Этот очередной обрывочный сон был почти осязаемым и состоял в основном из ощущений, а не из картинки. Ему чудилось: протянешь руку – и сможешь прикоснуться к чему-то, чего никогда прежде не было, прислушаешься – и сумеешь различить звук, тишиной звенящий в ушах, закроешь глаза хоть на миг – и опять провалишься в ту, другую реальность. Кристофер  блуждал во тьме – снова и снова. Это становится дурной традицией, и ему это не нравилось,что каждый раз, когда он закрывал глаза, мрак смыкался темной водой над головой, а каждый раз когда открывал – с минуты сидел неподвижно, рассматривая стену и пытаясь прийти в себя.
Говорят, утро вечера мудренее. Мол, утренней росой смоет прошлые ненастья, словно мел со школьной доски, позволяя все начать заново. Проснувшись в очередной раз, Кристоф лишь на мгновение усомнился в реальности  недавних событий. Начиная от Гидеона и заканчивая жутким кошмаром, в который вылилось спасительное появление Лили. Но, взглянув на собственное тело, бинты на котором скрывали неприятную рану – след оставленный ему собственным отцом, Кристофер почувствовал, как зародившаяся, было, надежда умерла в мучительной агонии.
Хуже всего были мысли. Не головокружение, не лихорадка и даже не  чертова боль, тупая и не проходящая, вызывающая желание сорвать бинты и изучить еще не успевшую толком затянуться рану. Чертовы воспоминания наваливались снежным комом, а анализирующие все это мысли гонялись в голове по кругу, не в силах остановиться. Он словно не мог перестать вспоминать эту заброшенную церковь, игру света, лицо сестры и собственную, глупую растерянность из-за непонимания и желания поскорее покончить со всем этим дерьмом - ошибки всегда трудно проглотить, и сколько не старайся, Кристоферу в горло они никогда не лезли. Они всегда царапали воспаленные грани разума, не давая о себе забыть.
Черт возьми, глупейшее, что можно было придумать - загнать все сомнения насчет состояния отца, все опасения брата и сестры в угол маленькой клетки, убедив себя, что все вокруг просто надумывают, а на Роланде всего лишь сказываются усталость и нервы. А после обнаружить внезапно, что сам себе убедительно лгал, и теперь отравился собственной ложью, за которую рано или поздно приходится расплачиваться. Люди часто за что-то платят, вопрос только, что служит расчетным средством: звенящие монеты, голова или твоя семья?
С отцом было не все в порядке – сказать по правде, Крис боялся произнести это даже в мыслях. Этот факт ударом кувалды сносил любые преграды, за которыми таилась надежда. Она таяла, как масло на острее раскаленного ножа. Но теперь  он признавал. Ибо в принятии крылся некий библейский смысл спасения. Лучше уж так, чем в потемках губительного заблуждения.
Когда тихий стук в дверь вырывает его из этого круговорота мыслей, Сантар даже порывается  встать и открыть самостоятельно – он то и дело вскакивал: чтобы открыть окно и пустить в комнату холодный воздух, чтобы одернуть шторы, чтобы взять со стола стакан воды, а после снова его поставить.  Кристофер не любил тратить время бездарно, и эта слабость с невозможностью что-либо поделать его просто убивала. Эта же слабость и сейчас решила за него, заставив обойтись хриплым «войдите».
- Если ты собираешься спросить как я себя чувствую, то лучше сразу задуши меня подушкой, ибо этот вопрос я слышу каждый раз, когда прошу кого-нибудь из слуг принести мне воды. – В привычной для слегка насмешливой манере произнес Кристофер, позволяя сестре себя осмотреть. От холодных пальцев по коже пронеслась приятная прохлада, и Крис в принципе был не против, если чужая ладонь на его лбу задержится чуть дольше.
- Лили, ты не обязана… - Он было хотел запротестовать, сказать, что сестра и так вдоволь насмотрелась на эту рану, еще тогда, в карете, когда при свете всего лишь одного фонаря пыталась хоть как-то остановить кровотечение. Но поймав уверенный взгляд Лили, Кристофер лишь тяжело вздохнул, позволяя девушке делать все, что она сочтет нужным.
- К счастью, ты не одна из тех полевых докторов, кто считает, что лучшее лечение от любых ран и болезней – бутылка крепкого алкоголя, который можно применять и снаружи и внутрь. -  Мужчина чуть улыбнулся, сам не понимая то ли это веселье, проступившее на губах легким налетом улыбки, то ли защитная реакция, где он просто обязан улыбнуться, чтобы подбодрить сестру, сохраняя видимость, что все не так плохо.
- Я рад, что ты в порядке, - на выдохе бросил он, прикрывая глаза. Это было сущей правдой, здесь греха не утаишь, пусть даже этот «порядок» был относительным.
- Лили, как… - Вопрос на миг застревает в горле. – Как там папа? – Кристоф облизал пересохшие губы, которые вот-вот готовы были треснуть, как тонкая шкурка вишни, пуская алеющий сок. А после взгляну в глаза девушке.

