Brimstone
18+ | ролевая работает в камерном режиме

Brimstone

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Brimstone » Недоигранные эпизоды » Кажись цветком и будь змеёй под ним


Кажись цветком и будь змеёй под ним

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

Такого "завтра" никогда не будет.
Мой друг, как в книге, на твоем лице
Легко прочесть диковинные вещи.
Их надо утаить. Чтоб обмануть
Людей, будь сам, как все. Смотри радушней.
Кажись цветком и будь змеей под ним.

http://s7.uploads.ru/74fXd.gifhttp://s3.uploads.ru/wQXvo.gifhttp://s7.uploads.ru/Wz0Fn.gif

Milton Campbell & Violetta Bryant
27 июля 1884 г., Лондонский Королевский театр

Намеченная на осень премьера самой жуткой пьесы Шекспира обещает стать громким и пугающим событием, которое всколыхнёт светскую жизнь Лондона. В главной женской роли - несравненная Виолетта Брайант, в роли консультанта по ужасам - знаменитый литератор Мильтон Кэмпбелл. Но шокировать зрителя притягательно-мрачной атмосферой и кошмарной режиссурой - два разных эффекта...

+1

2

Кругом воцарилась тишина.
Та, которую внезапно замечаешь в центре перенаселённого неумолкающего города, живущего своей жизнью несмотря на время года, суток... несмотря на Время.
Смолкли скрипы колёс, цоканье копыт и звон конской сбруи; деликатно подождав пару минут, кэбмен спрыгнул со своего места и аккуратно стукнул в окно экипажа рукояткой хлыста.
- Мы на месте, сэр, - объявил он, через плечо оглядываясь на громаду Королевского театра и вздыхая - не то завистливо, не то с оттенком восхищения. - Доставил в лучшем виде!
Из глубины черного кэба пассажир отозвался невнятным бормотанием себе под нос. Вынужденный отвлечься от своих мыслей, он моргнул, поморщился и запустил руку во внутренний карман сюртука. Десять пенни за экипаж и ещё пять сверху ловко скрылись в ладони извозчика, и он заботливо поддержал джентльмена под локоть, когда тот выбирался из кэба.
- Я по театрам не ходок, сэр, но, вроде бы, днем они спектакли не дают?
- Всё верно, не дают, - согласился пассажир, прежде чем развернуться на каблуках своих ботинок и зашагать к театральному крыльцу.

Поставить пьесу, даже название которой запрещается произносить всуе - тот ещё подвиг для театральной труппы, режиссёра, художников и всех причастных. И консультантов в том числе.
Именно такое предложение Мильтон получил ещё весной, когда новая постановка пьесы "Макбет" стала предметом обсуждения во всех мало-мальски причастных к театру кругах. Режиссёр - кто-то из молодых, но уже признанных за свой эксцентричный подход гениев, заявил, что предложит искушённой лондонской публике нечто особенное, и от событий, развернувшихся на сцене, кровь застынет в жилах.
"Да, чувство, мне знакомое".

В перерывах между выпуском законченных романов и созданием новых у Мильтона Кэмпбелла находилось много других дел, и он честно старался посвящать им всё своё старание и способность вникнуть в суть - это отвлекало от смутных тревог и переживаний, став своего рода панацеей. Сейчас он переступает порог и коротко кивает спешащему навстречу работнику театра, а мог бы вместо этого бредить наяву в душной комнате с плотно задёрнутыми шторами.
Непривлекательная альтернатива - очевидный выбор.
- Добрый день, мистер Кэмпбелл, для нас большая честь, что Вы дали своё согласие поприсутствовать...
Мильтон машинально провёл ладонью по лбу, избавляясь от посторонних мыслей, встретился взглядом с тем самым режиссёром, вдохновителем светских сплетен, и рассеянно улыбнулся ему.
- Благодарю, что пригласили, мистер Найджел, - рукопожатие завершило формальную часть знакомства, и Мильтон поспешно завёл обе ладони за спину, сцепляя их в замок. - Если Ваша осенняя премьера в самом деле обещает стать громким событием, я буду счастлив быть полезным.
- И она станет, не в последнюю очередь благодаря Вашему любезному участию, - постановщик жестом пригласил гостя пройти вперёд.

