Бросаемые то и дело украдкой взгляды на Агату только подтверждали: пойти сегодня на воскресную службу определенно было хорошей идеей. Им обоим было необходимо выбраться из дома, сменить хотя бы ненадолго окружение и обстановку, отвлечься от проблем. И спокойное, даже чуточку расслабленное лицо сестры рядом как будто ненадолго избавляло и самого Хьюго от груза неприятных дел. А может быть, всему виной был дух праздника, незримо окутавший Лондон, который умудрился поселится даже у них дома не смотря на царящую в нем тревожную атмосферу.
Так или иначе, но Хьюго было просто приятно видеть Агату, занятой чем-то отличным от перерывания отцовских бумаг, отмечать это робкое, почти детское любопытство во взгляде, когда она тайком разглядывала других прихожан. Они здесь никого не знали, никто не знал их, и в этом была своя прелесть. Странное чувство сопричастности и в то же время обособленности.
Которое было разрушено тихим "Сантар", раздавшимся откуда-то сбоку, но вполне явственно. 
Да, Хьюго тоже это услышал. И смятение, промелькнувшее в глазах Агаты, было сродни его собственному. Он слегка кивнул, отвечая на безмолвный вопрос сестры, против воли прислушиваясь к чужому разговору.
Слишком многое было связано с этой фамилией, гораздо большее, чем простая история некогда друживших друг с другом семей. Для Хьюго так точно: потому что это был первый шаг на пути к болезненному прозрению и целой череде конфликтов с отцом. В чем, разумеется, сами Сантары были абсолютно не виноваты, хотя послужили невольной первопричиной.
Но кроме этих неприятных ассоциаций были еще и теплые воспоминания, о времени проведенном вместе. А еще... отравляющие душу слова, на которые отец не скупился после разрыва отношений с Роландом. Какое-то время Хьюго считал их правдивыми и разделял отцовское негодование, а потом стало уже не до этого. Но у самого Хьюго осталось смутное чувство неловкости перед Сантарами, которое, наверное, и помешало ему попробовать в одиночку поддержать отношения хотя бы с кем-то из старших детей.
Из приглушенного шепота, состоящего по большому счету из слухов и сплетен вокруг недавнего ареста Кристофера, Хьюго выделил только одно: Лилиан Сантар была сейчас здесь, на службе в церкви, и эта новость поселила в душе горазд больше смятения, чем чужое перемывание косточек всему семейству.
Не вполне осознавая, что именно делает, Хьюго принялся смотреть по сторонам, гадая, сможет ли он теперь узнать Лилиан. В последний раз, когда они виделись, она была совсем маленькой девочкой. И все что он помнил, это кудрявую макушку темных волос и какое-то летнее платье то ли зеленого, то ли персиково цвета. Может быть, теперь она стала вон той дородной молодой леди, что сидела с ними на одном ряду, но через проход? Или вон той, с правой стороны рядом с Агатой и с такой прямой спиной, как будто специально для этого проглотила перед выходом палку?  Или той...
Хьюго резко бросил гадать и замер, потому что внезапно увидел ее.
Да, Лилиан несомненно изменилась со времен их последней встречи почти четырнадцать лет назад.
Она стала вылитой копей своей матери, леди Агаты, и Хьюго не знал, чем был смущен сейчас больше: тем, что она оказалось так близко, или ее поразительному сходству с теткой.
Он слегка сжал руку сестры, привлекая к себе внимание, и кивком указал на Лилиан, которая сидела всего на ряд впереди них чуть-чуть сбоку.
И теперь предстояло решить, что делать дальше: подойти после службы и заговорить, вороша неприятное прошлое, или молча уйти, делая вид, что ничего не случилось.

С того дня в церкви Лили только и делала, что о ком-то тревожилась. Это настолько вошло в её привычную жизнь, что в какой-то момент стало долгом. Долгом убедиться, что близкие люди живы. Что они не пропали, и их не травит газеты или полиция. Что их не похищают, не отправляют на заводы и в лаборатории, в них не стреляют, они не исчезают в морях. Иногда, в особо одинокие вечера дома, в выстывшей комнате, ей приходила в голову пугающая мысль, что её семья когда-то получила проклятье. За жестокость в Индии, за успешность в Англии. Что чья-то злая воля продолжает трясти их жизни, наслаждаясь тем, как из-под ног выходят опоры. По утру Лили находила в себе силы прогнать ту испуганную девочку, что смотрела на неё большими глазами из индийских лесов, и верила что все неприятности жизни только от чужой злой воли. Прогоняла, опускала босые ноги на не прогретый ещё пол, и покалывание выстывшего паркета окончательно приводило мысли в ясность. У неё были дела, значит ей некогда было боятся.