Отредактировано Christopher Santar (27 сентября, 2019г. 12:06:40)

Старший брат — это не просто слова, заставляющие поверить, что ты в этой семье не единственный.
Старший брат — звание на всю оставшуюся жизнь, ровно такое же, как и «наследник рода». И если с последним все более менее понятно, оно говорит  о долге перед родом, о том, что надо уметь все и всегда лучше других, являть собой образец всех необходимых будущему главе качеств, то первое требует  куда более расплывчатых, и тем не менее необходимых, качеств.
Ведь никто до конца так и не понимает, что же это должно означать — старший брат. Каким он должен быть?
Он должен быть просто твоей родней, с которым ты ссоришься? Он должен уметь давать советы? Он должен выслушивать и защищать? Сейчас, глядя на такую серьезную младшую сестренку с иглой в руке, твердо заявляющий, что он должен забыть о разнице в возрасте и подчиниться, Кристофер ловит себя на мысли, что с пунктом про защиту он явно не преуспел. Что-то определенно пошло не так.
- Я бы вообще предпочел остаться без шрама. – Губы скривились в невеселой усмешке. – Но, кажется, теперь придется выдумывать историю для дам. Как думаешь, бой с тигром в рукопашную звучит достаточно впечатляюще? – С легким сарказмом в голоcе интересуется Кристофер, а после переводит недоверчивый взгляд на иглу. Каким бы взрослым, самостоятельным и сильным он ни был, вид иглы, которая вот-вот должна впиться в его тело, вызывал у Сантара крайне неприятное чувство тревоги. И, словно по закону подлости, как только Кристоф настраивает себя на предстоящую операцию, Лили замирает, подбирая слова для ответа на его вопрос.
С минуту Кристофер не отзывается, задумчиво глядя на сестру - способы лечения раны как предмет обсуждения для нее был куда менее… мучителен. Лили говорит об отце сдержано, но за ледяной броней ее обманчивой невозмутимости, Кристоф чувствует уже натянувшуюся тетиву и практически видит, как трещинка, расколовшая их мир, грозит разрастись до тектонического разлома. И это действительно страшно.
- Не думаю что кому-то из нас грозит спокойный сон . - Ему хочется признаться перед ней, что ему сняться кошмары, но это… меньше  всего Кристофер любит выглядеть слабым, уязвимым и разбитым.  Особенно в глазах младшей сестры. Он уже дал слабину, поддавшись на провокации ведьмы, тогда в карете. И теперь просто не мог себе это позволить. Поэтому, он отмахивается от предложенной опиумной настойки, отрицательно качая головой.
- Спасибо, но у меня не очень хорошие отношения с опием, я предпочту потерпеть, но все же сохранить трезвость рассудка. – Кристофер заглядывает в глаза сестры и внезапно осознает, что прежде, чем этого самого рассудка коснется боль, ему  надо сделать то, что следовало сделать уже давно, и что делать Кристофер Сантар не любит и не умеет :
- Лили… - в глазах отразилась секундная борьба с собой – Прости меня, дорогая. – Получилось как то хрипло. Он не стал уточнять за что: за то, что пропускал все ее опасения мимо ушей, за то, что ей пришлось пережить недавней ночью или за то, что вместо спокойной жизни, ей приходится возится с раненным братом. Тем не менее это короткое и простое «прости» было искреннее тысячи ярких и красивых слов, что Кристофер так часто произносил для других членов общества.

Отредактировано Christopher Santar (10 мая, 2019г. 14:40:38)

Ему не нравился запах медицины. Он вызывал необъяснимую тревогу и вводил в зону дискомфорта. Однако Кристофер терпеливо дожидался пока игла и руки сестры сделают свое дело. Ему чертовски повезло, что стилет не задел важных органов, а уж тем более не попал в место своего изначального назначения. И вот, когда Сантар задумывался о возможном несчастном исходе - а этого было не избежать - его пробирало до мурашек в теле. Осознание того, что они все чудом остались живы почему-то не вызывало восхищение, а лишь доводило до ужаса. Наверное, именно поэтому Кристоф предпочитал смотреть куда угодно, только не на действия сестры.
- Тайны, Лили, это нормально, уж такова взрослая жизнь, и чем старше ты становишься, тем больше ими обрастаешь, тут уж ничего не поделаешь. – Кристофер осторожно потер шею, задумчиво хмурясь. У каждого человека были свои тайны, большие и маленькие, милые и страшные, распиханные красиво по коробочкам. И не всегда стоит эти коробочки приоткрывать.
- Брось, ты преувеличиваешь, возможно мы что-то друг о друге не знаем, но я уверен, что ты делишься своей жизнью с Аленари, она с тобой и Алеком. - В горле было сухо. Он откашлялся, пытаясь хоть как-то привести в норму голосовые связки.  - Не сомневаюсь, что при желании ты и Вальдена можешь на разговор вытянуть, а если очень постараешься, то и меня.
Последние слова прозвучали с некой насмешкой.  Кристофер в принципе не был особо склонен чем то делиться или посвящать в дела, а обнажить душу для него было сродне со вскрытием нарыва. Но сегодня, что ж, сегодня, наверное, и правда стоило ответить Лили на некоторые ее вопросы.
- Я себе представляю, насколько безумно все выглядело со стороны, но поверь, изначально в наши планы не входило разрушение церкви и все это. – Кристоф потер переносицу, жмурясь, он старался взвешивать в голове  каждое слово, которое собираюсь произнести дальше. Аккуратно. Предельно аккуратно, чтобы не напугать и не запутать Лили еще больше.
- Тот демон, который когда-то проявлял к тебе интерес, Гидеон Клэйрк… Я тоже его знаю, нам довелось встретились очень-очень давно. – Кристофер старается, чтобы это прозвучало легко и непринужденно, словно в этом не было ничего необычного и не о чем было волноваться. Он лишь надеется, что его ничего не выдало. И решительно выкидывает из головы эти дурацкие воспоминания о той встречи.
- Собственно изначально мы хотели просто провести переговоры, узнать больше о твоей… - Мужчина на миг запинается - … Проблеме. О возможных угрозах. Знаешь, такие переговоры редко проходят удачно, если на допрашиваемого слегка не надавить. – Кристофер ловко избегает слово «пытка», он не вдается в детали, не описывает в каких муках корчился демон, не рассказывает, как с каждым «надавливанием» атмосфера в церкви становилась все более жуткой. Лили, по его мнению, ни к чему было слышать такие подробности.
- Все шло относительно гладко, а потом вышло из-под контроля, ну а дальше ты и сама видела. Я не уверен, что стало с тем демоном и многое из происходящего сам не могу тебе объяснить, но поверь, ни я, ни папа не хотели такого исхода. – Кристоф откидывается на спинку кровати и привычным жестом проводит рукой по волосам, надеясь , что его укороченный и смягченный на подробности рассказ все же поможет картинке в голове Лили стать более полной. Наверное странно после такого говорить про молодых капралов и сердечные дела, но, возможно, смена темы было не самым плохим решением.

