Андре Бертран (Andrе Bertran)
О персонаже |
1. Полные имя и фамилия персонажа, возраст, раса
[indent] Андре Бертран, 35 лет, человек
2. Род деятельности
[indent] Главный акционер родовой мануфактуры «Сен-Гобен», по совместительству представитель Французского астрономического общества, с недавних пор в Лондоне.
3. Внешность
[indent] Аристократический образ сложно подделать имитациями, и все же, не обладая благородной кровью, Андре можно отнести к высшему сословию с легкостью за счет его внешних данных и достаточно успешного следования моде. Потомок богатых промышленников получил от предков не только наследие в виде предприятия с зарубежными филиалами, но и тонкие, почти что острые черты лица формы «сердце». У него не доходящие до плеч вьющиеся темно-русые волосы, высокий и широкий лоб, глубоко посаженные большие голубые глаза, тонкий прямой разрез губ, прямой нос и, при общей худощавости, прекрасно заметные скулы.
[indent] Его внешний вид достаточно притягательный хотя бы по той причине, что Андре не позволяет себе неопрятность или вычурность. Он всегда предстает в качественных дорогих нарядах, и, обладая ростом в метр восемьдесят восемь сантиметров с выраженной талией, может себе позволить пощеголять в светском обществе элегантными фасонами, удовлетворяющими потребности его деловых или не очень встреч. Цветовая гамма для него способ со вкусом слиться с толпой, но, если выдастся случай, он с удовольствием сменит темные, как он называет, «в тон погоде» безрадостные тона в одежде на светлые.
[indent] Based on Tom Hiddleston
4. Способности и навыки
[indent] Андре прекрасно владеет, помимо родного французского языка, благородным английским, пускай и с акцентом, и с удовольствием подбирает интересные фразеологизмы и словечки из изучаемых им далеких и чужих культур, хотя в речи их практически не применяет.
[indent] Обучен с отличием юридическим наукам в Парижском университете.
[indent] В качестве культурного развития и для того, чтоб не было скучно в компании на мероприятиях, изучил, помимо полонеза, такие танцы как франсез и лансье.
[indent] В силу необходимости из-за достаточно опасных обстоятельств, с которыми сталкивался как дома во Франции, так и в своих путешествиях по миру, вполне хорошо владеет ружьем и револьвером Лефоше (последнее нередко берет с собой, если есть риск оказаться в неприятностях с угрозой для жизни). Не сказать, что убьет с одного выстрела, но беспардонно промахиваться по мишени в целом за десять лет разучился, поэтому имеет пару шансов постоять за себя, за друга, за неожиданного неудачника незнакомца, ну и потом приложить прикладом, потому что без боя точно не сдастся. В рукопашном сражении откровенно не мастер, но за счет природного проворства может доставить проблемы просто скрутить себя в первую очередь. Бегает от души быстро.
[indent] Обладает уникальным навыком втираться в доверие, просто потому что умеет всматриваться в чужую душу своими ясными как небо глазами, а свою при этом искусственно маскировать и прятать так, чтобы не было понятно его истинных намерений. Проще говоря, самую малость лицемер, чем пользуется с охотой ради своих высоких целей.
[indent] Умеет ездить верхом и никогда никуда не опаздывает, что тоже считает за особую способность.
5. Общее описание
Души людей, как в зеркалах,
отражаются друг в друге.
[indent] Он родился в тот же год, когда на руинах Второй Республики возникла Вторая Империя. Франция переживала очередную кровавую волну, режимы жили и умирали за несколько месяцев, и к моменту своего появления на свет Андре Бертран уже был объяснимо вовлечен в дела народные и государственные по одной лишь той причине, что был наследником всех дел своего отца, монархиста и убежденного сторонника правых сил Фабриса Бертрана, владельца мануфактуры в Париже на земле, что с недавних пор носит имя Дефенс.
[indent] Войны внутренние и внешние несомненно влияли на всю экономику беспокойной, бурлящей как море в шторм Франции, но благодаря поддержке от Императора предприятие Бертранов держалось не просто наплаву, а выше прочих, прекрасным фрегатом, которому и опасный ветер не помеха. Пока империя занималась военными кампаниями в Австрии, Италии и Индокитае, Бертраны обеспечивали дома аристократов и прочих, самоутвердившихся богатеев, эксклюзивными стекольными изделиями и зеркалами.