Роскошное фойе, огромный зал - и ни единого зрителя. Прежде чем пойти вдоль бесконечных рядов обитых алым кресел, Мильтон помедлил, запрокидывая голову и осматривая пространство вокруг себя. Казалось, что можно расслышать отражённое от этих стен эхо сотен голосов даже сейчас, в театральное межсезонье. Исполинская драгоценная люстра по случаю репетиции не была зажжена; сцена и партер освещались только газовыми лампами, отчего атмосфера становилась ещё более настораживающей.
- Безлюдный зал производит нужный эффект, - вполголоса заметил Мильтон, не взглянув на режиссёра. - И эту чудовищную люстру тоже лучше оставить незажжённой. Правда, люстры в театрах всегда чудовищны. Вы слышали, что произошло с парижской?
Усаживаясь в кресло по центру в первом ряду, писатель не сводил задумчивого взгляда с украшенного фреской и лепниной потолка у себя над головой, и даже не старался скрыть свою улыбку. Он превосходно знал, какое впечатление способен произвести автор ужасающих историй, отстранённо улыбающийся невесть чему в пространстве, и запросто мог вести себя иначе - но зачем?

- Вы можете начинать, мистер Найджел, я полностью готов, - похоже, режиссёр был даже рад оставить странного гостя в одиночестве, подняться на сцену и скрыться во мраке закулисья. Шорохи и шёпот над оркестровой ямой - труппа занялась последними приготовлениями, а Мильтон откинулся на спинку кресла, обхватил подлокотники своими бледными длинными пальцами и постарался сосредоточиться. Прежде ему доводилось видеть шекспировского "Макбета" в двух разных постановках, но это было классикой; сейчас публике обещалось нечто новое и невообразимо пугающее, а степень наводящих жуть эффектов предстояло оценить именно ему.
Под громовые раскаты - наверняка лист тонкого железа, который терзали подсобные работники - на сцену выпорхнули три ведьмы, чьи наряды - нечто, больше всего напоминающее полупрозрачные лохмотья куртизанок, - пробили первую брешь в невозмутимости писателя.
Его брови вопросительно поползли вверх.
Это они называют "ужасным"? Вот уж воистину.

- "Когда средь молний, в дождь и гром
Мы вновь увидимся втроём?"

Мильтон не отводил от сцены пристального взгляда, пока его руки проделывали самые привычные манипуляции - достали из кармана потрёпанную записную книжку и карандаш. Острый грифель ткнулся в бумагу и спустя пару минут уже лихо расчерчивал страницу - полумрак и концентрация внимания на другом никогда не мешали автору фиксировать свои соображения на письме. Уже после первых двух сцен режиссёр мог бы узнать много нового о некоторых "смелых идеях", пришедших ему на ум, но появляться из-за кулис он не спешил, и актёры продолжали разыгрывать пьесу перед единственным зрителем, время от времени выпадая из сценического образа и украдкой поглядывая на знаменитого гостя.

+1

3

"Не помню дня суровей и прекрасней"

