Самое темное время перед рассветом. Так говорят. Но люди много чего говорят. И чаще всего... это полнейшая чушь. Для Кристофера самый темный миг этого бесконечного дня был сейчас, когда он вступал в черноту подвала вслед за отцом, закрывая дверь, словно самостоятельно перекрывая себе путь к отступлению, словно добровольно соглашаясь шагнуть в ловушку.
Их сразу же окружает тьма: концентрированная, мерзлая, мертвая. Словно толща воды. Кристофер на миг замирает на пороге, всматривается, как пришедший на незнакомую территорию волк, втягивает воздух носом, пыльный и спертый, как часто бывает в нежилых помещениях, а после заставляет себя сделать шаг.
- Что за… - Уж лучше бы они оставались в темноте. Кристофер не был столь наивен, чтобы тешить себя надеждой, будто они идут в подвал за старыми вещами, что придаваться теплым воспоминаниям. Нет, он знал, что его ведут к одной из отцовских тайн, он ждал увидеть книги, может быть документы, вещи, необходимые для ритуалов, но это…
Дыхание перехватывает, от внезапного вихря эмоций Кристофер спотыкается и резко впечатывается лбом в спину отца, а после также резко отстраняется назад. Его сложно было напугать видом мертвого тела – за всю свою жизнь Кристофер успел перевидеть их немало, и порой они были куда приятнее живых. Хотя бы потому, что мертвецы не говорят. И все, что от них остается, не говорит. Не говорят сморщенная кожа, окоченевшие мышцы, застывшая кровь, мутные зрачки. Они молчат. И Кристофер обычно любил тишину. Но не сейчас. Сейчас она, пожалуй, кричала громче всех.
Что за черт здесь происходит? Зачем все это? Что же ты наделал, папа! – Кристофер неловко оправляет воротник, словно ему тяжело дышать. Пальцы заметно, но мелко дрожат - сдержать это сложнее, чем представлялось, и их сводит, как и посеревшие губы, скорее шепчущие слова, нежели их произносящие.
- Что... — слова застревают в горле острым комом, словно он физически не может выдавить из себя ни звука...
– Что мы здесь делаем? – Что здесь делаю я?
Каждый удар возбужденного сердца громко отдавался в висках. Каждое высказывание Роландом слово било больнее удара стилета. От звона в ушах отцовские слова доносились, словно сквозь толщу воды. Но не вода стояла между отцом и сыном. Между двумя Сантарами такими родными и от того так сильно похожими, огромными темпами возрастала стена из недоверия с одной стороны и вины с другой. В плечо. Услужливо подсказывало подсознание. В случае чего бей в плечо и беги. Ты сильнее, быстрее – преимущества на твоей стороне. Холодная паранойя таиться на самой границе сознания. Но Кристофер запирает тревогу в клетку, где она бьется в судорожных рыданиях, крича, никем неуслышанная. Он, черт возьми, обещал быть на стороне отца и обещал помочь что бы там от него не хотели. А Кристофер Сантар всегда выполняет данное слово – иначе бы оно ничего не стоило.
-Как я могу тебе помочь? Я, если честно, и половины твоих знаков не понимаю, но если… если ты уверен, что это – он кивнул на тело – необходимо, я постараюсь сделать все, что требуется. – Кристоф изо всех сил придает карим глазам оттенок спокойствия и уверенности, но где-то там, в глубине черных зрачков, плещется, сжимающий душу ледяной ужас. Кристофер не хотел, чтобы отец заметил этот страх. Он вообще не хотел, чтобы этот страх существовал. Надо поскорее со всем покончить, разобраться со всеми тайнами, больше не позволив им отравлять жизнь.
- Ты мог хотя бы предупредить. – На губах появляется болезненная, но все же усмешка.
Ваши желания когда-нибудь исполнялись? Люди постоянно жалуются на жизнь, но мечты, желания, они действительно исполняются. Может, не те, что мы на самом деле хотим и, частенько, не в той форме, которой нужно, но это происходит. Ты хотел получить правду, Кристофер Сантар? Так получи ее. Вслушайся в каждое слово отца и впитай в себя все тайны, что до этого хранились под прочным замком. Получи правду, прими ее и живи с этим.