[indent] Имперское покровительство обернуло некогда Королевский Зеркально-Стекольный завод, а позже компанию под красивым именем «Сен-Гобен» в монополию, с переменным успехом сражающуюся с итальянскими мануфактурами за право считаться самой лучшей в Европе.
[indent] Иными словами, Андре был обеспечен еще задолго до того, как родился, и потому с юных лет был окружен аристократической роскошью, заслуженной с императорской благодарностью, но без кровного на нее притязания. Бертраны происходили из народа, хотя не считались буржуа и интеллигенцией, жаждущей перемен и свободы. Зеркала были дорогим удовольствием, как и стекло – сложным произведением особого ремесла, в котором даже маленькому Андре мерещилось немного чуда.
[indent] Их клиенты всегда были дворянского происхождения, да и Бертраны стремились к их образу и подобию, умело пряча неблагородные корни за изгородью дорогого поместья, что разместился вблизи мануфактуры. Одевались они хорошо и красиво, ели прилично и по-настоящему радовались жизни, постоянно приглашая соседей к себе на ужины. Когда за спиной род трудяг и бизнесменов, так или иначе, ощущаешь себя человеком успешным и перспективным, обреченным на благие лета с детства. Андре не был исключением и с широко открытым взглядом на мир воспринимал и себя, и своего отца, и свою любимую матушку Донатин как счастливчиков. Он знал, что все не просто так, что император высоко ценит их труд и вклад в свои военные походы, что когда-то и его прадеды и деды сражались за прекрасную Францию, доказывая свою преданность государству не только стабильными финансовыми влияниями в казну, но и пролитой кровью.
[indent] В какой-то мере восхищаясь войной, будучи к ней непричастным, маленький Андре тоже хотел пойти служить и пылко настаивал за завтраками на его дальнейшем обучении в военной академии, еще не закончив школы. Из аргументов он мог привести разве что общие фразы о чести и долге, которые еще не понимал в должной мере, но услышал от старших и запомнил в деталях.
[indent] Но вдруг спустя пять лет в его жизни появилась маленькая сестренка Эмили, и наивные мечты об армии исчезли в детских забавах двух откровенно неразлучных непосед. На заводе, где дети бывали куда чаще, чем им было положено и разрешала мама, привыкли к задорному смеху Андре и Эмили. Нет, они никогда не вредили рабочему процессу неуместными шалостями, но любили играть в мануфактуре в прятки и всегда с огромным удовольствием расспрашивали рабочих отца об их ежедневной рутине. Оба были заворожены огнями печей и сверканием как будто потусторонних серебряных окон, что открывали зеркальный мир по готовности на производстве.
[indent] Огромные, выше малышей в пять раз, эти зеркала казались Андре и Эмили живыми из-за того, как много могли охватить – в них отражался весь их мир и они сами, и каждое такое зеркало, согласно отцовским объяснениям, было залогом их долгой и счастливой жизни. Зеркалами был украшен и их собственный дом, но самое ценное зеркальце, одно из самых первых, что когда-то было создано на мануфактуре Бертранов, Андре получил от отца, повзрослев достаточно, чтобы оценить такой необычный подарок по достоинству. Обломок более крупного, но переделанное в карманное, зеркальце имело резную серебряную крышку, которую Фабрис полировал из года в год с того дня, когда получил зеркальце в наследство сам уже от своего отца.
[indent] Андре берег это зеркало с искренностью, нередко придумывая для младшей сестренки сказки и небылицы о том, что иногда видел в отражении их будущее – себя и ее, взрослыми, в роскоши, занявшими места отца и матери в делах компании.
[indent] Однако, все изменилось, когда сама земля вдруг разверзлась и пошатнулись фундаменты прежнего мироздания. Андре было немногим больше десяти, когда соседнее государство, дорогой враг и близкий соперник, практически пало жертвой катаклизма. Говорили, что по ту сторону Ла-Манша земля просто исчезла, поглощенная морской пучиной, а отголоски землетрясения докатились волнами и до Франции. Что происходило на самом деле, стало ясно позже, когда контакты между Туманным Альбионом и материком возобновились вновь.