Вот уже второй месяц большая часть труппы Королевского театра Лондона пребывала в состоянии перманентного стресса, о причинах которого вслух говорить было не принято, но в темных пыльных углах закулисья регулярно звучали словосочетания «Та пьеса» и «Древнее проклятье».  За прошедшие дни с начала репетиций в больницу загремел декоратор, у которого случилась сердечная недостаточность из-за частых треволнений, а парочка начинающих актрис массовки выпали из основного состава, пав жертвами нервного стресса. О том, что на главной сцене города ставится пьеса Шекспира «Макбет», грозящая стать главной премьерой сезона, знали единицы. Руководство театра опасалось преждевременной шумихи, не идущей на пользу ни одной постановке, особенно когда причиной такой шумихи становятся трагедии, ознаменовавшие предыдущие попытки отыграть это произведение классика на сцене. Каждому прямо или косвенно причастному к сему мероприятию пообещали гонорар в два раза больший, чем обычно, а деньги, как выяснилось, могут купить даже бесстрашие. Виолетта, впрочем,  к этому разряду не относилась, она бы согласилась играть просто из уважения к величайшему драматургу, которого так любила, особенно за тонкую пленку мистики, которой он умудрился окутать печально известный «Макбет».
-Мисс Брайант, скоро Ваш выход, - ее очаровательная тонкоголосая помощника просунула бледное личико в дверь личной гримерной примы и смущенно заулыбалась. Летти кинула на себя последний взгляд в зеркало, демонстративно вздохнула и плавно поднялась, будто бы и не собиралась никуда поторапливаться, несмотря на истеричные крики режиссера, слышимые уже в коридоре.
Терренс Найджел был молодым, подающим надежды представителем театральный культуры, на его счету уже была не одна громкая постановка, вызывающая у жадной до новинок общественности двоякие чувства – примитивного отвращения и безумного восторга, и покуда даже ненавистники продолжали посещать спектакли его работы, лишь бы рассказывать о своих впечатлениях знакомым, его популярность росла с каждом днем, а его имя на афише стало синонимом успеха будущего спектакля. Очевидно, поэтому его и пригласили. Как склонный к новаторству театральный режиссер, Терренс должен был вдохнуть новую жизнь в старую пьесу, насытить ее запоминающимися экстраординарными деталями и бросить на растерзание публики. Только, как и почти любой деятель искусства, Найджел обладал невыносимо тяжелым характером, истеричным нравом и был весь переполнен противоречиями. Он был до невозможности капризен и придирчив, то ему не нравилась прическа Виолетты, то ее походка, то платье оказывалась слишком открытым, то чересчур скромным, он хотел, чтобы она стояла в профиль, а потом, возведя руки к небу, выл, что она просто обязана была оказаться в анфас. Виолетта, без труда получившая роль Леди Макбет, как могла, сохраняла спокойствие и боролась с желанием обратить ненавистного режиссера в таракана. Только поговаривали, что Терренс был любимчиком или любовником, она не уточняла, кого-то из королевской семьи и имел стойкую протекцию, а потому жаловаться на него, о чем им прямо сказал Директор театра, не рекомендуется. Впрочем, самым веским аргументом стала фраза о том, что без Терренса Найджела не будет спектакля, а значит, пьеса опять отправится в пыльный архив, а этого Летти абсолютно точно не хотелось. 
- Сегодня на репетицию пришел Мильтон Кемпбелл, - щебечет девица, едва поспевая за быстрой походкой Виолетты, - Сидит в зале совсем один.