Отредактировано Christopher Santar (15 мая, 2019г. 16:38:49)

Нетерпение, желание получить ответы, они если и не сквозили в каждом слове, звуке, сплетение фраз и взглядов, то однозначно пронизывали царившую в комнате атмосферу. Пригоршней опадающих листьев, сыпались вопросы. И чем больше она говорила, тем больше мрачнел Кристофер. И, признаться, он не мог так быстро найти ответы на них. В какой-то момент Кристофер задумался, каким образом ранее удавалось удерживать все в тайне, балансируя между откровенным обманом и банальными недоговорками? Раньше хватало «так нужно», теперь ему придется отвечать на вопросы.
- Лили, - Кристоф тяжело вздыхает и устало трет лоб. – Притормози ка чутка. Это не так просто, как тебе кажется. – Возможно, сестра не понимала, что дело было вовсе не в недоверии, напротив, Кристофер считал, что единственные люди, кому можно доверять – это его семья. Просто он слишком привык отстранять младшую сестру от всех возникающих проблем, желая, чтобы ее окружал изысканный, красивый, элегантный девичий мир. Он всегда считал, что Лили заслуживает всего лучшего, и мог придумать сокрушительные планы по великолепным обманам, лабиринтам красивой, очень правдоподобной лжи - все это только для нее. Самое лучшее для нее, даже самая искусная ложь.
Эта привычка не посвящать Лили в проблемы с корнями вросла в подкорку головного мозга, как и привычка не ставить под сомнения решения отца. И теперь с обоими ему приходилось буквально бороться, чтобы не позволить им снова взять вверх.
- Нет, конечно, по сути Гидеон вообще был к этому мало причастен. – Кристоф садится совсем рядом, все его мышцы напряжены, а мысли пляшут в бешеном танце, - он ненавидит это состояние. Лили отчетливо может наблюдать его лицо - каждую чертову ресничку, глубину радужки, в которой плещется холодное неспокойное море.
- Просто он был самый доступный вариант. Я его уже знал и примерно представлял его поведение, так что не пришлось вынашивать долгие и сложные планы, чтобы заманить его в ловушку. Он же в свою очередь, всегда был достаточно умен и мог бы дать ответы на интересующие нас вопросы. Например, чья ведьма прокляла тебя. – Кристофер положил подбородок на сцепленные в замок пальцы и, размышляя над очередным прилетевшим вопросом. Почему они прибегли к таким мерам? Что он мог ей сказать? Потому, что так решил отец, а Кристофер не стал спорить, сразу согласившись на просьбу о помощи. Потому, что им нужны были быстрые ответы. Потому, что от демонов очень сложно добиться правды. Потому, что так нужно. Вопрос не из простых, но ведь Лили и правда уже не маленькая девочка, которую надо постоянно оберегать, пускай попробует ответить на сложный вопрос, которых в жизни и так немало.
- А ты сама как думаешь, Лили? Почему ни одна война не обходится без пыток? – Его голос спокоен, но от него явно веело холодностью. – Тебе не понравится ответ, но люди, как оказалось и демоны, словно животные, понимают язык боли куда лучше слов. На тот момент этот способ казался куда более быстрым, более достоверным, в конце-концов, я и правда не ожидал, что демон сгорит. – Ответил он, а после, слегка усмехнувшись, добавил:
- Знаешь, я уже говорил это Вальдену, скажу и тебе. Мне, конечно, ужасно льстит, что вы искренни считаете, будто я могу ответить на все ваши вопросы, но открою тебе небольшой секрет : даже старший брат знает далеко не все. Мы ничего не узнали про твою ведьму, я не могу объяснить, что произошло с папой, я не знаю что творил Микаэль за закрытыми дверьми. Я даже не могу сказать сколько у нас теперь врагов, но поверь мне, сейчас их стало куда больше, чем мне бы того хотелось.

И все же он ее напугал. Это была еще одна причина, почему Кристофер никогда не посвящал младшую сестру в проблемы. Колючее чувство вины сидит внутри и впивается все глубже. Можно было быть мягче, - подсказывает оно, но Лили сама этого хотела – вторит вторая часть разума. И пока Сантар пытается разобраться со своими эмоциями, девушка берется за перевязку, ловко переключая тему на состояние его здоровья. Возможно, будь на  месте Кристофера кто-то еще, не исключено, что на реплики Лили действительно попытались бы ответить, в итоге переходя к обсуждению далеко не смертельной раны и отдыху, который сейчас так необходим телу. Вот только сестрица явно не осознавала у кого она переняла этот трюк.
- Удивительное это дело, не правда ли: произнести сотни слов, а так и не сказать главного? -Ироничная гримаса чертит линию по губам, когда девушка заявляет, что намерена сходить к отцу. Говорить на отвлеченные темы и никогда не касаться главного, обходить самой извилистой дорогой, самой дальней стороной. Обсуждать важные темы только тогда, когда от них уже некуда деться и все, как можно дольше, хранить в себе – это черта явно была присуща всем членам семьи Сантаров, как и черта всегда добиваться своего. И если Лили думала, что сможет так легко заставить Кристофера перешагнуть через себя, а потом просто сбежать, оставив его без обещанной награды – она глубоко ошибалась.
- Подожди, а как же откровенный разговор, которого, если бы не эта ситуация, как ты выразилась, у нас бы не состоялся. - Лукаво протянул Кристофер, облизнувшись, а после, сделав рывок, обхватил руками торс сестры, притягивая к себе и буквально вынуждая упасть рядом на подушки. Его губ коснулась едва заметная снисходительная полуулыбка, вуалью игры света и тени отразившаяся на лице.  Кристоф в фальшивой расслабленности медленно моргнул, смахивая с ресниц налет проклюнувшегося ехидсва.
- Итаак, - едва ли не мелодично на выдохе произносит Кристофер, понизив голос до бархатного полушепота, срывающегося с губ в унисон с полуприкрытой  издевкой. - Поговорим об этом капрале сейчас или вместе наведаемся к папе? Не одному же ему делиться крайне занимательными историями, пока ты обрабатываешь рану. – Кристофер многозначительно взглянул. Он ощущал, что был достаточно выразителен, чтобы Лили ощутила неизбежность ситуации даже сквозь призму полумрака.
Сказать по правде, Кристофер бы даже не вспомнил об этом капрале и разговоре на приеме, если бы Лили сама не затронула эту тему. Но инициатива всегда наказуема, а Кристофер Сантар не был бы собой, если бы упустил возможность воспользоваться этим, даже в такой тяжелый момент их жизни.

