- О нет, мадам, прошу вас, только не это! - Кроткая и послушная обычно каждому повелению крошка Поппи словно взбесилась.
- Только не в это ужасное место! Ни за что не вернусь туда! - Девчонка разъярилась не на шутку, зарделась, заламывала руки театрально и забылась не к месту - посмела повысить голос, отказываясь выполнять поручение своей нанимательницы, чем и разозлила её изрядно.
- Что за вздор! Ты верно начиталась дурных заметок в “Пелл Мелл”. Так каждое слово в этой занюханной газетёнке суть - домыслы бесталанных  недомерков! - Элоиза была в отчаянном положении. Курение опиума стало для неё зависимостью настолько сильной, что в отсутствии эфира женщина становилась нервенной и рассеянной. Её терзала мигрень, перенявшая характер фантомной боли, которую невозможно унять ничем кроме морфия. Её сны становились чередой кошмаров, а будни оборачивались их воплощением.
Госпожа Сеймур решительно не понимала метаний своей горничной, ведь ей всего-то и нужно, что сесть в экипаж, доехать до доков Лаймхаус в рабочем Ист- Энде, где обосновались многие переселенцы из Китая, постучаться в дверь ничем не примечательной чайной лавки и получить за установленную плату завёрнутый в папиросную бумагу шарик опиума.
- Ничтож-ж-жество! Ты ни на что не годна, - Элоиза кричала. - Вон отсюда! Я дам тебе такие рекомендации, что ты не сможешь устроиться ни в один из приличных домов Лондона! Дрянь!  - Поппи успела скрыться за дверью кабинета миссис Сеймур за секунду до того, как в неё полетела хрустальная чернильница в оковке из серебра. Ударившись о полотно двери, она рассыпалась множеством граней, выскользнув из своей оправы и расплескав агатовый маслянистый глянец по изысканным интерьерам, лишив их лоска.
Элоиза задыхалась от гнева, женщина часто дышала, открывая и закрывая рот, словно перепуганная собачонка.
- Пусть подадут экипаж к парадному входу. - Промедление подобно мучительному умиранию, и писательница сама отправляется в доки. Невзрачный экипаж, запряжённый парой гнедых домчал её до Лаймхауса не более чем за четверть часа.
- Жди меня. - Бросила миссис кучеру и сошла со ступеньки, кутаясь в кашемировую шаль, прикрывая тканью лицо, в попытке защититься от невообразимого смрада витавшего повсюду.
В переулках оказалось совсем безлюдно. Время близилось к полуночи, и все страждущие наверняка нашли приют в местных забегаловках или в объятиях продажных женщин, не брезгующих принимать мужчин разного толка. Элоизе пришлось обогнуть двухэтажное деревянное здание в котором была устроена чайная лавка, и пересечь небольшой внутренний дворик, чтобы постучать в заднюю дверку с приоткрытым ныне небольшим окошком по центру, украшенным примитивным рисунком, изображающим коробочку мака. Она ожидала, что кто-нибудь просунет руку в это самое окошко и осуществит обмен. Однако, вопреки её ожиданиям, дверь распахнулась, приглашая посетительницу пройти внутрь, туда, где витал паточный флёр эфира, явственно ощутимый даже на расстоянии.
Влекомая обещанием забвения Элоиза шагнула в душное помещение, в котором совсем отсутствовала мебель, лишь грубые соломенные циновки застилали пол из хлипких щербатых досок. Там, в полутьме, подобно животным на грязных подстилках, полулежали люди. Мужчины и женщины. Кто-то ворочался беспокойно, пробуждаясь от наркотического сна, кто-то склонялся к лампе, чтобы раскалить остывшую каплю опия, а кто-то грезил наяву, запечатлев на своём лице выражение безмятежного блаженства. За всем этим наблюдала задрипанная старуха азиатской внешности, которая сидела прямо на полу и раздавала указания мальчишке, что наполнял трубки посетителей опиумом, улавливая их желание по малейшему движению.
Старуха оглядела новую гостью придирчивым взглядом, её губы растянулись в улыбке, обнажая жёлтые и сгнившие от тлетворного влияния чёрного дыма зубы. Она жестом указала Элоизе на свободное место поодаль от застывшей в безмолвном созерцании девушки, весьма разнузданного вида. Её одеяние, более всего напоминающее халат, оказалось распахнуто. Лёгкая ткань скользила с плеча, обнажая грудь, что нисколько не смущало курильщицу. Она была столько же прекрасна, сколько безобразна в своём забытьи. Миссис Сеймур оказалась изрядно смущена её развязностью, но не могла оторвать взгляда от этой чарующей картины. Ровно до той поры, пока не смогла различить в тусклых отсветах масляной лампы насекомых, которые без преувеличений, кишили у подножья одухотворённой фигуры, подобной древнегреческой скульптуре. Корабельные тараканы, сороконожки и пауки...
- Какое отвращение! - Элоиза шарахнулась в сторону под скрипучий, визгливый хохот смотрительницы этой богадельни.
Писательница протянула её деньги, стараясь не смотреть более по сторонам, однако, старуха не двинулась с места. Вместо того к ней подскочил мальчишка. Он выхватил тканевый кошель из руки и вложил в её ладонь небольшой свёрток.
Получив желаемое, Элоиза поспешила ретироваться, отступая к двери спиной, словно опасалась что полчища насекомых ринуться ей вслед, стоит лишь на мгновение ослабить внимание.