- Вот как? – Летти заинтересованно выгибает бровь. О том, что известный писатель станет тем, чье мнение о спектакле определит его дальнейшую судьбу она слышала не раз, об этом много ходило сплетен и пересудов, ведь жанр, в котором прославился мистер Кемпбелл сложно было охарактеризовать, как всеобще любимый, тем не менее, он был здесь, в зале. Ведьма отчего-то странно заулыбалась,   - И как? Нравится ему наша пьеса?
- Не знаю, мисс, сложно сказать, но лицо у него не слишком одухотворенное и он то и дело что-то записывает, кажется, будто ему не очень нравиться…- она умолкает и выжидающе смотрит на приму, будто побаиваясь реакции, но та лишь пожимает плечами.
-Конечно, ему не нравится, у него совершенно точно есть вкус и разум, - фыркает она, наконец, добираясь до конца коридора, где встречает бешено вращающего глазами режиссера.
По задумке Найджелла Леди Макбет была не просто коварной хитроумной интриганкой, помыкающей мужем и воплощающей властолюбивые планы, она была одержимой то ли бесами, то ли дьяволом, это так и не удалось уточнить до конца, вынуждена была не редко общаться со своим альтер эго, для чего в пьесу добавили несколько фривольных реплик и даже целый монолог, а костюм напоминал нечто среднее между цыганским нарядом и платьем для кабаре, ведь именно так, по мнению гения и должна была выглядеть жестокосердная жена Макбета. Виолетта, только недавно переставшая хихикать при виде ведьм, напоминающих куртизанок района Уайт Чапел, со своим амплуа так до конца и не свыклась, но играла, как и положено, талантливо и самозабвенно:

                 «Вино, свалив их с ног, мне дало смелость;
                 Их потушив, меня зажгло. - Но тише!
                 Кричит сова, предвестница несчастья,
                 Кому-то вечный сон суля».

Виолетта взмахивала руками, прогуливалась по сцене, как и положено, и иногда с лисьим любопытством поглядывала на диковинного гостя в зал. Несмотря на все старания примы и юного актера, с итальянскими корнями, которого привлекли на роль Макбета,  спектакль доныне походил на лоскутное одеяло, собравшее в себе множество разножанровых сценок, одна эксцентричнее другой, по отдельности выглядящих вполне достойно, но в целом не представляющих из себя ничего вменяемого. Чего стоила одна только сцена убийства короля Дункана.
Актеры отыграли первый акт, выложившись в угоду режиссеру, и, подгоняемые его резкими комментариями, высыпали на сцену в ожидании приговора. Это само собой не коснулось своенравной Виолетты, которая сначала отправила помощницу себе за вином, а после, держа бокал в руках, грациозно спустилась со сцены в зал, но садиться не стала, остановилась возле оркестровой ямы, испытующе глядя на критика, вокруг которого уже суетился Терренс. 
- И что же, мистер Кемпбелл? Как Вам наш «Макбет»? – в ее голосе сквозила злобливая ирония, а большая часть труппы на нее гневно зашикали. Летти была единственной, кто произносил название пьесы вслух, избегая глупых псевдонимов. Она абсолютно не верила в проклятья, потому что сама умела их накладывать и прекрасно знала, ареол дурной славы Шотландской пьесы, это дело рук злословия людей, а не древней магии. Но кто бы стал ее слушать?
- Виолетта! – если бы Найджел Терренс умел взглядом превращать людей в пыль, он бы это и сделал, но пока он мог лишь повышать голос и демонстративно сердится, - Прошу Вас, уйдите ради всего святого и не мешайте!
-Конечно-конечно, - нехотя протягивает девушка, но с места не двигается. Такой уж у нее был характер.