Отредактировано Christopher Santar (27 мая, 2019г. 16:29:12)

Он внимательно слушает, не перебивает и ничего не уточняет. Понимает, как тяжело Лили  сейчас все это вновь переваривать и откровенничать со старшим братом. С каждым словом Лили, Кристофер мрачнеет все больше и больше. Каждое слово Лили давит на него камнем. Вроде бы, простые слова: «сипаи», «незаконно», «сдружились с Ароном», но у Сантара всегда была хорошо развито воображение. И он отчетливо представлял, что стоит за словами Лили. Он уже видел картинку в своей голове… и вот как он мог допустить подобное? Где он, мать вашу, был все то время, пока какой то тип помогал его сестре нарушать законы ее же отца? Где он был?
- Однако занимательные дела ты вела в Индии. – Кристофер осуждающе взглянул, устало скривив недовольную гримасу, но дальше развивать тему не стал. Судить поступки его сестры сейчас было настолько же бессмысленно, как ругать собаку за ее проступок недельной давности. Поэтому он продолжал слушать, боясь услышать в продолжении рассказа  одно глупое раздражающее слово – любовь.
Это всегда делает таким удобным фразу о том, что мы ничего не можем сделать со своими сердцами. Это... оправдывает. И правда. Что может быть проще? Сказать всему миру о том, что я влюблен, наплевать на чужие желания и традиции, разбить любые замки, оставить семью, но достигнуть желаемого. Из-за любви, чужой и собственной, история знает примеры бесчисленных безрассудств, смертей, предательств. Кристофер напряженно впивался взглядом в мечтательное лицо Лили и буквально, чувствовал, что сейчас она выдаст нечто подобное, очередную чепуху про чувства и счастье. Но его умная маленькая сестричка сказала фразу, ценнее которой сложно представить « Я выбрала семью». Кристоф уже собирался облегченно выдохнуть, ласково поцеловать Лили в макушку и сказать, что он ее не осуждает. В конце-концов, он и сам имел дело с дамами, чье общество было крайне сомнительно для наследника графа Бекингема, но он никогда не позволял вылиться подобному общению дальше простого увлечения. Но слова Лили о ее нежелании быть той, кем она была рождена, вызвали в нем волну раздражения. На миг в темных глазах Сантара отразились злые огоньки.
Он постарался отвести взгляд, уставившись на элегантный хрустальный графин с водой, стоящий на прикроватном столике. Интересно, хотел ли бы он - теоретически, естественно - стать, например, грязной бутылкой с паленым алкоголем? Кристофер бы точно не хотел. Одна мысль потерять все, что он имеет, из блистательного виконта превратиться в нищего стоящего и просящнго милостыню у одной из церквушек района Лондона -  вызывала в нем настоящий ужас.
- Не говори так, Лили. – Более резко, чем того хотелось бы выдал он. – Слышишь, никогда так не говори.
Почему он умел ценить привилегии, в блаженстве которых был рожден, а она - нет? Сотни все этих "свободных", не обремененных долгом, обязанностями, а еще деньгами, роскошью, статусом... таскались по миру, в серой пресности. Словно дохлые рыбы, выброшенные на берег истерикой прибоя. Смогла бы она беззаботно петь, танцевать, содержать приют или помогать всем этим сирым и убогим, не будь ее отец Роланд Сантар? Едва ли. Или... постойте. Ха. Нет. Ничего бы она не смогла. Все это. Все, что она любит и все, что ненавидит и все, чем она может заниматься - заслуга ее рождения в высшем обществе.
- Не думаешь, что это ваша дружба вообще состоялась не будь ты то, кем являешься? -На слова Лили, Кристофер раздраженно усмехнулся. Не смог удержаться, но надеялся, что его ужимки скроет полумрак комнаты.
- Я понимаю, что обрывать свои привязанности нелегко. – Кристоф смягчил тон и аккуратно дотронулся до плеча сестры, заставляя ту посмотреть на него. – Но ты не думаешь, что это прекращение в общении пойдет на благо в первую очередь для него самого? Пусть он занимается своими делами, чем он кстати по жизни занимается? Вы продолжаете переписку? И… - Кристофер на миг замолчал, словно раздумывая, действительно ли он хочет знать ответ. – Кто еще об этом знает?

