности, когда дверь могла быть открыта только изнутри, и только им. Закрыв за Эмилией, пришлось заложить открывавшуюся наружу дверь подвернувшейся под руку шваброй, стоявшей без дела уже, судя по обстановке, очень давно. Когда вор сооружал импровизированную баррикаду, он заметил, что старуха, стоя на лестнице, неотрывно следит за ним. Спрятаться от пристального взора выпученных глаз удалось только за дверью, но вор все равно не услышал спасительного удалявшегося звука шаркающих шагов. Если маразматичка удумала провести на лестнице всю ночь, сверля глазами запертую дверь - ее воля.
Лис открыл окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха - болотная сырость по сравнению с духотой и застарелым запахом рухляди казалась спасительной. Только теперь, сев на правый край жесткой и скрипучей кровати, вор осознал, что ее придется волей-неволей делить с Эмилией. Неожиданный удар не только по остаткам их достоинства, но и по легенде. Похоже, Уильямсу придется провести ночь на ногах, иначе бы это попахивало уже не только отсутствием элементарного такта, но и инцестом. Однако, глядя на старуху Бет и припоминая Нельсона, можно было предположить, что такое в Марш Бэй некогда было в порядке вещей.
Вор помолчал какое-то время, раздумывая.
- Браво, мисс, - Обращаясь к Эмилии, наконец негромко произнес он, чтобы глухая хозяйка пансиона наверняка их не услышала, даже если задумала подслушивать. - Вы прирожденная актриса, право слово. Неудивительно, что Вам легко дается Ваше ремесло. Не будь я инициатором этой затеи, то тоже бы охотно поверил. Местные, как мы только что убедились, дружелюбием не отличаются, но на себя мы, кажется, не навлекли чрезмерного подозрения - если не считать старухи - и даже кое-что узнали.
Коннор встал, проходясь по комнате, отчего та наполнилась жалобным скрипом половиц.
- Пойдете утром со мной, или предпочтете остаться здесь?
Уильямсу бы показался такой вопрос риторическим: уж лучше дикие топи, чем дикие местные.

Отредактировано Connor Williams (2 августа, 2017г. 19:36:41)

Он подсел чуть ближе, внимательно ее выслушивая. Коннор не мог не разделять опасений Эмилии, в самом деле оторванная от большой земли гавань, лишившись молодежи, погрязла во мраке невежества и запустения. Неудивительно, что местные стали такими. Кто знает, что у них на уме? Вместе с тем логика подсказывала, что повода для существенных опасений нет. Во-первых, чем им может угрожать кучка каких-то сумасбродных стариков? Во-вторых, Коннор прекрасно помнил слова Эмилии о ее якобы даре предвидения, но относился к ним скептически, а потому легко мог списать все ее предчувствия на разыгравшееся в гнетущей обстановке женское воображение. Пожалуй, самое время припомнить поговорку про соринку в чужом глазу и бревно в собственном, когда сам вор однажды неудачно выбросился из окна в попытке избавиться от галлюцинаций раз и навсегда. По крайней мере теперь, в те редкие разы, когда они навещали его вновь, ему хватало смелости не идти у них на поводу.
- Не буду утверждать, что Вы не правы. Место скверное, но думаю, нечего опасаться, мы же не собирались здесь задерживаться надолго. - Подумав немного, ответил вор, следя ненавязчивым взглядом за Эмилией. - Раз мы здесь, то я уже достиг точки невозврата, а потому не могу себе позволить вернуться в Лондон с пустыми руками.
Ему нужно было это ограбление, большое дело старого лиса, его воровской opus magnum спустя многие годы прозябания. Причина крылась отнюдь не в деньгах, и не в желании потешить свое самолюбие, от которого остались жалкие крохи. Терять нечего, но зачем же доказывать самому себе, что ты всего лишь вор, и этого не изменить, утверждая, что вся жизнь - карточная партия, череда случайностей, в которой властны слепой случай и фортуна? Докажи он обратное, и стало бы понятно, что скрываться от самого себя бесполезно: так и в судьбу поверить недолго. Посмотрите на него, он бежал из Лондона, его четверть века мотало по Атлантике и Америке, а на пути встречали все новые и новые испытания. Он прошел воду, песок и снег, но почему-то был здесь, в Лондоне, и снова крал. Круг неизбежно замыкался, а Коннор, прежде готовый биться в исступлении, доказывая, что он нечто большее, нежели простой вор, ублюдок и шлюхин сын, неожиданно для самого себя оставлял амбиции позади, покорно следуя необъяснимой и непреодолимой тяге к прошлому.