Отредактировано Violetta Bryant (23 апреля, 2019г. 09:48:41)

+1

4

- Ну что же, говоря по справедливости, я... - перебирая сплошь исписанные листки со своими заметками, писатель низко опустил голову и прищурился, силясь рассмотреть собственные малоразборчивые каракули. Он услышал вопрос, заданный со сцены хорошо поставленным женским голосом, но поднял взгляд на собеседницу не сразу - лишь после того, как режиссёр попросил ту удалиться. Взбудораженный, с потемневшим от волнения лицом, мистер Найджел явно не был расположен к выходкам своей примы, но та, как видно, обладала непростым характером и отличалась своенравием. Редким для скромной домашней хозяйки, но непременным для театральной актрисы.
- Я полагаю, ничего скверного не случится, если мисс Виолетта останется, - вмешался Мильтон, когда режиссёр в сердцах замахал на девушку руками. - Своими стараниями на сцене она заслужила право присутствовать при обсуждении. Как я успел заметить, для пьесы в этом виде она сделала всё, что смогла.
Писатель ещё раз перевёл взгляд на актрису и теперь уже внимательно осмотрел её с головы до ног. Верх её причудливого костюма представлял собой нечто вроде пышной блузки с провокационно низким вырезом, а низ состоял из пёстрой юбки чудовищных цветов, зачем-то собранной сверху так, что из-под подола то и дело показывались стройные ноги. Для зловещей леди Макбет это был наряд, вызывающий целый град вопросов, но даже он почти терялся на фоне общей катастрофы.

Мильтон снова посмотрел на свои записи, пытаясь сообразить, с чего начать. Обрушить на голову режиссера все свои замечания сразу и выставить его на посмешище перед всей труппой? Похвалить артистов и поругать сценарий постановки? Назвать бездарями всех без разбору? Сочувствующе заявить, что каждый из них сделал всё в пределах своих (скудных) способностей, но выше головы не прыгнешь? Высмеять их попытку замахнуться на бессмертного Шекспира?

Полумрак зрительного зала не мешал ему делать записи - создавать рукописи в потёмках и на ощупь он давно приноровился. Но разобрать написанное было уже сложнее, поэтому писатель поднялся на ноги и шагнул к краю оркестровой ямы, ближе к свету от газовой лампы. Двигался он, как всегда, отрывисто и резко, а спину держал прямо, что выдавало внимательному наблюдателю нервозность его натуры и некоторую скованность.
- Я не драматург и не стану брать на себя слишком много. Моё мнение - это нечто среднее между мнением рядового зрителя и "специалистом по запугиванию публики", как меня окрестила одна из бульварных газетёнок, - Мильтон усмехнулся, но члены труппы были слишком напряжены, чтобы подхватить его веселье: интуиция подсказывала лицедеям, что долгое предисловие не сулит ничего хорошего.
Что ж, так оно и было.
Сделав глубокий вдох и долгий выдох, Кэмпбелл приготовился к долгому монологу и заговорил ровным, невозмутимым голосом:
- Добавление в пьесу лишних сцен, строк и эпизодов в таком виде - да, это страшно. Но нет, совсем не интригующе. Это тот страх, испытав который, зритель дождётся антракта, встанет и отправится домой на первой же двуколке. Почему артисты одеты в эти странные лохмотья? Половину действия они ведут себя как сомнамбулы и едва шевелят языком - я не всё расслышал даже с первого ряда партера; зато вторую половину в них будто бесы вселяются. Зачем эти внезапные вопли посреди реплик? Эти безумные выпученные глаза? Суть пьесы ускользает, зрителю остаётся только в растерянности следить за этими внезапными припадками. Создаётся впечатление, будто вдохновение для постановки отыскали в стенах лечебницы для душевнобольных. Это не привлекательно, это - отталкивающе. Если это дань театральной моде, то назовите меня невежественным. Если это - попытка шокировать и испугать, то она не сыграет Вам на руку. Поймите, мистер Найджел, - Мильтон повернулся к режиссёру и твёрдо посмотрел ему в глаза. - Нас пугает не экзотика. Необычное и непривычное нас манит, но не ужасает, - литератор сосредоточенно пощипал себя за подбородок, подбирая наиболее доступное объяснение. - Настоящий испуг приходит внезапно, когда этого ничто не предвещает. Ужасы, сокрытые в повседневности - вот что пугает больше всего. Взгляните... хотя бы на этот карандаш, - писатель резко воздел вверх руку, и грифель указал на расписанный фресками театральный потолок. - Это обычный карандаш, не так ли? Повседневная вещица, которой обладает каждый из нас. Не вызывает ни единого проблеска интереса. Если я в попытке привлечь внимание прилажу к этому карандашу павлинье перо, это будет выглядеть нелепо, не так ли? Это не вызовет вопросов, а будет восприниматься только как моя странная причуда, - Мильтону не довелось побыть университетским профессором, но случалось выступать приглашённым лектором перед будущими литераторами в Бримстоуне, и он умел привлечь внимание своей аудитории эффектными жестами. Повернувшись и продемонстрировав карандаш каждому на сцене, писатель выразительно пожал плечами. - Но вообразите, будто я скажу вам, что этим самым карандашом месяц назад убили человека... честного портного, скажем?..
Он выдержал паузу, хотя в зрительном зале и без того царила гробовая тишина.
- ...и у вас сразу возникнет масса вопросов. Как именно это произошло? Почему? Чем и кому насолил бедняга портной? Каким способом его убили, используя карандаш? Почему портной, в конце концов, почему не журналист или не писатель? - Судя по виду режиссёра, он как раз был бы не прочь прикончить писателя карандашом прямо здесь и сейчас, но Мильтон оставался невозмутимым и продолжал говорить. - Да и смотреть на этот предмет вы будете уже иначе, осознавая его смертоносный потенциал, о котором вы прежде не задумывались - поправьте меня, если я ошибся. Стоит лишь дать намёк, обмолвиться краем слова о том, что за этой скучной вещицей сокрыта целая история, трагичная и таинственная, - и возникнет истинный интерес, а необходимость в пошлых павлиньих перьях отпадёт.
Убирая записную книжку и карандаш во внутренний карман сюртука, Мильтон предоставил своим слушателям время осмыслить услышанное. После чего вновь обернулся к режиссёру: в свете близких ламп лицо мистера Найджела из багрового вдруг стало зеленоватым.
- С удовольствием передам Вам все записи, что я сделал во время первого акта, - судя по ироничной улыбке на лице рыжеволосой актрисы, она только и ждала возможности высказаться, и консультант по ужасам даже пожалел несчастного режиссёра, решив в подробности не углубляться. - Если потребуются разъяснения, можете располагать мною в любое время. Полагаете, мне стоит остаться на второй акт?