«Опий».
Мысль отдавала досадой и казалась какой-то чужой.
Роланд медленно открыл глаза. Снова закрыл. Даже тонкая полоса холодного света, пробивающегося между портьер, причиняла боль.
Сейчас утро? День? Который час? Надо подняться.
Он не пошевелился.
«Опий. Проклятье…»
Болеутоляющее ни с чем не перепутаешь. Как и любой человек, хоть раз получавший серьезные ранения, граф Бэкингем знал, что маковые вытяжки боль не забирают. Они просто рассеивают, размывают сознание, мешают сосредоточится на неприятных ощущениях. И это, наверное, неплохо, но способность размышлять они так же рассеивают и размывают.
Маковое болото. Тонешь в нем, тонешь, понимаешь это, но выбраться – никак. 
Это неправильно. Плохо. А почему, собственно? Почему ему так нужно встать? Делать что-то…
Часы на секретере сухо отщелкивали минуту за минутой. 
Роланд лежал практически неподвижно – он то приходил в себя, то проваливался в мутное забытье. Во сне всё плыло и почему-то горело бело-голубым огнем, а потом как будто вода расходилась над головой, и он снова оказывался в своей постели.
Сколько так прошло времени – бог весть, сам граф Бэкингем этого точно не знал. Просто открыл в очередной раз глаза, и понял, что тиканье часов стало громче, очертания предметов в комнате – резче, а боль – ярче.
Он стал собирать мысли и воспоминания – чуть ли не на ощупь, как человек, сгребающий в горсть гальку.
Церковь. Демон.
Ваш разум сожрет ваш же союзник…
Затем сразу карета. Бледный как смерть Кристофер. Он перевязан наспех, на импровизированных бинтах кровь.
Накануне, прежде чем забыться, Роланд узнал, что именно случилось с сыном и сейчас воспоминание хлестнуло наотмашь.
«Я. Я мог его убить. А возможно… Господи…»
Сколько он валяется в этом бреду? День? Два? Неделю? А что там? Что с его детьми? Что…
Сцепив зубы, граф Бэкингем сел – медленно и как-то неуклюже, как дурно сделанная кукла. Голова раскалывалась. Вся правая половина тела ныла и пульсировала. Он попытался шевельнуть пальцами правой руки – перебинтованной для неподвижности – и тут же пожалел об этом.
Дальше, думай дальше.
Карета. Стрельба. Гиенистая ухмылка на лице дочери.
Папа? Па... что происходит?!
Снова церковь. Ровный глубокий голос читающий фразу за фразой на латыни.
Роланд вспомнил, чего им всем стоил тот экзорцизм и на мгновение вновь зажмурился. А когда открыл глаза, то взгляд их стал куда более осмысленным.
Мозаика сложилась.
Медленно и осторожно он поднялся с постели. Пошел вдоль кровати, цепляясь за столбы балдахина, за спинку, и дальше до окна. Потом обратно. Он ходил не столько желая куда-то дойти, сколько заставляя свое тело вновь работать на себя. Проверял границы дозволенного.
Часы тикали. Теперь – издевательски. Уходило драгоценное время, и понимание этого заставляло собраться лучше всех лекарств мира.
Роланд окинул критическим взглядом чистую рубашку, но здраво рассудил, что без помощи надеть ее не сумеет. Ограничился домашним халатом, пусть с поясом пришлось повозиться.
«Чертова стерва, сука адская, это ж надо в правое плечо! Хотя возьми она на два дюйма левее…»
Никогда еще Роланд Сантар не ощущал свои пятьдесят пять лет так остро и тяжело.
«А сам-то хорош, старый дурак».
Болваны. Все они. Все эти так называемые магистры так называемого Рассвета. Индюки фаршированные своими амбициями. Решили, будто схватили бога за бороду, создатели нового мира! Кучка кретинов. Как мог быть он так слеп? Как мог не замечать очевидного, не почувствовать чужого присутствия в собственной голове? Как забыл простую истину – ничего в этом мире не дается просто так? Как?
Он потянулся было к колокольчику, которым вызывал батлера, но почему-то замер.
В доме было так тихо. А вдруг он пуст? Вообще пуст? Вдруг он – Роланд – тут один? Вдруг…
«Черт, что за блажь лезет в голову?»
И словно в ответ раздались шаги, дверь приоткрылась и на пороге появилась дочь. Бледная, с заострившимися чертами лица, но это была его Лилиан.
- Ты… - начал было Роланд, но «ты» не получилось, вышел лишь хрип, и пришлось прочистить горло прежде чем он заговорил. – Как ты себя чувствуешь, Лилиан? Что с Кристофером? Ты была у него?

Тон её, выбранные слова, их смысл – всё это принесло облегчение. Облегчение столь глубокое, такое искреннее, что Роланд молча принял и упрек, и грядущую процедуру.
Они сели. Лили занялась делом – ловко и деловито.
В комнате же снова разлилась тишина: густая и липкая, пропитанная запахом карболки. Облегчение в ней растворилось слишком быстро, а внутри опять заворочалась прежняя тревога. Унимая ее вместе с болью от растревоженной раны, граф Бэкингем слегка щурился, а сквозь прищур этот внимательно, как-то слегка недоверчиво рассматривал дочь. Вчерашняя ночка далась ей тяжело, ведьма не жалела захваченного тела, да и святой отец с Кристофером тоже не могли особо церемониться, и Роланд всё следил за девичьими руками, смотрел, искал признак чего-то посерьезнее ссадин и синяков…
Но нет, Лили держалась с обычным своим мягким спокойствием. Держалась без скрытой боли, просто работала.
А еще решила извиняться. 
- Не надо. – Открытая рана дергала, пульсировала, ожесточая и голос, и слова.  Об этом, скорее процеженном, чем сказанном, Роланд тут же пожалел. И хотя душевные разговоры – последнее, что приходило нынче в голову, он продолжил тоном ниже и тише:
- Не надо извинений. То, что ты сделала, было опасно. Безрассудно и слишком поспешно. Но в тот момент – только в тот момент, Лилиан, – единственно верно. Вся вина – моя. А ты… ты нас спасла. Поэтому не извиняйся, не надо.
Теперь он смотрел не на дочь, а куда-то в пустоту над ее правым плечом, туда, где тикали часы. Конечно, этих извинений было мало. И он скажет больше, намного, намного больше, наверное, даже попытается объяснить, зачем пошел этим путем. Обязательно попытается, когда в голове станет яснее, а врагов – поменьше. 
- Который сейчас день? Сколько времени прошло? – изо всех сил Роланд старался не звучать, как командир штаба, который допрашивает ротмистра. – В доме всё в порядке? От Вальдена есть известия?
В ночь возвращения, он отправил кучера к среднему сыну с письмом, где приказывал оставаться в доме и ждать дальнейших распоряжений. И как долго, черт побери, Вальден ждет? Как долго он, Роланд, валяется здесь, как недужная матрона?