[indent] Они всегда с благоговейным страхом ждали прихода Царства небесного, но открылся проход в царство подземное и мир Андре с Эмили поменялся. Конечно, суеверия и прочие небылицы про ведьм, фей и чудовищ, что обитают в лесах на окраинах Парижа, существовали задолго до обозначенных событий, но теперь страх обрел место проживания и обозначил пугающие темные контуры морских монстров близ побережья.
[indent] Еще интересуясь делами военными, Андре с огромным восхищением слушал рассказы отцовских гостей о том, что патрульный имперский флот, столкнувшись с британским в проливе, прогнал невероятных размеров морскую тварь подальше в океан ценой неимоверных усилий и десятком потерянных жизней, и что после рыбная ловля превратилась для французов Па-де-Кале в оживший кошмар из старых сказаний и легенд древности, в которые мало кто верил по-настоящему.
[indent] Теперь Андре верил, что мир устроен куда сложнее, чем рассказывали в школе, и что он меняется не только из-за войн и смен настроений народных масс, но и в силу более «высоких» причин. Божественное ли вмешательство подкинуло им такие испытания или такова была сама природа вещей, ни от чего не зависящая? Этот вопрос начал терзать молодого Андре, но ответ на него он дать так и не смог.
[indent] Спустя пять лет серьезно заболевает его дорогая матушка, и поговаривали тогда, что сглазил кто-то зловредный красавицу Донатин. Хворь ее была поначалу незаметной – то забудет чье-то имя, то какой был день недели, когда кто приходит в гости. О серьезности недуга пришлось задуматься тогда, когда, будучи не в себе, Донатин просто оставила маленькую Эмили без присмотра в городе во время покупок. Андре был в это время с отцом на заводе, и о пропаже сестренки узнал уже поздно вечером, когда Донатин вдруг с удивлением спросила в ответ на расспросы мужа и сына «Кто такая Эмили?».
[indent] Девочку нашли поздно ночью на том самом месте, где ее и забыла мама. Тогда Андре впервые почувствовал свою ответственность за сестру и с тех пор приглядывал как за ней, так и за больной, отныне и навсегда в сопровождении прислужника, матушкой.
[indent] Когда речь зашла об университетском образовании, юноша сделал, пожалуй, самое взвешенное решение для своих лет, которое, однако, не одобрил отец – Фабрис желал, чтобы его ребенок получил технические научные знания, стал бы еще большим профессионалом, чем он сам, разбирался бы в деталях производства, как никто другой до него в семье Бертран, но Андре решил иначе. Он хотел связать свою жизнь с чем-то большим, с чем-то грандиознее. Он хотел знать законы того мира, по которым они жили, хотел их менять в лучшую сторону.
[indent] А мир менялся семимильными шагами, отношения между людьми и новоприбывшими на грешную землю – тоже, и не было ничего страшнее предвзятости и суеверий, объединенных страхом. Андре видел свое призвание в том, чтобы внести свой вклад в миропорядок, помочь ему удержаться, стать надежнее, стабильнее и справедливее, если уж не для себя, так для сестры, хрупкое душевное состояние которой с момента несчастного случая могла пошатнуть любая печальная новость или несправедливость, свершившаяся где бы то ни было на свете.
[indent] Более того, к своим восемнадцати годам, будучи одним из самых молодых акционеров мануфактуры «Сен-Гобен», Андре прекрасно осознавал новую стадию развития его семейного бизнеса. Слияние с конкурентами, новые филиалы в Европе – все эти аспекты требовали как минимум осознания и способности вникать в те регуляторные особенности, с которыми предприятие могло столкнуться уже на чужой земле. Все существовало по каким-то правилам, Андре в это свято верил, и потому решил, что лучше будет ориентироваться в том, как сделать свою компанию защищенной правом, как когда-то покровительством императора, ведь в качестве изделий под их брендом никто не сомневался более ста лет.
[indent] Учеба в Парижском университете давалась ему почти без сложностей. Почти, потому что угасающее желание жить у сестры становилось все отчетливее, и отсутствие Андре рядом сказывалось на ее душевном состоянии все чаще. Эмили была привязана к старшему брату как никто другой, он был ее защитником, сопровождал, помогал, поддерживал, всегда заботился, когда ни родители, ни служанки не могли дать девочке то чувство покоя, которое она когда-то потеряла, будучи потерянной самой в большом и страшном каменном лабиринте.