Отредактировано Milton Campbell (24 апреля, 2019г. 09:00:27)

+1

5

Виолетта, как и обычно в таких ситуациях, очень загордилась собой. Она все-таки была права, сквернословя на эту постановку, правда чаще всего наедине с собой в гримерной, после очередной приносящей множество страданий репетиции. Теперь она ощущала внутренний триумф, созерцая покрывшееся красными пятнами лицо Терренса Найджела. Мягко говоря, режиссеру сейчас было крайне неловко, ведь мистер Кемпбелл так талантливо и ненавязчиво позорил его перед всей труппой, которая наблюдала за этим как за актом неплохой пьесы, а кто-то даже приоткрыл род от восторга. Это было завораживающе и очень справедливо, по той простой причине, что бесконечный список подобных замечаний каждый божий день сыпался на каждого из участников постановки, только в более грубой форме. Виолетта была бы еще счастливее, если бы в конце своего яркого монолога писатель нарек режиссера бездарностью и демонстративно удалился, предварительно усыпав пол многочисленными листами своих записей. Но он все время был таким искусно тактичным, что подобному навыку завуалированных оскорблений стоило только позавидовать. Так что Виолетта, как и положено заядлой театралке пару раз демонстративно хлопнула в ладоши, предварительно отставив в сторону бокал. Она даже хотела что-то добавить, но неожиданно для себя решила, что в этом нет абсолютно никакой необходимости.
Терренс Найджел тяжело дышал и бешено вращал глазами, но потом все-таки взял себя в руки и как-то мерзко заулыбался, делая властный жест актерам, которые мгновенно растворились со сцены.
- Если желаете, можете остаться на второй акт, - его голосок стал заискивающим и тягучим, - Уверен, он понравится Вам больше, - в этот момент ведьма манерно закатила глаза и демонстративно присела в зрительный зал.
- Знаете, мистер Найджел, если Вы все еще намерены продолжать издеваться над уважаемым гостем, показывая ему второй акт, то я в нем играть уж точно не буду, - она закидывает ногу на ногу и нагловато улыбается, начиная снимать с волос бесконечное количество ненавистных заколок и шпилек, отчего локоны медленно рассыпаются по плечам, - Я все же предпочитаю быть гуманисткой, а потому выступаю против пыток, тем более особо жестоких, - она заливисто смеется, очевидно, доводя режиссера до средней степени ярости.
-Мистер Кемпбелл, позвольте представиться, я Виолетта Брайант, капризная прима этого театра, как бы описал меня мистер Найджел, - она чуть склоняет голову к плечу, - Но я на такое не обижаюсь, ведь капризы, увы, естественное следствие для тех, кто отдал свою душу театральным подмосткам, - она поднимается со своего места, отчего заколки с тихим звяканьем падают на пол, и садится рядом с писателем, игнорируя едкий взгляд режиссера, - Скажите, если бы мистер Найджел осмелился просить Вашего совета, как бы вы преподнесли ведьм так, чтобы они больше походили на вестниц смерти и судьбы, а не на куртизанок из кабаре? – она едва слышно хихикает, - Терренс, присядьте же, уверена, прежде, чем Вы все-таки решитесь заставить нас пережить второй акт постановки, будет не лишним немного побеседовать, не так ли? – ее взгляд становится по-лисьи хитрым, она чуть прищуривается, изучающе разглядывая писателя.
-Оу…как я могла упустить, ведь мы забыли проявить к Вам хваленое театральное гостеприимство, мистер Кэмпбелл! Какое вино Вы предпочитаете? Впрочем, у меня есть невероятно притягательное по вкусу кьянти, оно никого не оставит равнодушным, можете быть уверены, - она поворачивает голову в сторону кулисы и надувает губки, - Анжелика, поскорее, иди сюда, - помощница появляется из-за массивной шторы, кивает и тут же исчезает, чтобы через пару мгновений принести на подносе бокалы с вином, которое так старательно рекламировала Виолетта. Она, впрочем, не лукавила. Ведьма была истинным ценителем виноградного напитка, потому она нередко общалась с сомелье, обсуждая многообразные купажи, урожаи винограда и играющие разными оттенками вкусы. Она легко могла отличить молодое вино от выдержанного, сухое от полусухого, а Французское от Итальянского и не забывала этим хвастаться, а также регулярно развивать свои навыки, а если говорить точнее, то каждый день. Она нетерпеливо крутит в тонких пальцах красивый бокал, погладывая то на его содержимое, то на мужчину.
- А все-таки…- она делает небольшой глоток, отмечая, что помощница бросилась подбирать с пола разбросанные заколки, - Что с тем карандашом? Могу я взглянуть на него? - она тут же протягивает руку, прикусывая губу от любопытства, - Вы так реалистично рассказывали о нем, будто однажды уже описали его историю в одной из своих книг. Вот значит, как Вы творите столь любимые публикой загадки? В одно мгновение?– Летти хлопает глазами, едва скрывая живой интерес к ответам на свои вопросы, позабыв про режиссера, который тут же начинает покашливать, напоминая о себе. Виолетта немного хмуриться и вздыхает.
-Позволите и мне взглянуть на Ваши записи, мистер Кемпбелл?