Глядя на то, как Эмилия, встав у окна, в лунном свете принялась расчесывать пышные черные волосы, ниспадавшие на плечи, вор прилег на край жесткой кровати. Было в этом зрелище нечто умиротворявшее, способное успокаивать даже в такой тяжелой обстановке.
- Юной мисс еще не поздно уйти, ни во что не ввязываясь. Можем утром найти лодку, кто-нибудь из рыбаков отправится с уловом в город. - Не в силах отвести взгляд задумчиво произнес вор.
Необычная женщина эта Эмилия. Неотрывно наблюдая за ней, даже старый лис, давно разочаровавшийся в людях и разучившийся удивляться миру, был вынужден это признать. А если она не ошибается, и все впрямь куда серьезнее, чем кажется на первый взгляд?
- Через пару лет после войны, - вслух придавался воспоминаниям вор, любуясь женским силуэтом на фоне яркой луны, - попал я однажды в похожее место. Только вместо сырости - духота ужасная, и сапоги не мокрые, а полные песка. Дело было где-то между Аризоной и Техасом, да и специально тот городок не найдешь, если искать возьмешься, только по счастливой случайности набрести можно. Шел я по следу одного джентльмена: садист, убийца и насильник - полный набор, смею сказать. Джаспер Маккой его звали, как сейчас помню. Была у него своя банда, но федеральные власти перебили в стычке большую часть головорезов, а Джасперу удалось бежать, с тех пор добро на его отлов дали всем неравнодушным, а уж от них отбою не было. Ну да не в этом суть, привел эдакий джентльмен меня в безымянный городок где-то посреди пустыни, едва ли не такой же запущенный, как Марш Бэй, только на манер дикого запада. Как я ни расспрашивал местных о мерзавце - молчат. Вместе с тем понимаю, что из городка Маккой не выходил: следов никаких, а песок любого выдаст. Значит, прячется. И что думаете? Оказалось, все местные - маккоевы родственнички, а Джаспер к себе домой явился, думал, что только там в безопасности будет. Маккои уже давно там жили обособленно, и каждый кому-то из них приходится то братом, то, сватом, то свекром и шурином. Как только поняли, что я за их пропащим негодяем явился, сразу всполошились: кто за вилы, кто за ружья. Даже женщины...
Продолжения Эмилия так и не услышала. Вора баюкало зрелище того, как женщина расчесывалась, и он мирно задремал. Он многого не поведал о том случае, но и не ставил целью рассказывать больше нужного. Коннор хорошо помнил тот вечер, но сейчас вслух не припомнил троюродной сестры Джаспера, у которой хватило духа не испугаться брата-головореза и выдать его охотнику за головами, надеясь, что тот поможет ей бежать из дыры, из-под гнета орды полоумных родственников. Не припомнил он, как брат хладнокровно застрелил сестру, а перед родней разыграл драму, пытаясь повесить преступление на Коннора. Не вспомнил он о и том, какая завязалась перестрелка, и как охотнику за головами удалось выйти из нее победителем лишь хитростью: поджигая дома деревенщин, и выкуривая их из укрытий, чтобы хладнокровно расстрелять из засады. Городок полыхал на закате и выгорел дотла к рассвету, когда охотник за головами с раненым, но еще живым Джаспером Маккоем, которого на привязи волокла по песку лошадь, ушел к федеральным властям. Старательно же лис отделывался лишь от одного навязчивого воспоминания: он хотел передать Джаспера в руки правосудия не потому, что тот должен был ответить по закону за все, что натворил, и не из желания отомстить за его троюродную сестру - в своем благородстве Ульямс забыл даже, как ее звали. Не убил ублюдка Коннор только потому, что за живого давали на четверть сотни долларов больше, чем за мертвого.
Этой ночью ему вернулись сны, и, уснув, он видел то, что уже однажды было.
В предрассветном июльском мареве где-то на склоне у леса трудно отличить своих от чужих. Молодой Коннор бежал со всех ног, он знал, здесь не станут разбирать сторон в попытках отличить серый от синего. Оказался внизу, у траншей - ты южанин, поднялся и маячишь между деревьями - ты янки. В любом случае - огонь на поражение. Коннор несся, не останавливаясь. Конфедератку, подхваченную с головы встречным ветром, он потерял еще на полпути к своим, но свистевшие пули не давали за ней вернуться. Тяжесть винчестера в руках задерживала, но бросить никак нельзя.