После бури
Сообщений 31 страница 36 из 36
Поделиться318 октября, 2019г. 19:16:59
Поделиться329 октября, 2019г. 21:00:32
Страх свой Кристофер скрыть не сумел – от отца, по крайней мере. Страх проступал сквозь стеклянную неестественную усмешку, сквозь слова, он плескался во взгляде. И было во всем этом что-то от уродливой иронии: никогда, никогда, даже в самые черные дни, ненавидя практически весь мир, Роланд Сантар не хотел, чтобы его боялись собственные дети. Кто угодно, но не они.
И вот, что вышло в итоге.
А как бы поступил он сам? Что сделал бы, приведи его в такое место сэр Чарльз?
Остался бы он? Помог бы?
Искать ответы на эти вопросы почему-то не хотелось. И часть его – выжженная, опустошенная часть – шептала: да что за суета, право слово? К чему всё это – страх, вина, напряжение натянутое как струна? Ну что за лицемерие? Ты сделал это для защиты близких, так? Один служка – за безопасность детей. Что такого? Ты ведь делал это раньше! Делал же, сэр Роланд, вспомни Вихари, вспомни, за что получил орден Звезды Индии, вспомни во что твои приказы превратили не одного, не десяток – тысячи людей. Для защиты – интересов собственных, интересов семьи, интересов короны. И что? Сделало тебя это убийцей? Да нет же, рыцарь-командор. Нет же.
А тут… один лакей.
Забудь. Отвернись. Иди дальше.
Роланд смотрел на мертвеца – казалось, что тот беззвучно хохочет над бывшим хозяином и над разыгравшейся тут сценой.
Забыть?
Он учил каждого из своих детей, что худшая ложь – та, которую придумываешь для себя. Та, в которую веришь, кутаешься, зарываешься. Она – тупик, она – слабость, а слабым себя Роланд Сантар по-прежнему не считал.
Никакие ордена и победы не изменят того, что он делал здесь, в Лондоне. Этого не залатать, не оправдать ни Индией, ни Бомарсундом, ничем вообще. Не стоит и пытаться.
- Наверное. – Граф Бэкингем кивнул, всё еще глядя на мертвеца. – Наверное, мог. Я понимаю, как это выглядит. Теперь понимаю… И не стану искать сейчас оправданий – их просто нет. Человек в здравом уме подобное не оправдает. Что я хочу сказать, – он поднял взгляд и теперь смотрел сыну прямо в глаза, – я не угроза тебе, Кристофер. Несмотря на то, что произошло вчера. Несмотря на то, что видишь сейчас. Я тебе не угроза.
Медленно Роланд повернулся к столу.
- Подойди сюда, будь добр.
Он развернул большой лист бумаги – тот занял почти всю столешницу. Тонкое чернильное кружево складывалось в ритуальный рисунок, практически брат-близнец того, что занимал помещение. Практически.
- Видишь эти символы у лучей? И здесь, на пересечении с кругом? Их надо перенести точь-в-точь. – На стол лег заостренный восковой мел. – Затем я активирую его, и дом будет под защитой. Это как… купол. Защитит нас от любой адской твари.
Брови Роланда слегка дрогнули, в немом и таком знакомом «Вопросы?»
Поделиться3310 октября, 2019г. 15:56:45
Наверное, это что-то, заложенное в человеческой природе – забывать. Не просто уничтожать старые архивы, освобождая место под новые, а бесследно стирать то, что может быть… неприятно. Может травмировать. Организм не дурак и расценивает это как опасность, как то, что нужно или убрать, или изолировать. Жаль, что это работает как то избирательно, что нельзя просто взять – и не помнить. Это бы значительно облегчило жизнь Кристоферу Сантару.
- Я знаю, что ты не угроза, отец. Я в своей жизни провел с тобой достаточно времени, и если ты говоришь, что не совсем осознавал свои действия – что ж, я склонен этому верить. Меня пугаешь не ты, никогда не пугал, слышишь? Но это… - Кристофер не знал как правильно выразить и просто описал в воздухе неопределенный жест.
– То, что с тобой происходит, это действительно жутко. – Он мало чего боялся. И прятал свои страхи под крепкий замок. Но он все же боялся. И самое ироничное, что Кристофер не понимал этого, пока не сталкивался с очередным страхом. Он терпеть не мог об этом говорить, и сейчас признаваться отцу, что его наследник не такой сильный, каким хочет казаться – было физически сложно, но необходимо. Роланд должен знать что именно вызывает у его сына сковывающий сердце ужас.