[indent] Андре искренне боялся, что Эмили умалчивала события той злосчастной ночи, но никогда не расспрашивал сестру о том несчастье, опасаясь, что она замкнется и от него в своем внутреннем мире, а после перестанет контактировать с внешним миром вовсе как их и уже на тот момент покойная матушка.
[indent] Каждое утро Андре брал сестру за руки и целовал в лоб, немного наклоняясь, ведь успел вытянуться и стать молодым вежливым мужчиной, в то время как рост Эмили, будто вторя ее внутренней замкнутости, так и осталась довольно небольшим. Хрупкая как хрусталь, думал он тогда, не представляя, насколько прав. И все же, пускай утренние расставания порой заканчивались сестринскими слезами, Андре уходил на лекции и семинары, посвящая себя кодексам и рассуждая на тему природы человеческих и прочих прав.
[indent] Там, в диспутах такие же юные как у Андре умы пытались найти решения всем текущим и предстоящим проблемам империи, но немногие задавались вопросами о природе самих законов. Андре усматривал в них правила игры, которые где-то уже точно существовали и должны были быть лишь проявлены, осознанны и выписаны для всеобщего обозрения. Как и любая игра, будучи чьим-то замыслом, жизнь уже должна была иметь где-то в неизведанном все свои условия, и им не нужно было их выдумывать самим, а впоследствии страдать от разрушений в силу применения ложных правил.
[indent] Подобные заявления воспринимались его друзьями и профессурой неоднозначно, и в них, вместо интуиции свободного духа, нашли клеймо монархистского консерватизма. Однако, не все считали Бертрана заплутавшим в своих изысканиях юристом. Кое-кто увидел в нем ни много ни мало исследователя.
[indent] Факультет теологии соседствовал с юридическим испокон веков, как в теории, так и чисто территориально, поэтому убеждения Андре стали достоянием преподавателей, казалось бы, совершенно далекого от «земного» контингента, но вызвали там особый, сугубо прикладной интерес, вылившийся в последствии в судьбоносные перемены его жизни…
[indent] Андре стал членом Французского астрономического общества в 1874 году. Это событие было одним из самых главных в его жизни. Он искренне ожидал тайную вечерю, обряды и мантии, но на деле получил лишь письменное уведомление о внесении себя в общество за печатью руководителя и дружеский хлопок профессора теологии Нуари по плечу.
[indent] «И все?» - спросил он тогда с едва скрываемой инфантильной обидой.
[indent] «Нет, все только начинается!», - обещал ему тогда профессор и не обманул.
[indent] Оказавшись в самом что ни есть экспедиторском корпусе Общества, Андре начал свои десятилетние странствия по миру. Он был почти во всех африканских колониях Франции, тайком посетил Египет, а после двинулся на восток, в Индию и Китай, каждый памятный день запечатлевая в письмах для сестры, чтобы Эмили не чувствовал себя брошенной и родным старшим братом.
[indent] Он предлагал поехать вместе с ним, но, пускай сама Эмили была хрупка и нездорова, их отцу становилось лишь хуже, ему нужна была заботливая женская рука, поэтому сестра попросила на прощание отсылать ей из поездки кусочки тех чудес, с которыми он столкнется в мире. И Андре присылал ей все, что только мог себе позволить – диковинные фигурки древних языческих богов, украшения, которые бы в светском обществе посчитали бы если не вульгарными, так совершенно безвкусными, шкатулки, гербарии необычных цветов, попавшихся ему вдали от дома, и прочее, прочее, прочее… И, конечно же, истории. О тех событиях, от которых мурашки по коже, о таких, от которых хочется поверить в добро и справедливость, и даже в единственную вечную любовь! О ритуалах, что проводят дикие племена из века в век, чтобы созывать или отгонять злых духов.
[indent] В более детальных красках Андре отсылал свои отчеты в Общество, предлагая в дополнение и экземпляры найденных им оккультных атрибутов. Он бесстрашно рвался туда, куда не ступала нога белого богатого европейца, оказываясь в гостях у шаманов и вёльв, которые то охотно, то не очень, делились с ним секретами прошлого. Порой их рассказы приходилось покупать, порой было достаточно одного лишь доверчивого и искренне любопытного взгляда, результат же всегда превосходил все его ожидания. Андре редко разочаровывался в своих поездках, он насобирал такую знатную груду артефактов, что в конечном счете получил личную благодарность от самого Искателя, что считалось достаточно высоким знаком уважения - на этот раз выдали грамоту. Андре только повздыхал над вензелями и подарил бумагу сестре. Эмили ее, правда, очень трепетно берегла, и каждый раз, когда Андре возвращался домой, он мог заметить бумагу у ее кровати, на полке рядом со всеми своими волшебными сувенирами.