- Уильямс, вставай за Гатлинг, чертов англичанин! - Донесся до него решительный приказ лейтенанта, стоило только Коннору оказаться в относительной безопасности окопов, заготовленных в надежде остановить наступление противника, - Где тебя носит, хреновы янки вот-вот принесут чай в постель!
Затишье перед боем - самая страшная тишина, какую только можно вообразить, ибо ожидание смерти страшнее самой смерти. Вцепившись в укрытый в траншее пулемет на треноге, Коннор затаился в напряжении: вот сейчас начнется, уже в любую секунду, вот-вот северяне пойдут. Руки потеют на холодной стали, предательски соскальзывая со свинцовой мясорубки. Сержант Уильямс хорошо помнил тот день и тот момент, когда вражеская атака началась, но сон обволок его густой патокой, испытывая на прочность томительным ожиданием. Атака все никак не начиналась, на склоне среди деревьев не было и следа синих мундиров. Сновидение было искажением реальности, и, значит, могло вертеть прошлое, как заблагорассудится. Все было не так! Ему показалось, что между деревьев промелькнула раздетая по пояс женская фигура в черной юбке, и тут же исчезла. Не было там на склоне в тот день никакой бабы: пойди прочь, кем бы ты ни была, сумасшедшая, тут убивают! Или это сходил с ума он? Отчего мертвенно-тихий пригорок, изрытый траншеями, друг наполнился диким карканьем множества ворон. Сперва ведь должны были быть выстрелы, стае еще нечем здесь пировать!
Именно рокового выстрела Коннор и не услышал. Живот пронзила резкая нестерпимая боль, от которой не хватило сил даже на крик. Лис опустил взгляд вниз, пытаясь зажать свежую пулевую рану. Алая кровь заливала серую форму южанина, тот рухнул на землю, теряя сознание от шока. Он медленно умирал.
Стоит кошмарам достичь апогея, и они отпускают людей, заставляя их просыпаться. Это был не тот случай. Очнулся Коннор, лежа на животе, как и прежде, когда рухнул словно подкошенный. Сколько он пролежал? Стоял трескучий мороз, рукавицы мужчины, тщетно пытавшегося встать, разгребали сыпучий снег, похожий на белый песок. Как же холодно, как же он слаб. Живот все так же сводило от боли, но, опустив взгляд, и увидев, что на припорошенной снегом меховой парке нет и следа крови, Коннор понял, отчего его разрывало изнутри. Чудовищный голод. Так хочет есть толькео тот, кто не видел еды уже пару недель. Еды. Кто-нибудь, пожалуйста. Никого нет на сотни миль вокруг, а он слишком слаб, чтобы позвать на помощь. Да и кто бы услышал его сдавленное мычание в этой снежной пустоши?
И тогда он пополз, как полз уже несколько дней, потому что собственные ноги не могли его удержать. Когда же хотелось пить, он набирал пригоршню снега в рот и топил его, чтобы колючая снежная крупа не раздражала и без того болевший желудок. Но вода, утоляя жажду, лишь усиливала чувство голода, продлевая адские мучения. Он полз на единственный звук, разносившийся по долине - на гвалт стаи воронов, которого в реальности никогда не было. Он хорошо помнил тишину, нарушаемую только порывами завывавшего зимнего ветра. Это он сам завидел кровавый след на снегу, не было никаких воронов, не они вывели его к изодранной оленьей туше!
Та оказалась окоченевшей, промерзшей насквозь. Падаль могла насытить голодающего хоть немного, но на таком морозе стала твердой, как камень, а он был чертовски слаб, чтобы отрезать своим ножом хоть кусочек, не говоря уже о том, чтобы рвать изглоданную волками тушу пальцами. В отчаянии он готов был разрыдаться: какая глупая смерть. Не хватало сил даже на слезы.
Так его, слабого, бредившего, и нашла осторожно приблизившаяся женщина в меховых шкурах, с костяным луком в руках. Тяжелый капюшон скрывал ее лицо, но сквозь сон Коннор понимал: это она, одна из его будущих индейских жен. Он спасен. Когда же женщина подошла к нему, и, приседая, опустила капюшон, он не узнал ее. Не считая ухмылявшегося рта, у нее вовсе не было лица. Вместо него лишь циферблат больших часов, отчаянно спешивших опередить привычный ход времени.