Отредактировано Eloise Seymour (31 марта, 2019г. 06:13:59)

Элоиза непременно столкнулась бы с новым посетителем курильни, если бы тот не заговорил, упредив её о своём появлении. Он начал совсем не подходящим образом. Таким тоном, будто изнанка человеческого порока, представшая его взору, казалась ему совершенно изумительной. Ей же напротив вдруг стало так отвратительно от созерцания этого разложения, что она с удовольствием стала ведомой и без малейших колебаний приняла протянутую руку, не озаботясь соображениями по поводу мотивов незнакомца.
- Они наблюдают за своей блуждающей душой, вытесненной из тела на время эфиром, пары которого подобно оккультной силе способны к диссоциации такого рода. - Элоиза говорила так, словно не отождествляла себя с теми, кто поддался очарованию просветлённой грезы. Она полагала, что может свободно наслаждаться квинтэссенцией наркотического опьянения, не допускала мысли, что сладостный паралич прикуёт и её однажды к циновке, кишащей насекомыми. Подобное убеждение позволяло ей оставаться отстранённой к рассуждениям о тлетворном влиянии чёрного дыма. О сладкое забытье!
- Кто знает, может статься, она не сумеет воплотиться обратно. - Женщина оглядела незнакомца, фигура которого куталась в полутени так, что ей ни за что было не различить детали.
- Вам не кажется, что опий дарует им божественность на какое-то мгновение! - Удивительно, но застигнутая врасплох она тем не менее расположилась к собеседнику, как к давнему знакомцу. Вероятно, общие пристрастия роднили их, делая соучастниками. А соучастникам должно доверять друг-другу без фальши.
- Как странно, - сказала Элоиза, последний раз бросая взгляд на курильщиков, - для человека цивилизованного является удовольствием созерцание порока, распада и похоти. - Наконец, она отвернула лицо и несколько секунд смотрела на джентльмена, чью ладонь сжимала в своей, не выражая никакого удивления.
- О, да. Уведите меня отсюда. - Женщина последовала за своим провожатым, прижимая к груди свёрток, подобно драгоценности, имевшей невообразимую цену. Пусть миссис Сеймур не разглядела черты этого мужчины, в её голове сложилось общее представление человека, чей образ нисколько не соизмерим окружению.
- Как же вы здесь? - Спросила Элоиза бесцеремонно. Ей и в голову не пришло, что это её не касается.
- Постойте, меня ждёт экипаж, и он совсем в другой стороне. - К ней вернулась ясность рассудка, стоило только флёру сладковатого дыма истаять в стылом ночном воздухе. Она остановилась и нервенно стиснула его пальцы в своей руке. -Куда вы меня ведёте?

Каждый раз, когда незнакомец отзывался на оклик Элоизы, он будто бы отрывался от созерцания изящных миражей былого, разрешая ей заглянуть за горизонт событий, но не позволяя углядеть многого, только зыбкую канву нерассказанных историй. Эта изящная недосказанность искушала, изнуряя предвкушением, и притупляла чувство настороженности, побуждая довериться чужому слову и намерению. Безоглядно. Беззаветно. Безвозвратно.
- Разве умиротворённые и благосклонные Боги чинят различия между своими почитателями? Им равно пресно любое из наших воздаяний. Так пристойно ли нам с вами судить о чьих либо недостатках? - Конечно, миссис Сеймур лукавила, ведь пару мгновений назад она сама брезгливо кривилась, став невольной свидетельницей чужого грехопадения, но неосязаемая инерция  мысли вновь заставила её обрисовывать вокруг себя контур мнимого благочестия, замыкая зачарованный круг самообмана в котором ей было уютней и спокойнее всего.
- Вы проницательны, что, впрочем, не составило вам особого труда. - Элоиза крепче стиснула свёрток с опиумом. - И, да, я полагаю ваша компания много предпочтительней. Ваши речи любезны, а манеры изысканы. Я пойду с вами. -Пускай подобный поступок был сущей глупостью, но иной раз именно опрометчивость позволяет ощутить вкус к жизни, утраченный в буднях. Элоиза отняла руку, но только для того, чтобы махнуть возничему, освобождая его от данного её слова. Хмурый и неразговорчивый дядька всё это время наблюдал за ними исподволь, но ему не было никакого дела до причуд своих нанимателей, особенно, если они заплатили за поездку загодя. Он гыкнун, щёлкнул хлыстом в воздухе и увёл кибитку, которая очень скоро потерялась из виду, оставляя за собой затихающие отзвуки.   
- Идёмте. Расскажите мне о востоке? Кто знает, может упоминание позволит вам ощутить ту самую связующую нить, ведущую к средоточию спутанного клубка творческих изысканий. Некстати, что вы находите в них? - И они направились в ночь. Холодные и серые Лондонские улицы, грязные и вонючие логовища - притоны голода и болезни, в которых не найти  пристанища человеку пригожему, столь утончённому от природы и столь деликатному, как её случайный собеседник, сменяли друг друга. Чего говорить, и сама Элоиза была не в силах созерцать подобные ужасы и надеялась, что они как можно скорее покинут пределы квартала у доков.