Кристофер медлит с минуты, а после кивает и подходит к столу, доверчиво становясь рядом с родителем, а после в его в глазах вспыхивает неподдельный интерес. На бумаге это смотрелось не чем то жутким, а напротив – искусной работой, узором из символов, который напоминал тонкую паутину.
- Боюсь представить сколько времени ты на это потратил. – Тихо произнес Кристоф, аккуратно проводя рукой по указанному лучу. Это завораживало, напоминая Сантару почему он вообще был не против, когда отец решил понемногу посвящать старшего сына в некоторые тонкости своего дела. Внезапно проснувшийся интерес заставил Кристофера оторвать взгляд от чертежа и обратиться к отцу.
- Ты говорил, что каждый фрагмент в подобных конструкциях что-то значит, что конкретно должен доделать я? И вот эти символы – Он указал на пару знаков на пересечении с кругом. – По отдельности они кажутся мне знакомыми, но многие, особенно те, что у лучей я вижу впервые. Что именно произойдет, когда мы закончим? Как вообще будет работать этот купол? Ты уже пробовал что-то подобное? – Во взгляде и голосе звучали те самые требовательные нотки, которые звучали еще с детства, когда Кристофер принимался терроризировать отца ради интересующей его информации. «Расскажи почему не тонут такие огромные корабли», «Расскажи о военных компаниях Цезаря», «Расскажи о тонкостях ведения переговоров», «Расскажи о значении оккультных символах и сильных ритуалах»...
Это оказалось сложнее, чем выглядело на первый взгляд. Начав работу удовлетворенный ответами Кристоф и подумать не мог, что незамысловатые действия отнимут у него столько сил. От неудобной позы начинало темнеть в глазах, наложенная с утра повязка сковывала движения, а еще незажившая рана периодически отдавалась приступами боли так, что Кристоферу приходилось прерываться и приходить в себя, сидя на полу недалеко от мертвого тела, прислоняя голову к грязной стене и тяжело дыша.
Благо отец его не торопил, не осуждал за приступы слабости и иногда даже сам замечал, что Кристоферу стоило бы пару минут отдохнуть. Но несмотря на физические неудобства, Сантар погружался в работу с головой, сосредотачивая внимание на чертеже и его репродукции на полу. Работа успокаивала, не пускала в усталую голову лишних мыслей, принося некое удовлетворение от очередной точной линии. Закончив, Кристофер даже немного забывает о недавно пережитом ужасе и почти ждет привычного отцовского разбора: «Вот здесь все было хорошо, а вот тут тебе стоит обратить внимание на вот это». Но услужливая память почти сразу же напоминает, что все это было далеко не в учебных целях и их ждет продолжение.
- Что дальше? – Интересуется он, слегка морщась, наконец вставая на ноги и смотря на Роланда с какой то тоскливой мольбой. Скажи, что это все скоро закончится.
Отредактировано Christopher Santar (10 октября, 2019г. 15:58:21)
Поделиться3411 октября, 2019г. 22:16:14
Это действительно оказалось сложнее, чем выглядело на первый взгляд. Чем выглядело в собственных мыслях и планах.
Кристофер переносил символы так, как выполнял все его поручения – точно, методично, вдумчиво. Хорошо. Очень хорошо. И в то же время Роланд не мог найти в себе привычного одобрения или гордости; всё, что чувствовал он – это вина. Вина, сродни той, которую испытывал накануне, наблюдая, как в церковь тащат связанную Лилиан. Чувство пронизывающее и тонкое, как протянутая под ребрами струна. Реальное и резонирующее, как настоящая физическая боль.
Интересно, если бы кто-то из них упрекнул его – словом, да хоть взглядом, как-то! – было бы ему проще?
Возможно. А может быть, нет.
Легко сыну эта работа не давалась. Роланд же стоял неподвижный и какой-то застывший, словно изваяние. Стоял и наблюдал, как ложатся черта к черте, знак к знаку, символ к символу; наблюдал не потому что не верил, не потому что сомневался, а потому что на самом деле не хотел смотреть. Сильнее всего на свете ему хотелось отойти, отвернуться, или вообще попросить сына остановиться и уходить к себе. А тут… как-то по-другому сложится и решится. Как-то оно будет, как угодно, лишь бы… не так.
Роланд не отворачивался и не просил – единственная дань малодушию, это передышки, которые он давал Кристоферу. А в остальном… стоял, смотрел. И запоминал, хорошо запоминал, чего стоили большие игры его же собственным детям.