Пропажу Микаэля же она заметила на прошлой неделе, придя на проповедь в поисках спокойствия, а получив новую тревогу. Сёстры-ключницы, содержащие их ложу, заверили, что с настоятелем всё в порядке, просто он взял время отдохнуть от мирского и здоровье его подвело. Возможно ли, что роковая пуля дала заражение? Хорошо ли падре обработал рану? И не случилось ли с ним что-то ещё?
Тревоги-вопросы-вопросы-тревоги, так прошла очередная неделя.
Сейчас же, сидя на первых рядах церкви, Лили испытывая первое за долгое время спокойное удовлетворение. Она смотрела на Микаэля так, что невежда мог бы принять это за влюблённость, потому что глаза её лучились теплом покоя и радости. Хотя бы за него. Хотя бы с ним всё в порядке. Эта мысль настолько наполняла Лили, что она не замечала, не вслушивалась в шёпотки, что кружили вокруг неё как шлейф духов. Неприятных, тяжёлых духов. Сплетни о Кристофере, которого обвиняли в убийстве о сгоревшем доме Вальдена, о странной болезни отца, который по здоровью не явился в парламент.
"А ещё знаете что? Мой лакей мне говорил, что их лакеев даже из дома не выпускают", - шу-шу-шу...
Не будь на душе такого спокойствия, все эти слова вонзались бы иголками в свежие раны. Но Микаэль умел говорить. А Лили - слушать. Умела и любила больше всего. И вот, он закончил свою речь, все встали для благословения, поклонились, пока настоятель проходил над ними осеняя знаменем и придерживая рукой библию. Потом стали расходится. Лили зашла за колонну, ближе к исповедальне, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Когда проповедь закончилась, все эти колкие взгляды и колкие шепотки стали долетать до неё, как комариное облако в индийских джунглях. Все норовили укусить чуть-чуть, всем нужна была только маленькая капля крови, но каждый нёс в себе яд, что мог вызвать болезнь. Лили закрылась от них, опустив глаза в свою библию. Лицемеры не рискнут отрывать девушку от богоприятного занятия.
И когда толпа уже практически рассосалась, Микаэль двинулся к исповедальне и Лили мягко приградила ему путь.
- Я рада вас видеть, падре. Вы зря ничего не сказали нам, правда, я... я очень волновалась, понимаете?
Лили начала разговор со святым отцом на очень низком тоне, не зная, что специфическая акустика церковных плафонов доносит этот тихий разговор до брата и сестры Вильерс, стоящими за колонной.
Микаэль постарался успокоить Лили и заверить, что рана не беспокоит его, а Лили ещё раз поблагодарила за спасение племянницы, ещё одной жертвы ведьмы.
- Пожалуйста, будьте очень осторожны. Демоны коварны, они пытаются отравить всё, что с нами связано... Я даже не знаю, где сейчас яда больше, в том кувшине, что отравляет разум отца, или в том что демоны готовы налить нам, стоит нам выйти за порог. Вся эта история с Кристофером... клевета! - Лили вздохнула глубже, понимая, что её начинает нести. Просто потому что она устала. Просто потому что это было несправедливо. Просто потому что с Микаэлем она чувствовала себя доверительно, после всего, абсолютно доверительно. Но она была ещё и леди, надо было себя сдержать. - Простите, святой отец. Я опять на вас всё вываливаю. Просто... устала... Но сейчас мне наверное стоит идти. Сплетники должны были разъехаться от церкви. Прощайте.
Она сделала несколько шагов, зашла за колону и увидела молодых мужчину и девушку. Лили замерла не потому что их узнала, хотя молодой человек и был странно-смутно знакомым, а потому что параноидальный страх и неловкость сковали ей ноги. Эти люди слышали разговор? Как много?
Наверное Лили простояла так несколько секунд, невольно провоцируя разговор, потому что мужчина к ней обратился.

Уточнение Агаты свело на нет и без того призрачную возможность, что Лилиан не вспомнит об их родстве, и они смогут просто раскланяться и быстро разойтись. Хьюго понял только сейчас, что подсознательно наивно надеялся на это. И воспоминания Лилиан вызвали смешанные чувства: легкую ностальгию по прошлому и досаду, что теперь они все оказались заложниками приличий.
- Да, любил, - зачем-то подтвердил Хьюго, - самым замечательным в ней была компания.
И хоть прозвучало вполне по светски, он совсем не кривил душой.