Вор проснулся в холодном поту и обнаружил себя в тесной комнатушке старого пансиона, погруженной во мрак летней ночи, если не считать яркой луны за окном. Эмилия спала на своей половине кровати. До рассвета оставалось несколько часов, поэтому нужно было действовать.
Поднявшись, вор нащупал в кармане записную книжку с карандашом. Не зажигая света, он расположился на подоконнике, покуда луна еще светила. Пока детали не ускользнули от него, лис должен нарисовать ту, что видел во сне в третий раз за всю свою жизнь.

Так, понемногу, штрих за штрихом появлялся новый рисунок. В ночной тишине Коннор на бумаге выводил затупившимся - неплохо бы заточить - карандашом ухмылку женского лица: такого же неземного, как и выражение едкой, всевластной усмешки, отпечатавшейся на нем. Он рисовал не сверху вниз, как привык изображать людей, но снизу вверх, потому что никакого лица по сути и не было. Вот губы и аккуратный кончик носа, но остальное - пустота. Тут вор, прервавшись на мгновение, как можно сильнее напряг память, слившуюся воедино с воспаленным воображением, чтобы ни одна, даже самая пустяковая мелочь не ускользнула от него, и спустя пару секунд карандаш вновь забегал по желтоватому листку записной книжки. Вместо лика у женщины циферблат, вделанный в какую-то изукрашенную стену, похожую на башенную. Цифры часов римские, вычурные, а стрелки - тонкие и острые. С каждым новым штрихом к странному рисунку добавлялось все больше мелких деталей, отчего полумифическая часовщица из сна едва ли не оживала на пожелтевшей странице.
Он не заметил, как разбудил Эмилию. Когда же та проснулась, вор едва ли оторвался от своего занятия, продолжая корпеть над рисунком. Только украдкой обернулся, когда подельница заговорила и, видя, что луна за окном постепенно сходит на нет с ночного неба, зажег свет стоявшего подле себя масляного фонаря, чиркнув спичкой о подоконник. Теперь, когда Эмилия бодрствовала, разбудить ее было уже можно не опасаться, а вот рисунок стоило закончить поскорее - лис тотчас вернулся к карандашу и бумаге.
- Вы и понятия не имеете, о чем говорите. - Сказал вор отрешенно, как будто слова Эмилии его никак не касались.
Наверняка он бормотал во сне, оттуда дама и прознала о шкатулке. Странно, прежде за ним такого не водилось. А что, если провидица не врет, и у нее действительно дар? Да нет уж, все это небылицы, всему на свете есть рациональное объяснение. Даже тому, как Эмилия откуда-то узнала имя Сюзанны и то, как закончился ее жизненный путь.
Раздраженный вор резко хлопнул записной книжкой, не давая приблизившейся Эмилии и возможности взглянуть на завершенные плоды его ночных трудов: ну это уж ни в какие ворота! Что она себе позволяет?! Хваленый дар провидицы это, или всего лишь его лепет сквозь сон, с него довольно. Нельзя копаться в чужих воспоминаниях без спроса.
- Ни слова о ней больше. - Обернувшись, произнес вор куда резче, чем того хотел, а его глаза, уставившиеся на подельницу, светились так, словно мужчину застигли врасплох, и теперь он должен был защищаться от нападок.
Однако он сдержался, и конфликта удалось избежать, тем более что Эмилия не стала заходить дальше, меняя тему разговора. Впрочем, говорила по большей части лишь она одна, а вор слушал, мотая на ус, не в силах найтись с ответом. Какое ему дело до судьбы, когда вся жизнь - случайности? Никакими гадальными картами их не предугадаешь. Ах, если бы все было так просто, но, поскольку даме так угодно, то отказать Коннор не мог. Когда та развернула перед ним веер из колоды причудливых карт таро и предложила вытянуть одну, вор не стал раздумывать дважды, молча указав на первую, за которую уцепился наметанный глаз. То всего лишь карты, ни больше, ни меньше.