Пожалуй, верь граф Бэкингем в силу покаяния, то это было бы оно.
Наконец всё почти закончилось.
- Очень хорошо. – Финальный взгляд, который собрал воедино весь рисунок и Роланд одобряюще кивнул. – Сам не сделал бы лучше. Дальше… дальше я запущу ритуал. Но прежде у меня есть еще одна просьба. Очень важная.
Да, всё почти закончилось – за исключением одного маленького нюанса.
Он отошел к столу, а когда вернулся, то в руке держал продолговатый деревянный футляр. Щелкнула кнопка, приподнялась плоская крышка: на черном вельвете лежал черный же масляно поблескивающий револьвер.
- Возьми. – В голосе не было приказных нот, только спокойная ровная твердость; таким тоном граф Бэкингем доносил до окружающих прописные истины, вещи, с которыми ни один здравомыслящий человек не вздумает спорить. – Он заряжен. Я хочу, чтобы ты всегда носил его с собой. Всегда, Кристофер. И если однажды тебе покажется, что я… не совсем я, что я не контролирую себя, ты должен будешь меня остановить. Не колеблясь. Не сомневаясь. То, что произошло вчера не должно повториться, и я сделаю всё от меня зависящее, чтобы не допустить этого. Но если не хватит сил, если что-то пойдет не так… Ты должен будешь это закончить.
Он протянул сыну оружие с той же будничной спокойной простотой, с которой тысячи раз протягивал стакан виски.
- Пообещай мне.
Поделиться3512 октября, 2019г. 13:47:44
Кристофер знает, что нет никакого «удачного» времени для тех или иных событий, для разговоров и случайно оброненных фраз. Все случалось, случается и будет случаться именно тогда, когда нужно, не раньше и не позже — точно в отведенное время, в правильное время. В единственно для этого возможное.
Он не спешит признаваться себе в том, что боится всего, что может еще сказать ему отец, и что в ответ может сказать он сам. Он знает, что еще пару капель масла в огонь и его накроет, сомкнет в своих объятиях нервозность, заставит его сжимать пальцы в кулаки или, чего доброго, сорваться с места и унестись, как ребенку, в свою комнату. Но Кристофер собирает всю свою волю и остается на месте, лишь плечом прислоняется к стене, понимая, что ему просто необходима опора, словно этот груз, давящий на него, вдруг стал материальным.
Голос Роланда такой спокойный, уверенный, он говорит и говорит, и слова так хорошо и правильно сходят с его губ, что нет ни единой мысли его перебить, что-то вставить, начать чему-то противоречить. Отец озвучивал свою просьбу и протягивал ему револьвер с таким видом, будто это был какой-то пустяк, будто Кристоферу ничего не стоило взять и прямо сейчас решить проблему. Вот только распахнувши глаза и неверяще взирая на отца Кристоф совершенно так не считал.
Он чувствовал, как внутри зарождается злость, чувствовал, что ему словно бы вставили в затылок два острых тонких прута, и медленно проталкивают их внутрь — еще немного, и пройдет насквозь. Как Роланд вообще может с таким спокойным лицом смотреть ему в глаза? Говорить такие вещи? Кристофер не понимал. Не понимал, сдерживая постыдное, но реальное желание пройтись чем-то тяжелым по голове мужчины, хотел разбить эту невозмутимую маску, схватить за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы отец, наконец, перестал нести чушь. Но Роланд, кажется не шутил, он был совершенно серьезен, терпеливо протягивая сыну футляр.
Кристофер с минуты смерял отца холодным взглядом, в котором плескалась нескрываемая злость. С этим же взглядом он молча подошел ближе, беря в руку револьвер.
И также молча ловким движением его разрядил.
Патроны посыпались на пол темной комнаты. Мимо ладони. С характерным звенящим звуком. Они остались лежать под ногами двоих мужчин, словно горсть опавших листьев, а черный револьвер как ни в чем не бывало вернулся в футляр.
- Нет. – Твердый голос разорвал воцарившуюся тишину. - Ты не переложишь на меня эту ответственность, отец. – Кристофер яростно мотнул головой. - Ты сам говорил, что когда у человека есть хоть малейший шанс, что проблема решится сама, он не станет прилагать все усилия для ее устранения. Ты просишь меня взять не только гарантию защиты твоей семьи, но и гарантию, что ты сможешь позволить себе сдаться, отпустить ситуацию, допустить это «если», ведь будешь знать, ошибку всегда сможет решить Кристофер одним спуском курка. – Он обосновывал свой отказ также спокойно и четко, как делал Роланд, несколько минут назад выдвигая свою страшную просьбу.