[indent] Несмотря на разлуку, длящуюся то год, то два, Андре видел, как сестра меняется и будто воскресает из мутной пелены, захлестнувшей ее некогда ясный взор. К тому времени Империя вновь пала и возродилась уже другая, вновь республиканская, казалось бы, Франция. Дела компании повзрослевшая Эмили взяла на себя с грацией и на удивление стальной решимостью, исполняя волю брата в его отсутствие, да и свою проявляя с женской роковой беспощадностью, за что стала зваться как среди рабочих, так и среди коллег промышленников «Серебряной Ведьмой». Что же касалось личного, сокровенного, почти что детского - истории Бертрана дарили Эмили добрые надежды, светлые фантазии, сказки и легенды, которых ей стало так не хватать, когда они выросли и перестали изучать семейную библиотеку вдвоем по вечерам. А улыбка сестры была сокровищем дороже любого другого. Андре никогда не делился с ней своими страшными опытами, переживание которых оставил себе в ночных кошмарах. Он всегда был впечатлительным и все помнил в деталях. Но все же, самое главное, он был храбрым, и потому, когда Общество решило изменить характер его работы, Андре успел серьезно возмутиться, расстроиться, припомнить грамоту, как вдруг получил перевод - письменное назначение в дипломатический отдел послом доброй и навязчивой воли... В Лондон.
[indent] В этот раз Андре даже не стал предлагать с ним поехать, но обещал писать при любом удобном случае. Впереди предстояло адски много работы…
Об игроке |
6. Способ связи
[indent] ЛС, все прочие контакты бессмысленны, я сижу на форуме куда чаще, чем в соцсетях.
7. Пробный пост
[indent] Семинар закончился, и Андре в слегка растерянном состоянии переступил порог аудитории, не заметив, как спустя несколько минут по привычке пересек два холла и оказался на выходе у парадной лестницы университета. Будто возвращаясь сознанием в реальность, он то и дело кивал и улыбался на прощание проходящим мимо него друзьям и коллегам, которые уже спешили в разные стороны словно пчелы, вырвавшиеся из улья, по ступенькам Сорбонны, но сам он не мог пошевелиться и сойти с места, прикованный тяжестью своеобразного одиночества.
[indent] Прохладный осенний ветер всколыхнул его пиджак и растрепал уложенные черные локоны, взъерошив будто ребенка, снисходительно, но поучительно, и только тогда Андре как будто проснулся от забвения и вздохнул полной грудью, расстроено и откровенно разочарованно. Зачесав непокорные кудри назад, он нахмурился и осмотрел свою измученную тетрадь для записей и пометок, которыми аргументировал три часа.
[indent] Голубые глаза еще сверкали пророческим пламенем, горло немного побаливало. Ему пришлось воспользоваться всем своим красноречием, чтобы убедить аудиторию в своей правоте, а разум попросту устал. Он почти выиграл диспут, но профессор справедливо присвоил своим спорщикам условную ничью, что в какой-то степени коробило Андре. Он знал, что прав в своих рассуждениях и смог получить вотум доверия от половины своих сокурсников, но доказать свои утверждения пока еще не мог.
[indent] Отсутствие реальных фактов существования «Исходных правил», как он их называл, по которым существует весь мир вокруг них, мучило Андре даже сильнее, чем его завидное упрямство — профессорско-преподавательский состав. Он выдумывал сам себе термины и пытался ими пользоваться в своих монологах, но все чаще его просто осаждали и заставляли вчитываться в имперские кодексы и не высовывать лишний раз своего носа, мол, слишком юн, чтобы так насаждать свое никому не нужное мнение. Напрямую так пока еще никто не говорил, но дело было за малым.
[indent] Андре не смел спорить, что прекрасный свод гражданских норм Наполеона бесполезен, но в глубине души он чувствовал, что это лишь поверхность океана, а саму суть законов еще предстоит узнать.