- Судьба? Не думаю. С таким же успехом, - Наконец заговорил мужчина, нашаривая в кармане жилетки свою колоду карт - теперь уже игральных, - Тянуть можно и из этих, а толкование всегда найдется. Как ни крути, жизнь полна случайностей, а потому больше похожа не на красивые картинки, где все так однозначно (плохо или хорошо), но на случайные комбинации, каких никому не предугадать: редкие козыри, всего четыре туза и два шута, чуть больше королей и дам, но куча бесполезной мелочевки. И победитель только один, сколько бы не село играть. Подумайте сами, почему на свете нет ни одной действующей беспроигрышной схемы? Всегда есть шансы остаться в проиграшвих, тут даже математика бессильна, а в ней все строго однозначно: плюс, минус, и случайностям нет места. Но в жизни все работает не так, и обуздать их не может даже наука. Сыграем? - Вдруг предложил вор, умело тасуя карты отточенными, достойными фокусника движениями ловких рук. - На горькую историю из жизни, если уж на то пошло. Бридж, покер, вист - могу во что угодно, желание дамы - закон. Не бойтесь, карты не крапленые. Обещаю не жульничать и не поддаваться: мало таких соперников, с которыми хочется честной игры, смею заметить.
Карты - стихия Коннора. Знавшие свое дело руки сами принялись раскладывать слегка истрепанную колоду на старом подоконнике, готовя партию.
- Дамы начинают. - Раздав на двоих, улыбнулся краем рта вор, взяв свою руку с подоконника. Глаза забегали по цифрам, мастям и рисункам, не выдавая сопернице никаких эмоций, как и положено заядлому картежнику. - Так что говорят гадания? Что там вытянул старый лис?

Отредактировано Connor Williams (5 августа, 2017г. 16:56:09)

Коннор, не жульничая, выиграл карточную партию, но не испытывал особенной радости. И тем меньше становилось поводов для нее, чем дальше Эмилия продвигалась в своем повествовании. Действительно, горькая история, как и сама жизнь. Рассказ был исчерпывающим, и вор порывался задать только один вопрос: куда смотрели родители? Однако это было бы бестактно, да и ответ напрашивался сам собой. Безотцовщина, в которой никто не воспитывал, даже если и был кто-то, в чьи прямые обязанности это входило.
Своего отца рожденный вне брака Коннор вовсе не знал. Вместе с тем считал, что любой отец лучше, чем полное его отсутствие. Каждый на что-то сгодится, даже последний пьяница. Шанс, что тот одумается, призрачный, но даже такой лучше, чем никакой вовсе. В крайнем случае, перед глазами ребенка всегда будет стоять яркий пример того, в кого не стоит превращаться: в человека, умирающего с бутылкой в руке, и даже на смертном одре озадаченного не фактом собственной кончины и сопутствующими мыслями, а тем, что руки вдруг не слушаются, и из бутылки на пол капает бесценная "живительная" жидкость. Вот ведь святотатство. Но даже с папашей такого толка неокрепшему детскому разуму проще понять правду нелегкой жизни и мира, который в юные годы строго белый и черный. Однако у Коннора не было отца, а мать всецело отдавалась круглосуточному раздвиганию ног и несмыканию рта за гроши, а потому ее нежеланному сыну приходилось вникать во все самому, пропадая на улице. Лет до двенадцати тот вообще считал, что воровство - нечто само собой разумеющееся, когда живешь вот так, и недоумевал, почему тебя секут, стоит только попасться на краже съестного с рынка. Но это только до поры, потому что совершеннолетних за кражу чего-то посущественнее корки хлеба уже сажают за решетку. Благо, даже если изменить ты ничего не в силах, до тех пор есть несколько лет, чтобы разобраться и не попадаться. А право что-то менять к лучшему дано единицам.
- Я не отношу себя к публике, которой доставляют удовольствие чужие страдания. - Вздохнул старый лис, откладывая карты в сторону. - Замечали когда-нибудь, какие люди богобоязненные и смиренные, зато на казнях народу всегда больше, чем на любой мессе? Вот то-то и оно.
Конечно, что может быть прекраснее зрелища чужих мучений: чем дольше и изощреннее, тем лучше. Уже давно наступил просвещенный век, а люди недалеко ушли от своих античных предков. Дай потомкам только волю, будут на гладиаторские бои ходить и рабство вернут. Популярные в Лондоне подпольные тотализаторы и гражданская война в Штатах - лишнее тому подтверждение.