С языка чуть не сорвалось привычное «Не стоит, я сам», но боль полоснула, прошила до самого затылка – такая вот насмешка от собственного тела. Сам? Черта с два.
А еще были нотки в голосе дочери; такие знакомые, такие вроде обыденные, маленькие зубчики шестеренок, запустившие механизм. Механизм этот пошел, закрутился, заработал, приближая решение – просто и сложное одновременно.
- Хорошо. – Кивал граф Бэкиннгем, стараясь говорить, а не цедить сквозь зубы. – Хорошо. Позже мне понадобится твоя помощь, Лилиан. Нужно будет написать несколько писем. Вальдену и… еще некоторым людям. Из-за того, что произошло прошлой ночью, в опасности оказались не только мы.
Месяц назад сказал бы кто-то Роланду, что писать под его диктовку будет Лилиан… нет, не расхохотался бы. Ничего смешного не нашел бы он в этом нелепом предположении. А теперь? Так же нелепо? Так же невозможно? Нет больше у него, графа, лорда-заседателя и магистра, доверенного секретаря. На кого, кроме собственных детей, он вообще может посмотреть и сказать «доверенный»?
Как же сопротивлялось что-то внутри этому решению, как же противилось. И он знал, что диктуя письма, станет выбирать самые нейтральные, самые обтекаемые формулировки, самые общие, пусть и безапелляционные фразы. Но так же знал, что дочь отнюдь не глупа. Что-то она поймет, а что-то переспросит. И тогда придется отвечать.
Всегда и за все приходится отвечать. 
- Когда мы закончим тут, я хочу спуститься к Кристоферу. А ты вели накрыть завтрак в малой гостиной.
От запахов карболки начинало мутить, но армия давно уже научила есть когда нужно, а не когда хочется. Дочь права. Нет смысла надрываться, а затем рухнуть в самый неподходящий момент.
Чуть щурясь от боли он наблюдал, как ложатся стежки. Роланд достаточно часто бывал в лазаретах, чтобы понимать – хорошая работа. И рука у Лилиан хорошая – легкая, верная. Но все же, чтобы продолжить, он выбрал момент, когда игла была подальше от кожи.
- Твой брат рассказал мне, как ты нас нашла. Как узнала обо всём. Как давно это происходит? Как часто? 
Во взгляде, обращенном к дочери, не было ни обвинения, ни раздражения, только терпение пополам с усталостью. Долгие годы он думал, будто наследие Вильерсов обошло Лилиан стороной, и был этому, что уж скрывать, рад.
Выходило, очевидно, по-другому.

Герцог Осборн смотрел участливо, но льдинки в его глазах не могли растаять даже от вида собственного внука, возящегося с щенком. Он не выражал опасности или враждебности, но и дружбе его верить было бы опрометчиво. Комиссар Шекли же был взвинчен, и совершенно не мог этого скрыть, меряя шагами комнату, как загнанный зверь.
- Они ступают нам на пятки. Сорванный ритуал на кладбище, куда явился этот их... пижон... Фокс. И мы всё ещё не нашли их узлы ритуала. Мы ничего не нашли, чёрт возьми, - зло шипел он, не позволяя словам просочится за стены комнаты, - Я устал от этого, Роланд, я устал выискивать подходящих нищенок, а потом щёлкать по всем любопытным носам. Но наша цель того стоит. Двенадцать тел против провалившегося в Ад Лондона - не высока цена. Ты и сам это говорил. Где теперь эта осторожность? - он крайне неодобрительно глянул на графа. - И что случилось между тобой и Великим Магистром?
- Успокойся, Гарольд, я уверен, милорд Сантар и сам нам всё расскажет, - поморщился герцог, успевший всё это и больше услышать ещё в карете, - Мы все, я имею в виду весь магистериум, были несколько взволнованы, когда среди ночи нас разбудил гневный зов... оттуда. А потом доверенный мне расказали, что всё Посольство жужжит как рассерженный улей. Роланд, чтобы не случилось, вам явно нужна наша помощь, - почти по-отечески проговорил герцог, - А нам хочется понять, почему Великий магистр в такой ярости.