[indent] Слишком молод, чтобы понимать, слишком самоуверен, чтобы признавать чужой авторитет — не хватало, чтобы его выгнали из университета за дерзость, ведь Андре уже неоднократно сам себя ловил на том, что почти готов на драку с оппонентами, а это точно ни к чему хорошему не приведет, особенно без голубой крови в венах. Уже было поздно менять свое решение об образовании, отец был стар, сестра слаба духом, он же теперь единственный представитель Бертранов в управлении «Сен-Гобен» как акционер, нуждался в ореоле стабильности и постепенно подкрепляющих его статус успехов.
[indent] А вместо этого раздрай и неприятности. Мало кто представлял, насколько порой сложны и неоднозначны те причины, по которым Бертран пропускал свои учебные будни. Конечно, можно было сослаться на бурную молодость, на потребность самореализоваться, на инстинкты, желания и прочее, на деле же Андре старался поспеть везде и всюду — развлечься, поучиться, поухаживать за Эмили и отцом, разобраться с кредиторами, с работниками завода, припугнуть конкурентов.
[indent] После его последнего ночного приключения в пригороде на юге города в местных газетах и по сей день искали виновников неожиданного пожара, погубившего на местной фабрике всю продукцию стекол для окуляров в Парижскую обсерваторию. Дело принципа, ведь нагло перехватывать контракты было чревато, о чем Андре деликатно намекал на встрече двух правлений своим «коллегам» по производству. Право правом, а рыночная конкуренция требует особых жертв ради семейного блага…
[indent] «Демоны, демоны, не иначе!» — твердили местные, поскольку найти виновных не удалось, жаловаться на очевидного виновника произошедшего бессмысленно, если нет доказательств, а вот неожиданная кара от Бога или дьявола за неправедный образ жизни директора консорциума — это само собой разумеющееся.
[indent] Шумно вздохнув через нос, Андре захлопнул тетрадку. Слова в ней сознание едва ли воспринимало, а отголоски диспута и так звучали фоном в голове, поэтому по листам он блуждал абсолютно отрешенным взглядом, пока не понял, что рискует опоздать на обед домой к сестре.
[indent] Решив, что все проблемы на свете обождут, Андре резко перехватил свой шелковый жибюс, ударил по крышке, надел шляпу на голову и уверенным шагом начал спускаться по лестнице, как вдруг его неожиданно окликнул какой-то незнакомец.
[indent] — Месье Бертран!
[indent] Андре остановился и удивленно обернулся к звавшему его человеку. Это был пожилой, упитанный профессор, которого Андре часто видел перед занятиями гуляющим по внутреннему дворику университета в компании других теологов. Андре учтиво улыбнулся, но хмурость с лица так и не ушла, сменив лишь окрас с раздраженного на удивленный.
[indent] — Профессор, — произнес он слегка настороженно. — Прошу простить, я Вашего имени не знаю…
[indent] — Гай-Дениз Нуари! — почти что перебив Андре, ответил пожилой профессор, но с какой-то детской радостью, которая вопреки обстоятельствам на удивление легко предрасположила Андре к неожиданному разговору. Он приподнял шляпу и поклонился, что сделал и профессор, чуть не выронив свои книги из неуклюжих рук.
[indent] — Чем я могу быть вам полезен, профессор? — спросил учтиво Бертран.
[indent] — Сегодня я нечаянно услышал ваш диспут на лекции профессора Серро, — сказал Нуари, жестом пригласив Андре спуститься уже вместе с ним с лестницы. Неторопливым шагом они направились на выход из университетского двора уже рядом.
[indent] — Меня редко интересуют семинары наших коллег юристов, но ваш диспут заставил меня остановиться и вникнуть в суть беседы. Пожалуй, вы ошиблись с местом своего обучения, молодой человек, — заявил с улыбкой Нуари, на что Бертран невольно усмехнулся в голос и с надрывным вздохом огляделся вокруг.
[indent] Парижские улицы были залиты золотым светом, но солнце совсем не грело землю, и Андре оказался в облачке пара собственного дыхания, развеявшегося по ветру как и все его аргументы в диспуте. Вытащив из кармана перчатки, Андре начал аккуратно их надевать, попутно отметив:
[indent] — Мой отец мне говорил тоже самое, но я считаю, что если тебе отказывают в чем-то, ты просто недостаточно хорошо представил свою точку зрения.