- Неужели все так плохо, что придется тянуть второй раз. - Вернулся Коннор к насущной теме гадания, тоскливо улыбнувшись. - Это разве честно? Или не хочется меня расстраивать неотвратимостью тяжелой судьбы? Не бойтесь, я не очень верю в предсказания, да и гаданий мне не нужно, чтобы не ждать хорошего от будущего. Давайте сделаем вот как: я вытяну карту во второй раз, а Вы скажете мне, каковы оба результата. Идет?
И приготовился тянуть вновь, поднеся руку к вееру карт таро на уровне глаз. На сей раз лис не спешил с выбором, тщательно вглядываясь в одинаковые замысловатые узоры на рубашках, будто бы в надежде сквозь них разглядеть рисунки лицевых сторон. Коннор мог поиграть в эту игру. Судьба, говорите? Ну тогда с ней надо быть поосторожнее, и нельзя как в покере вытянуть с легкой руки, что придется. Счастливый билет таким образом приходит редко.
- Лжец. - Отозвались тихим шепотом листвы ивы затопленного луга, чуть качавшиеся на ветру.
Наконец он решился, игнорируя донесшееся до тонкого воровского слуха слово. Ему просто показалось, с кем не бывает?
Указав на одну из причудливых карт в середине веера, старый лис не сразу почуял, как из левой ноздри медленно пошла теплая кровь, а в ушах едва слышно зазвенело.
- Дьявол! - Выругался вор, испачкав пальцы в алой жидкости, и полез в карман жилетки за платком, чтобы приложить к носу.  Вот она, первая кровь в Марш Бэй, но последняя ли? - Прошу прощения, эта сырость кого угодно в могилу сведет. Так что там с картами?
Словно в подтверждение его слов на затихших болотах всполошившиеся вороны подняли галдеж как перед бурей, хотя ночное небо оставалось ясным и не предвещало непогоды.

- Я в порядке, это всего лишь кровь. - Отмахнулся вор, кивнув в сторону гадальной колоды таро. - А это всего лишь карты. Час и впрямь поздний, ложитесь лучше спать.
И был таков. Кельтские богини, висельники - чем ближе перед его лицом мельтешили фактами, подробностями и совпадениями. тем сильнее он от них закрывался. Казалось, еще немного, и вскоре он будет считать не только галлюцинациями свои видения после крушения в Атлантике, но и дурным сном вполне реальную попытку самоубийства. Насколько сильным должен быть человек, чтобы отрицать то, что прямо у него перед носом? Вор уже не мог вспомнить, кто сказал это ему. Хотя скорее не сильным, но упрямым. Поверить же просто так - слишком легко для человека таких убеждений и принципов. Коннор - простой вор, тщетные попытки это опровергнуть он оставил в прошлом и уже давно не претендовал на большее, нежели имел на руках или до чего мог ими дотянуться, кому бы это ни принадлежало.
День намечался ясный. Уильямс едва ли спал в оставшиеся несколько часов, невольно прокручивая в голове слова подельницы, поэтому, глядя в окно, мог отчетливо видеть, как мрак ночи вместе с густым туманом постепенно рассеивается мягким летним светом солнца. С рассветом дикие псы на болотах неподалеку прекратили заливаться лаем, смолк и вороний концерт на деревьях. Намечалось самое обычное утро в захолустном Марш Бэй, где время словно остановилось. Утро, которое даже можно было бы романтизировать, если бы не одно но. Все жильцы куда-то исчезли.
Первым тревожным звоночком стала старая Бет. Хозяйку пансиона Коннор не мог найти, сколько ни ходил по обветшавшему зданию. Тогда ее отсутствие еще можно было списать на возраст хозяйки и причуды поведения старых людей, привыкших подниматься спозаранку без весомой на то причины. В простонародье это называют старческим маразмом.
- Старуха куда-то подевалась. - Оповестил Коннор Эмилию поутру, запирая за ней дверь в комнату, когда пришло время уходить, а потом не без усмешки добавил, - Завтрака ждать не приходится. Оставим ключ на стойке внизу, красть тут все равно нечего. Я проверил.
Теперь же, направившись в центр гавани, у них едва ли получалось списывать отсутствие людей на улицах на странное стечение обстоятельств. Марш Бэй и вчера накануне шторма казался вымершим, но теперь же складывалось ощущение, что здесь вовсе никто никогда не жил, а дома вокруг церкви возникли сами по себе. Ни галдежа воронья, ни чаек, ни собачьего лая - тишина. Только легкий шелест растительности на прибрежном ветру. Яркий солнечный свет никак не делал гнетущую обстановку радужнее, напротив, подчеркивал полное отсутствие людей, которые должны бы быть здесь. В рыбацком городке можно предположить, что все его немногочисленные жители поутру отправились удить рыбу, вот только лодки, как видел Коннор издалека, громоздились у причала, вынесенные после шторма хозяевами обратно на берег из своих укрытий.