Посетители слушали с пристальным вниманием, как добрый и злой дознаватели, буквально отражая лицами эти полярности - ленно-спокойную, участливую, как бы не ледяные глаза, и раздражённо-злую, нервную. Герцог, всегда остававшийся в тени грязных дел, посредник и такой обманчиво спокойный, и комиссар, будто бы выученная собака - вечный исполнитель. Они все хотели для Англии такого блага, которое видели правильным. Герцог - в контроле демонов, комиссар - в искоренении. Роланд знал это, лично от каждого из них. Порой они повторяли свои цели как мантру, как гипноз. Возможно в те дни, когда шепоток в голове их шёл в резонанс с убеждениями? Как сейчас с графом Сантаром...
Это пришло не то чтобы внезапно - поднялось с глубины, будто нарастая, и залилось в уши, от одного пристального взгляда в их лица. Оно уверяло: "Что-то вмешалось в НАШ план. Святой отец помешал НАШЕМУ допросу". И мысли эти давили с почти физической болью на висок, разве что теперь мужчина более чем понимал - они чужие. Не его.
- Вы, да простите мне мою бестактность, скверно выглядите, милорд Сантар, - отметил герцог, - Но учитывая сказанную вами историю, я даже смею предположить, что всё прошло хорошо? Хотя сказанное вами и изрядно тревожит. Вы сказали провели обряд экзорцизма, уверены в его успешности? Если что, мы всегда рады оказать помощь. Уберечь вашу семью, - эта фраза прежде всегда звучала очень убедительно. Ведь в каждом из нас есть та ментальная опора, которая у фанатиков становится одержимостью. Та, вцепившись в которую они идут постепенно теряя зрение в потустороннем свете магистра. Закон, власть, семья... "Надо согласиться, они помогут с семьей", - не отставал голов в голове.
Герцог, тем временем, пошевелился своим огромным телом в кресле.
- Конечно, ужасно досадно, что вам пришлось действовать так открыто, милорд Сантар.
- Да будь я проклят, милорд Осборн! - рыкнул комиссар, отвернувшийся от окна с давно умершим садом, - Нам давно надо было делать именно так! Что толку от всей нашей таинственности, когда эти мрази появляются прямо посреди ритуала?!
- Гарольд, ради Бога, с твоих же слов тебе куда сильнее мешают люди, а не демоны. Но я согласен, что они совсем потеряли осторожность. Спешат наверное, - герцог Осборн поймал свой подбородок и задумался, - Как и мы... - просидев так с пару секунд, он снова вскинул глаза на Роланда.
- Граф, и всё же, ваши действия были невероятно опрометчивы. Но, с другой стороны... Демоны  тоже пошли ва-банк, - взгляд стал значительным, - Вчера вечером убили Децемуса. Загнали в ловушку, и отрезали от Великого Магистра.
Это должно было быть веским, почти шокирующим. Децемус был таким важным инструментом в их планах, таким мощным козырем! А теперь он был мёртв, и планы хаотично менялись прямо по ходу, вынуждая магистров собираться в кабинете с утра пораньше, - А теперь ещё и это... Мы сильно отстаём от них, Роланд. Нам на хвост садятся уже гражданские. Не то чтобы что-то, с чем мы не можем справится, но не хотелось бы гласности.

Герцог на речи Роланда мимолётно прищурил глаза, будто пытаясь прочесть, что там между этих строчек, но промолчал. Зато комиссар слышал то, что давно хотел слышать - призыв к действию. В тёмных глазах мелькнул согласный огонёк.
- Да, я согласен с Роландом. Мы - хозяева этой земли, и давно пора показывать зубы. У нас есть его поддержка, возможно есть смысл заставить их боятся, - горячо заговорил он, заставив герцога поморщится.
- От того что несколько демонов помрёт на ритуальном круге мы не выиграем войну. Где вы думаете их атаковать? В чём? Чем? Великий Магистр не так силён, пока не покинет свой плен. Только когда он выйдет мы сможем провести полноценную атаку. Неужели так сложно дождаться Рождества Христова и уже тогда выпустить всю свою ярость, будто не кормленных зверей? Пока я не вижу у нас, говоря вашим языком, граф Сантар, плана наступления... Давайте вернёмся к насущному, хоть к этим господам. Пусть они и не знаю многого, но слишком уж часто они стали оказываться радом с делами ритуала. Насколько я понял это баронет Шон Лестер Блейк и профессор Вестер Мур, из Бримстоуна. Видимо по невнимательности Гарольда у них оказались улики...
- Я делал всё, чтобы правда о ритуале не ушла в публику! Нам нельзя сжигать или разрубать тела с ритуальным кругом на них, думаете легко в таких условиях отвести носы всей прессы и всех... - горячо возразил комиссар, прежде чем герцог остановил его предупреждающим жестом руки, заставив зло, но глухо сверкнуть глазами.
- Не повышай голоса, Гарольд, ради бога, мы же в гостях, - формальная улыбка была столь же равнодушной, как у змеи, но опасаясь новых вспышек, герцог продолжил более нейтральным тоном. - Как я говорил, люди публичные, и пропажа их обоих могла вызвать слишком много вопросов. Также, мы не знаем, они ли одни замешаны во встречном расследовании. Но я уверен, что последнее предупреждение оказалось для них достаточно убедительным, последнее время они нас не беспокоили. По крайней мере сами... Но вернёмся к более важным проблемам, то что ты нам рассказал также весьма тревожно. Как много, как думаешь, смогла вынести твоя дочь информации?

Казалось, служение ордену выжало из этих людей чувствительность ещё больше, чем это сделал возраст. Бесстрастный герцог, гневный комиссар, они почти с однинаковыми выражениями встретили как новость о том, сколько смогли узнать демоны,так и о смерти неизвестного информатора. Бесстрастность и гнев. Но сами бумаги их оживили - Осборн пошевелился в своём кресле, любопытно, будто птица, склонив ухо к плечу, а Гарольд Шекли впился в бумаги узловатыми пальцами, проворно разматывая. Не требовалось дополнительных подтверждений в том, что это было им интереснее и важнее всего произошедшего и сказанного до - состояния Роланда и его семьи, недобитого демона и добитых информаторов. Только возможное преимущество. Они развернули бумаги и склонились над ними, вникая в ведьминские ритуалы.
Некоторое время в кабинете была густая тишина, с ощутимым чужим присутствием. Будто бы всё это время за плечами мужчин стоял кто-то и наблюдал, подглядывал.
Почти так и было, за исключением того, что подглядывали прямо из их голов.
Роланд видел их будто заново. Когда-то, лет десять назад, герцог Осборн был улыбчивым, ироничным и открытым современности человеком. Он подшучивал над своей едва начавшейся полнотой, и  заранее горевал о том, что скоро совсем не сможет сесть на лошадь и поохотится со всеми этими государственными делами. Один из главных меценатов Бримстоуна и человек лоббировавший проект мостов между островами.  Человеком, с которым всегда приятно пропустить стаканчик из-за весьма недурного чувства юмора, вот кем он был. Сейчас едва ли там осталась тень того человека.
А Гарольд Шекли? Он в ордене всего пять лет, со своего вступления в должность. Комиссар ведь действительно хотел реформировать полицию, повысить престиж служителей правопорядка, снизить галопирующий уровень преступности. Человек из самой простой рабочей семьи, прорывавшийся к уважению через труд, заработавший всё сам. Человек довольно высоких идеалов... некогда. Жестокий убийца уже минимум восьми.
Они подняли глаза от бумаг и эти лица с трудом могли вызвать приязнь - острые, хищные, с затаившимся злым торжеством.
- Как жаль, что они не попали к нам раньше! - воскликнул Гарольд.
- И всё же, они к нам попали... - проговорил герцог, снова взявшись за подбородок, - Роланд, да тут черновик их ритуала! Жалко, что я понимаю не всё, но судя по всему они собираются... уже забирают жизненную силу на свой ритуал через волосы.
- Как жаль, что мы не догадались! - с таким искренним сожалением проговорил комиссар, что ему можно было бы посочувствовать, если бы он не продолжил, - Вместо того, чтобы в темноте стараться заглушить крики, а потом маяться с телом, что не должно быть уничтожено!
- К сожалению, мы такие вещи провернуть не сможем, ведьмы, как тебе известно, подпитывают свои ритуалы их силой, а наш Великий Магистр пока всё ещё заперт, чтобы в полную силу помочь нам...
Не требовалось дополнительных подтверждений, что наживка проглочена, мужчины обсуждали полученный ритуал, изредка бросая взгляды на Сантара, ожидая его реакции.

После утреннего визита Лили Кристоф вновь и  вновь проваливался в усталое, наполненное бездумной чернотой оцепенение, и всякий раз выныривал из него ненадолго только лишь для того, чтобы глотнуть немного воды. Подобные качели безумно утомляли, поэтому вскоре он заставил себя встать и с помощью камердинера привести себя в порядок. Не сказать, что внешний вид от этого стал у него намного лучше, но по крайней мере Сантар почувствовал себя увереннее.
Опираясь о локти руками, пальцы которых вплетаются в темные волосы, Кристофер гипнотизировал пространство, стылым взглядом глядя в окно и вслушивался в звуки дома. Он слышал передвигающуюся по дому прислугу, незнакомые приглушенные голоса, слов в которых невозможно было разобрать, а после – шаги. Кристофер знал шаги своего отца, потому что так часто к ним прислушивался, что мог определить даже настроение.
За это недолгое утро Кристофер успел подготовить тысячу вариантов предстоящего разговора с отцом, где признавался, что тот его ужасно напугал, где сходу спрашивал, что, черт возьми, произошло прошлой ночью, где винил его, где винил себя, но все они отметались также быстро, как и приходили на ум. Кристоф даже не мог точно сказать сможет ли он посмотреть ему в глаза. Но вот переводит взгляд. И да, вполне справляется с этим нехитрым приемом.
Сантар не признается в этом даже себе, но больше всего он боялся вновь увидеть тот холодный взгляд, в котором сквозила древняя, как вселенная пустота, не выражающая ничего, кроме злобы. С минуты он молча всматривался в Роланда, опасаясь увидеть хотя бы отголоски того страшного состояния, но перед ним все еще сидел Роланд Сантар - не враг, не ненавистник, - отец. Тот, кто в детстве рассказывал ему истории и столькому его научил. Тот, кому его успехи приносили истинную гордость. Тот, кого Кристофер искренне любил и безгранично уважал.
Быть может, все произошедшие беды его потрепали, опалили, измучили, но вот он сидел такой же несгибаемый под ударами жестокой судьбы, такой же прямой, каким его помнил Кристоф, такой же сдержанный, как обычно. И это приносило душе виконта небывалое облегчение.
- То… То что произошло… - Слегка хриплым голосом проговорил он – Ты знал, что это может произойти? Хотя бы допускал возможность? – Было видно каких сил стоило сохранять голос спокойным. Интересно, какую реакцию от сына ожидал сам Роланд
- Почему ты мне всего не рассказал? Нет, я понимаю насчет младших, я бы тоже ни за что  не стал втягивать их во все это. – Кристофер как-то горько усмехнулся и дернул подбородком в сторону.
– Но почему ты не рассказал обо всем мне?! Ты же знаешь, что я в любом случае был бы на твоей стороне, я бы мог помочь! Почему ты перестал мне доверять? – В голосе прорываются предательские нотки, нет не злости - обиды, а ведь отец может задать ему тот же вопрос - и, к сожалению, если и получить правду, то не всю.
- У нас будет еще время оправиться. – Кивает он, давая понять, что готов сделать все, что от него потребуется. – Но как закончим с делами, я хочу знать все. Пообещай мне, отец. - Крис на миг удивился твердости и строгости, прозвучавшим в голосе - обычно он выражал свои пожелания Роланду более мягко, играючи, никогда откровенно ничего не требовал - лишь просил, позволяя тому дать отказ. Но сейчас не тот случай, когда Кристофер был готов его принять.
- И кстати, я слышал голоса, у нас были гости?