- Прости, но я этого допустить не могу. Возьми его сам и всегда носи с собой. Я хочу, чтобы ты помнил, что теперь у тебя нет выбора, нет другого выхода кроме того, чтобы не допускать новые приступы, что ты теперь просто не можешь себе позволить никаких «если» и должен сделать все, чтобы решить эту проблему раз и навсегда. И вот в этом, отец, я тебе помогу, обещаю, можешь не сомневаться.
Кристофер раскрывает рот, чтобы добавить что-то еще и поддержать родителя, но вместо слов он вдруг с каким то немым отчаянием хватает воздух, поддается вперед и осторожно заключает Роланда в объятья, тыкаясь лбом в здоровое плечо.
- Мы не позволим твоим врагам скалиться от удовольствия, распуская слухи, что граф Бекингема сошел с ума! И я не потерплю больше, чтобы у тебя в голове хоть одна мысль проскочила, что с тобой нужно расправиться, как с каким-то бешеным псом! Ты слышишь! – Кристофер только сейчас понял, как сильно его колотит: то ли от усталости, то ли от злости, то ли от шока, он отстраняется и неловко отводит взгляд.
– Прости. – Быстро добавляет виконт, словно стесняясь своего порыва и извиняясь за несдержанную излишнюю эмоциональность. Он смущен и растерян, и не знает, что им делать дальше — но он точно знает, чего делать никогда не станет.
Отредактировано Christopher Santar (12 октября, 2019г. 13:58:03)
Поделиться3612 ноября, 2019г. 14:53:20
Чего он ждал?
Согласия – такого же сухого, спокойного, усталого, как собственные слова?
Шока? Неверия?
Злости?
Отказа?
Чего?
Роланд верил в свою просьбу, по-настоящему верил. Верил в ее правильность, верил, что возможно – возможно – настанет минута, когда этот револьвер станет единственным способом не допустить худшего. План этот пришел к нему очень просто. Пришел на ум человеку, который всегда видел путь отступления – пусть даже не для себя, пусть сам он останется, где стоял, а отступать придется другим. Без такого плана не просто идешь на смерть – ведешь на убой.
Так считал Роланд Сантар.
Но сейчас, глядя в лицо Кристофера, видя злость и смятение, он будто посмотрел на них обоих со стороны: отца и сына. Услышал свои собственные слова.
«Я, в самом деле…»
Сыпались на каменный пол патроны.
«Я, в самом деле, думал, что он это сделает?»
Сейчас эта комната стала во сто крат мрачней. Какими же чудовищами, какими уродами стали они – магистры?
Роланд молчал. А вот Кристофер говорил и говорил: он закрывал пути отступления, отбирал право на слабость, рушил последний шанс сдаться. А еще он кое о чем напоминал.
Когда сын ткнулся в плечо лбом – совсем по-домашнему и вовсе не по возрасту – граф Бэкингем опустил взгляд, опустил голову, будто признавая поражение. Да, ему напомнили кое-что важное. Для тех, кто остался – даже сейчас, черт побери, даже после всего, что он натворил! – для всех них он не командир и не генерал, он – отец. Что бы ни случилось. Как бы ни закончилось. Отец. А отец не вправе отдавать детям такие приказы.
Роланд кивнул. Так же молча отвернулся, отошел к столу и поставил на него футляр с револьвером.
Захлопнулась крышка.
Он вернулся, положил сыну руку на плечо, будто ставя точку во всем этом.
- Поднимайся к себе. Скоро принесут завтрак – поешь. Я знаю, что не хочется, но всё же. И, Кристофер… - в голос прокралась предательская хрипотца, - спасибо. За всё.
Когда сын уйдет, он соберет россыпь патронов на полу – железо порой нарушает ход ритуалов. Добавит к начертанному всего один штрих – тогда сине-зеленым полыхнет каждая буква, каждая черточка, сгустится холодный мрак и вернется жадный, давящий шепот в собственной голове.
Но Роланд перестанет принимать его за свои мысли, он больше не поведется на это. Видя врага, он знает, какая борьба предстоит – долгая, методичная, за каждую минуту. А еще знает, что в конце победит.
Выбора-то действительно нет.