- Ну и дела. - Осматриваясь по сторонам покачал головой Коннор, стоя на пустой длинной улице, ведшей мимо берега прямо к церковной площади. - Сегодня воскресенье, неужто все старики на службу ушли?
Это бы многое объяснило, почему в противном случае на улицах нет хоть какого-то движения, а прилавки на небольшом рынке возле пирса напротив площади - пусты. Никакого улова, никто не ходил в море и, судя по всему, не собирался. Как же ему отправить Эмилию обратно? Минувшей ночью она, вроде бы, сомневалась в целесообразности этого мероприятия с поисками сбежавшего художника. Или нет? Как бы то ни было, обоим не мешало бы подкрепиться, ибо день предстоял долгий. Желая отыскать хоть кого-нибудь, Коннор дошел до церкви.
- Отец Томас! - Громко позвал вор, дотягиваясь до ручки старинных дверей. - Закрыто. Никакой службы, кто бы сомневался.
Оповестив Эмилию, лис недолго стучал в дом божий в попытках призвать преподобного, но тщетно. Вор мог бы попытаться вскрыть непрочный замок на старинных дверях, но не хотел навлечь на себя и спутницу неприятности. Задумавшись, мужчина нырнул в карман куртки, вынул папиросу и закурил, пренебрегая разрешением дамы.
- Заглянем к одноглазому. - Придумал вдруг он, медленно затянувшись табаком. - Если у него так же пусто, как и в округе, думаю, там хотя бы должна быть какая-то еда.
Двоим не пришлось идти далеко и долго, дорогу они уже знали. Однако на сей раз в питейном заведении их не встретил даже неприветливый хозяин. Больше всего насторожило вора то, что входная дверь была открыта, однако в подобных местах двери запираются редко, тем более когда все в округе знают другу друга, и нет ничего ценного, что кто-нибудь мог бы украсть.
- Сэр? - Впустив Эмилию следом за собой в пустое помещение безымянного тесного трактирчика, позвал вор Нельсона.
В ответ тишина. В лучах пробивавшегося сквозь тяжелые ставни солнечного света сверкала пыль, где-то на чердаке едва слышно скреблись мыши. Неужели вору придется шариться без спроса в этой дыре в поисках съестного, как во времена, когда он был совсем еще сопливым пацаном? Он думал, что те дни уже бесповоротно миновали.
- Лучше не придумаешь. - Вздохнул вор, оборачиваясь к Эмилии, как вдруг замер на месте, вслушиваясь. - Слышите? Какой-то глухой стук снизу.
Матерый вор, делом жизни которого было старательно вслушиваться в щелчки и постукивания сложных механизмов замков, опустил глаза вниз, пытаясь всмотреться сквозь щели между обшарпанными половицами. Хоть в погребе и стояла темнота, Коннор был уверен, что в подвале кто-то словно стучит по камню, однако слышал звук он один. Мужчина обошел стойку, попутно заглянув в пустую подсобку, где на пустых полках и в помине не было никакой еды, и заметил проступавшие в углу под половиком очертания люка, явно ведшего в погреб. Интересно, чем это таким там занят старина Нельсон? Неужто раскопал золотую жилу в эдакой дыре, и все разом устремились ему на помощь? Лис сомневался, что золотая лихорадка могла добраться сюда.
- Будьте добры, подайте мне огарок свечки со стола. - Попросил вор подельницу, поднимая за обшарпанной стойкой длинный коврик, скрывавший под собой массивный круглый люк с ручкой-кольцом. - Не найдем хозяина, так может у него там какие соленья есть или рыба. Красть не будем, оставим деньги так же, как оставили старой Бет ее ключ. Я спущусь вниз, а вы подождите-ка тут.
И, приняв подсвечник из чужих рук, поджег фитиль свечи тлевшей папиросой, после чего напоследок бросил один-единственный взгляд на спутницу, прежде чем отворяемый вором тяжелый люк жалобно заскрипел, открыв невысокий спуск в темноту и душную сырость. Стук снизу стал казаться вору отчетливее. Приставная лестница зашаталась, едва ноги Коннора опустились на нее.