+1

6

Каких только препятствий не встречал Мильтон на пути к своему собственному признанию: он спотыкался сам, делая ставку на откровенно слабые рассказы или выбирая не то издательство; его подталкивали вниз по склону литературного Олимпа нечистые на руку агенты, язвительные критики и скептически настроенная общественность, и многое, многое другое. Состояние побагровевшего режиссёра он мог себе вообразить очень явственно и живо, и был близок к тому, чтобы посочувствовать бедняге (легче претерпеть поражение в самом начале пути, чем уже будучи ожившим воплощением чьих-то надежд). Чего нельзя было сказать о рыжеволосой актрисе - подозрение, что она наслаждается происходящим, окрепло в твёрдую уверенность.
- Вы полагаете, второй акт хуже первого? Или мог бы с ним посоперничать? Если второе, я бы остался уже из природного любопытства, - усмехнувшись, отозвался писатель и, перехватив возмущённый взгляд режиссёра, обезоруживающе развёл руками: мол, лучше поддержать беседу с капризной примой и не ввязываться с ней в спор, иначе туго придётся всем присутствующим. Мильтон никогда не был отъявленным дамским угодником, не считая лет бурной молодости в Бримстоуне, но не был он и затворником, который чурается представительниц прекрасного пола - вообще любых. Общаться с женщинами ему доводилось довольно близко и плотно, поэтому он справедливо считал, что кое-что смыслит в их природе. Или, по меньшей мере, в их типажах.
Девушка, ведущая себя с раскованностью Виолетты Брайант, так просто от своего мнения не отступится, и милости от неё ждать не придётся. Ещё один веский повод посочувствовать несчастному мистеру Найджелу.
- У Вас главная женская роль в постановке - я убеждён, что все Ваши капризы сполна компенсируются Вашим ярким талантом, - галантно заметил писатель и слегка поморщился - ставшая привычной головная боль, на протяжении пары часов маячившая где-то на горизонте сознания, вдруг резко атаковала, и в левый висок будто вонзился раскалённый железный прут. На пару секунд Мильтон выпал из беседы, усиленно поморгал, возвращая зрению ясность, повернулся и с растерянностью обнаружил, что актриса пересела из своего кресла в соседнее с ним. - Не сомневаюсь, что увидеть Вас в другой постановке, возможно, более... классической - большое удовольствие. Мисс Брайант. Что до моего представления ведьм... О, благодарю Вас, - почётный гость не успел опомниться, как проворная девушка, выскользнувшая из-за кулис, уже предлагала ему взять с подноса бокал с вином.
- Угощение сейчас очень кстати, - невнятно пробормотал он себе под нос и тут же пригубил красное вино - возможно, чуть более поспешно, чем того требовали приличия. - Что ж, не могу назвать себя специалистом по ведьмам. Видите ли, если Вы читали мои произведения, то Вам известно, что я пишу об иных проявлениях... сверхъестественного в нашем мире, - глоток вина разогрел горло и грудь; писатель нетерпеливо помассировал левый висок, ожидая, когда хмель подействует и на головную боль. - Но можно применить тот же алгоритм, который я уже описал в случае с карандашом. Внешне непримечательный предмет с отдельными пугающими деталями. Ведьмы могут быть одеты как простые бедные селянки, но если зритель обнаружил бы у них, скажем... по семь пальцев на ладонях, жуткие глаза без зрачков, почерневшую словно от ожогов кожу, страшные шрамы на лицах, щупальца морского монстра в копне спутанных волос... Тогда это произвело бы нужный эффект. Но, разумеется, это всего лишь моё мнение. Можете считать это моментом моего откровения: я только что перечислил женские образы, которые ужаснули бы лично меня.
Мильтон тихо рассмеялся и сделал внушительный глоток вина. Расслабление подступало постепенно - так же медленно, как прекращался приступ мигрени; писатель позволил себе свободно откинуться на спинку мягкого кресла и ответить на лукавый взгляд актрисы сдержанной улыбкой.
- С вином Вы не прогадали, кьянти - чудесный выбор, - Мильтон покосился на режиссёра, подсевшего в кресло с другой стороны от него. При обилии свободных мест в огромном зрительном зале и обострённом мильтоновском чувстве личного пространства такое явное гостеприимство с обеих сторон начало давить на него морально. Сделав задумчивый вид, словно подбирая ответ на вопрос мисс Брайант, он поднялся на ноги и принялся расхаживать вперёд и назад вдоль оркестровой ямы, не забывая время от времени прикладываться к бокалу с вином.
- Вы можете не только взглянуть на карандаш, но и подержать его в Ваших руках, мисс Брайант, - великодушно заверил писатель и, в очередной раз проходя мимо актрисы, передал ей ничем не примечательный карандаш из своего нагрудного кармана. После многих исписанных страниц записной книжки грифель изрядно затупился. - В моих книгах этот случай описан не был, но я не сомневаюсь, что у Вас найдётся немало интригующих идей о том, как можно сделать из этого безобидного предмета орудие смертельной расправы. Я прав?
Следующая просьба актрисы почти застала Мильтона врасплох. Если её поведение было бестактно и до этого, то эта просьба оказалась и вовсе по другую сторону от всех приличий. Отказывать ей не хотелось, но и ставить режиссёра в ещё более неловкое положение... Всё же, заметки делались только для глаз постановщика и не были рассчитаны на то, чтобы быть обращёнными против него, а в том, что Виолетта сумела бы это сделать, не возникало ни единого сомнения.
- Позвольте распорядиться моим скромным наследием по справедливости, мисс Брайант, - кажется, вино, слегка смягчившее головную боль и разогнавшее по телу кровь, добавило Мильтону находчивости, а его бледным щекам - едва заметного румянца. - Вам достаётся карандаш со всем его убийственным потенциалом, а мистеру Найджелу - моя записная книжка, - следуя собственным словам, писатель передал блокнот режиссёру, и тот жадно вцепился в кожаный переплёт. - Только боюсь, эта вещица всё равно почти бесполезна - почерк у меня, увы, сквернейший из самых скверных.