[indent] Нуари улыбнулся и закивал, подтянув повыше свою стопку книг.
[indent] К этому моменту Андре уже закончил надевать перчатки.
[indent] — Я могу помочь вам донести их, профессор, если желаете, — уточнил он, глядя на объемные тома, которые профессор куда-то решил вынести из вузовской библиотеки. Роскошь профессорского статуса, не иначе.
[indent] — О, вы очень любезны, месье Бертран, — сказал Нуари и суетливо переложил в руки молодого человека часть своих книжек. — И не могу не согласиться с этим заявлением. Скажите, Андре, вы действительно считаете, что есть силы выше законов физики и природы? На чем основывается ваше желание доказать свою точку зрения? Жажда победы или какое-то рациональное зерно умозаключений?
[indent] Андре оказался обескуражен словами Нуари и немного замедлил темп ходьбы. Задумчивая улыбка на его губах превратилась в удивленную, а голубые глаза вновь взметнулись к лицу собеседника будто с немым вопросом «зачем вы это спрашиваете и почему именно у меня?».
[indent] — Я не могу сказать с уверенностью, что имею твердую почву под ногами для своих убеждений, профессор, но зерно, пускай и небольшое, в теории моей все же имеется. Наша история тому свидетель, и, пускай, определенные события до сих пор вызывают дебаты, сами по себе они уже показатель миропорядка, который не поддается обычным законам. Ни природы, ни человека. Я считаю… бессмысленным то право, в котором не отражены все свободы и правила, но чтобы их составить, необходимо, для начала, хотя бы знать, в какую «игру» играешь… А мы, увы, даже об этом имеем весьма слабое представление.
[indent] Нуари покивал, и ничего не ответил, поэтому они прошли по людной аллее почти в тишине, прерываемой разве что проезжающими мимо каретами и громким детским смехом ребятишек, что игрались с первыми опавшими осенними листьями. Благо еще не было дождя, как не было и особой грязи, но сырость витала в воздухе. Андре вспомнил о доме, об обеде, о том, что его ждали, и потому решил уточнить, что же именно хотел от него Нуари, чтобы перейти от праздных бесед к делу.
[indent] — Профессор, я…
[indent] — Спасибо, что проводили меня, Бертран, я вам премного благодарен, — тут же произнес Нуари, будто и не было перерывов в беседе. Профессор начал забирать свои книги, но когда в руках Андре остался один из самых небольших томов, вдруг перенаправил книжку прямо в руках Андре и прижал ее к его груди, словно требуя забрать себе.
[indent] — Почитайте, вам наверняка понравится. А если это произойдет и вы вдруг почувствуете, что вам необходимо узнать больше, вы точно знаете, где наш факультет.
[indent] Обомлев, Андре открыл было рот, чтобы хоть что-то сказать, возразить, удивиться, но так и не успел этого сделать. Профессор исчез в толпе вместе со своими книжками, а Андре с любопытством раскрыл разворот тома и принялся читать титульный лист.
[indent] Голубые глаза вдруг зацепились за несколько слов и сердце в груди молодого Бертрана как будто споткнулось.
[indent] «…в сотрудничестве с Французским астрономическим сообществом».
[indent] Прошла неделя, книга была прочитала, изучена и разделана на цитаты, которые Бертран усердно переписывал в свою тетрадь. Теперь та полнилась не только правовыми статутами, но и размышлениями ученых о природе бытия и о том, как определенные причинно-следственные связи можно обернуть вспять для приобретения знания о силах, не поддающихся прямому описанию и даже пониманию без должного открытого восприятия действительности.
[indent] Судя по виду Эмили и отца, речи Бертрана стали еще больше нагруженными терминами и потому его перестали понимать дома, будто он уже не разговаривал на родном наречии. Смеясь такому восприятию своего энтузиазма от близких, тем не менее, Бертран начал чувствовать нехватку взаимопонимания и жажду узнать больше, а потому даже профессор Нуари не удивился, когда к нему в кабинет после занятий заявился студент-юрист с горящими голубыми глазами...
Отредактировано Andre Bertran (30 августа, 2019г. 19:04:56)