По Лилиан было очень трудно догадаться, о чем она думает, что испытывает помимо явного смущения и неловкости. Был ли их отец так же богат на нелестные отзывы об их семье как их собственный? Или Роланд Сантар оказался мудрее? Хьюго не знал этого наверняка, но судя по тому, что он помнил о муже своей тетки, тот легким нравом не отличался. И то, что Лилиан умудрилась им даже сейчас улыбнуться, говорило скорее в пользу ее воспитания. 
- Он умер этим летом. Сердечный приступ, - вышло немного отрывисто сухо и скупо, но Хьюго был не мастак говорить витиевато и красочно. - Мы приехали две недели назад разобраться с его делами.
И нашли тут кучу проблем, о которых даже не подозревали...
- Я бы удивился, если бы вы знали об этом, леди Сантар, - улыбка получилась невеселой, но в ней и не было едкой иронии или сарказма, - учитывая отношения между нашими отцами.
Он чуть было не сказал "семьями", но вовремя передумал. Конфликт разгорелся между Эдвардом и Роландом, но насколько сильно он распространился на остальных членов их семейств оставалось пока еще неясным. Ведь даже про Агату Хьюго не был до конца уверен, хоть и догадывался, что она не в восторге от встречи, все же отец был для нее незыблемым авторитетом. Был ли Роланд таким для своих детей?
Собственно ответа на этот вопрос Хьюго так упорно пытался избежать с того самого момента, когда услышал, что Лилиан тоже присутствует на службе. Но, похоже, именно это им и предстояло сейчас выяснить.

Если разговор мог стать ещё более мучительно неловким - он стал таким сейчас. И как она не догадалась обратить внимание на полутраур леди Агаты? Чёрное строгое платье должно было Лили дать понять... И похоже, своим невежеством она оскорбила давнюю родственницу. Право же, пора собраться!
- Приношу свои соболезнования, - тихо и виновато ответила девушка, - Терять родителя тяжело... Мне дейтвительно... не попадало вестей об этом, - ей действительно не рассказывал об этом отец, но впредь она бы попросила его не распространяться за столом плохо о почившем графе Вильерсе, потому что грешно хулить мёртвых.
Виновато и уже без улыбки рассматривая лица кузенов, Лили отметила насколько разнятся обращённые к ней взгляды. Растерянное, но честное лицо Хьюго шло в резонанс с лёгкой враждебностью в лице Агаты. Впрочем, девушка продолжила светский разговор тяжёлым вопросом уже для самой Лили.
- А как поживает ваша семья, леди Лилиан?
Она готова была практически машинально ответить: "Хорошо". Потому что чтобы не творилось в их семье, это не должно было касаться окружающих, даже родственников, если те настолько далеки. Но минутная заминка от понимания того, что Вильерсы могли слышать их с падре разговор, моментально сделала бы это "хорошо", бесценным и лживым. А за вторую заминку, в которую Лили подбирала слова, Агата добавила вою сухую и резкую фразу, отрезавшую путь к отступлению. Лили замерла и последняя краска с лица, не подменённая вовремя румянами, сошла. Потом она сглотнула, невольно отводя глаза. Последнее, к чему она была готова, так это обсуждать сплетни, но кого винить, если ты сама инициировала разговор, задержавшись у колонны! И как много они, всё-таки, успели услышать? Прилично ли о таком расспрашивать? Очередной раз перебрав пальцами по библии, Лили негромко ответила.
- Сплетни легко разносятся, если им верить и если их повторять. Как и клевета. Не стоит доверять всему, что до вас доносят, леди Агата. Но я думаю, с моей стороны будет лицемерием сказать, что у нас всё хорошо, - Лили подняла глаза на Хьюго, потому что его лицо не выражало к ней враждебности или прочей негативной эмоции, по крайней мере пока, - У нас... у нашей семьи бывали годы и получше, но мы держимся друг за друга. Я рада видеть, что вы тоже дорожите семейными узами, - и Лили улыбнулась, пусть и немного вымучено. Кто сказал, что манеры не могут быть и мечом? - Когда-то раньше мы, помниться, играли вместе... Да, без мамы дом уже не тот. Ваши дела... они надолго задержат вас в Лондоне?

В голосе Агаты звучало негодование. Хьюго и сам знал, что позволил своим вопросом слишком многое. Тут всего было слишком: откровенной прямоты, бестактности, невоспитанности, резкости. На что он рассчитывал, спрашивая нечто подобное? Да еще и у кого? Молодой леди, почти что незнакомки, которая еще каких-то два часа назад была не более, чем размытым образом из далекого прошлого. Может быть с точно таким же успехом, можно было бы выйти сейчас на небольшую площадь перед церковью и крикнуть прохожим, не знают ли они что-нибудь о демонах и не могут ли им помочь?
Но он помнил, с какой горячим убеждением говорила Лилиан со святым отцом, с какой горечью звучали ее слова. И для него это было весомым аргументом, чтобы попытаться. Если армия чему-то и научила Хьюго, так это тому, что упущенные шансы и возможности могут в последствии обойтись дорого.
Поэтому он просто упрямо нахмурился, заставляя себя пропустить восклицание Агаты мимо ушей. С сестрой они будут спорить потом, главным сейчас был ответ Лилиан, которая вполне могла сделать вид, что вообще не понимает о чем идет речь. Хьюго бы ей не поверил, ведь подслушанное ими свидетельствовало об обратном, зато это бы поставило точку в вопросе: давить и настаивать он бы не стал.
Но Лилиан тоже выбрала откровенность. Было заметно, что это решение далось ей с трудом, и каждое сказанное ею слово было тщательно обдуманно. Но ее короткий осторожный ответ дал гораздо больше информации, чем у них получилось узнать с момента памятной встречи с мистером Клэйрком. Это было даже бОльшим, на что смел надеяться Хьюго.
Он сосредоточенно кивнул в ответ:
- Вы доверяете отцу Микаэлю? - итак было понятно, что "да", иначе бы она не обсуждала с ним семейные проблемы, но Хьюго хотелось услышать больше об этом человеке. По всему выходило, что пообщаться с ним определенно стоило, даже если это будут общие представления о демонах. Ведь вполне возможность, что святой отец мог бы порекомендовать кого-то еще....
А вот упоминание графа Бекингема заставило Хьюго невольно напрячься. Он помнил решительного, волевого человека, чьи заслуги и достижения были несомненным свидетельством в пользу твердого характера. Как он отнесется к рассказу дочери, после всех тех разногласий, что возникли между их семьями много лет назад, когда общение было полностью прекращено, оставалось только гадать. Но Хьюго не думал, что граф будет в восторге. Их собственный отец, и Хьюго был в этом просто уверен, просто бы позлорадствовал, узнав, что детям Роланда нужна помощь.
- Я  благодарен вам за откровенность, леди Лилиан. И за помощь, - он ненадолго замолчал, но потом решительно закончил. - Я бы хотел увидеться с вашим отцом. Хотя не удивлюсь, если он будет против.

- Это один из самых благородных и преданных делу людей, что я видела, - отрекомендовала Лили, кузену настоятеля, всё вглядываясь в их глаза, будто бы надеясь прочесть там и душе. Ей казалось, что после всего пережитого, она буквально чуть-чуть, но стала делать это лучше. Возможно, она просто чаще стала смотреть людям прямо в глаза. - А также, он крайне эрудирован о мире вокруг.
Военная прямота Вильерса была почти родной и привычной, ровно настолько, насколько взгляды прищуренные взгляды кузины - чужими. Они то и напоминали Лили, насколько осторожной стоило быть в словах, ведь кузина с этими взглядами будто бы искала не истины, а раны для укуса. Отец часто говорил о Вильерсах не в лучшем свете, но Лили с недавнего времени старалась чаще слушать собственное сердце. Она видела, что у родни какие-то сложности, заставлявшие их быть жадными до информации и не откровенными одновременно. Она видела, что Хьюго говорит рублено, возможно не осторожно, но готов, даже, увидится с отцом, спустя столько лет вражды. Она также видела, как кузина вдруг с такой враждебной и колкой стала... беспомощно-умоляющей. Да, Агате (как странно было слышать это имя в голове по отношению к кому-то ещё) не нравились Сантары, а Лили... Лили чувствовала какую-то отрешённость от старого скандала. Право же, кем там не был дядя, какое это сейчас имеет значение? Он почил, а они, Сантары, в такой паутине страха и лжи, что им ли кого-то судить?
И Лили улыбнулась Агате, как могла мягко, сквозь напряжение и нервы, несмотря на то, что та тихо, но упрямо фыркала, словно загнанный в угол котёнок-дичёк, ускользающий от рук.
- Я не в праве интересоваться вашими проблемами, но настоятельно советую вам не вести дел с демонами. Понимаю, что на длительный срок наши семьи потеряли связь, и я не в праве отвечать за решения отца. Вы можете сказать мне, куда, в случае чего, присылать визитку? В конце концов, папе нездоровится, и он может и отказать, - она сказала это больше для Агаты, как будто отодвинула комод, за который котёнок-дичёк мог спрятаться, успокаивая свой страх. - Но я поговорю с ним, лорд Вильерс.