+1

7

У Виолетты в уголках губ закралась немного надменная усмешка. Ей всегда нравилось слушать столь многогранные фантазии о ведьмах, которыми делились люди искусства. Только все они были фольклором чистой воды. Красивым, разнообразным, детально описанным, мрачным или, напротив, глумливым, но все-таки фольклором. Выгляди настоящие ведьмы так, как описывают их, им бы не было никакой жизни. Мильтон Кембелл, впрочем, умел преподнести свою идею в довольно убедительной манере, это было заметно по лицу режиссера, который если бы держал в руках блокнот и ручку, очевидно записал бы все сказанное, а так просто сидел, чуть приоткрывши рот, позабыв о своей пострадавшей гордости гения и творца.
- Очень необычно, - она запустила пальцы в рыжие волосы, не стирая с лица насмешливой улыбки, - Если бы однако люди рассуждали о ведьмах, как Вы, инквизиции бы не случилось, - Виолетта рассмеялась, - Не думайте, что я невежественна настолько, чтобы не отличать авторские фантазии от суровой действительности, но все же многие люди привыкли нарекать ведьмами тех женщин, которые в их понимании оказывались аномально красивыми- рыжими, зеленоглазыми, не в пример остальным проницательными….- ее голос становится чуть тише. Продолжать Летти не стала, ее замечание не имело за собой никакой конкретной цели, а истину о том, что «молчание – золото», она регулярно оставляла без должного внимания.
- Вас пугают шрамы и ожоги? – она заинтересованно на него посмотрела, - Я думала, автора таких истинно мрачных и внушающих страх произведений ничего не может напугать. Особенно столь банальные вещи, как человеческие изъяны. Не обижайтесь, это лишь кажется мне немного противоречивым, - она утыкается взглядом в уже почти пустой бокал с вином. Отчего то сейчас она подумала о том, что лично ее пугают вещи, о которых находящиеся рядом с ней мужчины скорее всего даже никогда не слышали. Это вовсе не добавляло ей человечности, которая помогала вести себя естественно, так что подобные разговоры она предпочитала не вести, но сегодня все происходило не по заданному сценарию.
- Вино – это то, в чем я не привыкла ошибаться, - она ленивым жестом просит помощницу снова наполнить бокалы и откидывается на спинку кресла, пристально наблюдая за мистером Кемпбеллом, который как-то неожиданно стал немного нервозно прохаживаться под залу. Летти поджала губы, но карандаш все-таки взяла, покрутила его в тонких пальцах, и не удержалась от мысли о том, что самым лучшим его применением стало бы заставь она Терренса проглотить его. А она бы ведь могла, махинации с внушением получались у нее неплохо, только без этого субъекта не будет спектакля, а с подобными последствиями мириться ей не хотелось.
-Вы преувеличиваете мое коварство, - Летти смущенно посмеивается, -То что мне досталась столь кровожадная роль, вовсе не означает что я могла бы в действительности попустительствовать подобному кровопролитию, но меня бы вдохновила мысль, если бы этот карандаш стал частью древнего проклятья, - она осторожно кладет его на раскрытую ладонь, будто бы в нем действительно сокрыта парочка кровавых тайн, - И любой кто напишет им свое имя будет одержим бесами или тенями, явившимися из мира духов, - она подкидывает карандаш в  воздух, а потом снова ловит в руку, опустив глаза в пол.
-Впрочем, я великодушно поделюсь им с мистером Найджеллом, раз уж у него в руках столь ценная записная книжка, может ему стоит зафиксировать кое-что из Ваших ценнейших рекомендаций, - она отдает карандаш режиссеру, на лице которого не отражается ничего кроме недоумения. Честно признаться, Виолетта немного насупилась, не получив блокнот, вовсе не потому, что он был очень ей нужен, а потому что привыкла получать то, чего хотела. Ведьма свела брови, стараясь не демонстрировать свою обиду открыто. От всей сложившейся ситуации ей нужно было одно, чтобы Терренс Найджелл внял мудрым советам и внес коррективы в сценарий, она не хотела становиться звездой провальной постановки, актриса слишком дорожила своим имиджем. Она встала на ноги и отошла на несколько шагов, - смотреть издалека казалось ей гораздо более удобным. Вся ее походка, осанка и вечно приподнятый к потолку носик явно показывали, как высоко ее самомнение, даже теперь, когда на ней вместо платья были хаотичные обрезки ткани. Она оперлась бедром о краешек сцены, покручивая в руках бокал вина и некоторое время стояла молча, смотря куда-то в сторону кулисы.
- Скажите, мистер Кемпбелл…честное слово, это последний вопрос, я больше не стану Вас мучать, тем более что Вам кажется не здоровится…- взгляд ее зеленых глаз, все еще обращенный куда-то на сторону, становится каким-то хитрым, - Что лично Вы думаете о проклятье «Макбета»? Не побоялись бы играть в постановке? Я впрочем, пыталась убедить мистера Найджела, что этот всем известный слух можно было бы выгодно обернуть в пользу спектакля, но он со мной не согласился. А как Вам кажется? Нам и правда есть чего бояться?
Легкие шорохи за кулисами возвещают о том, что труппа вопреки просьбам раствориться, подслушивает разговор, а сейчас едва ли не рискует обнаружить себя из-за съедающего изнутри любопытства. Виолетту это очень позабавило, так что она, делая вид что просто ставит бокал на сцену, незаметным движением пальцев тушит один из стоящих неподалеку канделябров. Кто-то, как и положено, издает странный писк из-за кулис, а ведьма только качает головой, поворачиваясь к мужчинам в зрительном зале.

+1


Вы здесь » Brimstone » Недоигранные эпизоды » Кажись цветком и будь змеёй под ним


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно