- Аль-Харишу я бы не доверил чистить полковые конюшни. – Роланд глянул по сторонам. Нет, никто посторонний не слушал, никто не болтался рядом без дела или, наоборот, не создавал видимость этого самого дела – лагерь «закипал» и складывался правильно и привычно, гвалт стоял такой, что генерал-губернатор и себя-то слышал не без труда.
- Человек, с которым ты встретишься – иной разговор. Он куплен давно и ни разу не давал повода усомниться в своей верности. Если попросит еще денег, – глаза графа Бэкингема на мгновение сузились, словно тот подсчитал что-то, – соглашайся. Скажи: всё будет сделано как прежде, а сумма удвоена. Напомни о том, что мне нужна переписка наваба. И запомни всё, Кристофер. Всё, что он говорит, и как говорит.
Роланд убрал руку с плеча сына, таким вот нехитрым способом давая понять, что разговор окончен.
Он не заглядывал в глаза, не просил быть осторожнее, не колебался – все эти совершенно нормальные проявления родительской заботы Роланд Сантар отсекал трезво и сознательно.
Да, было мгновение острого, жгучего желания отменить свое задание, оставить Кристофера возле себя, перепоручить всё кому-то возможно менее надежному, но и менее дорогому. Да, где-то в глубине души он сомневался. Стоит ли вообще подпускать к этому паучьему гнезду молодого лейтенанта? Может дать ему очередное назначение на корабль? Позволить просто делать карьеру?
Нет. Желания эти – слабость. Когда-то Кристофер получит его титул, его привилегии и обязательства. «Он встанет на мое место» - так подумал граф Бэкингем, когда впервые увидел своего первенца, и мысль эта привязала его к старшему сыну совершенно по-особенному, привязала накрепко, вросла в него, заставляла видеть во взрослеющем мальчишке себя – лучшего себя, более умного, хитрого, сильного, удачливого. Себя.
Мальчик вырос. И он справится – так, как справился бы сам Роланд.
Отворачиваясь, генерал-губернатор уже подзывал одного из своих адъютантов.
***
В мире вряд ли существует что-то более многоликое, чем дипломатия.
Порой она многолюдна и степенна, она блестит позументами, переливается на вышитых золотом шервани. Она не повышает голоса, она медленно плывет сладковатым травяным дымком.
Как и предсказывал Роланд, миссия от низама прибыла весьма и весьма скоро; да не просто миссия – сам Асаф Джах во главе своей свиты явился к генерал-губернатору. Генерал-губернатор его, естественно, принял, велел накрыть столы, а затем – принести высоченные, инкрустированные костью и золотом джаджиры.
С пушками князю пришлось смириться – сложно не смириться с четырьмя укрепленными и готовыми к стрельбе орудиями. Особенно, если за крепостной стеной расположились еще сорок семь.
Когда солнце коснулось горизонта, Роланд подводил разговор к тому, что британцам необходим контроль как минимум над одними городскими воротами.
Но ведь бывает дипломатия иная – она выглядела, как невысокий, сухощавый человек, одетый в светлый лунги и некогда красный, а теперь пыльно-розовый тюрбан. Человек этот ничем не отличался от десятков индийских слуг или жителей Бханура. Он шел не быстро, и не медленно, не пялился по сторонам и не прятал глаз. Он был обычен, неприметен, он – такая же часть этого города, как пыль или желтовато-светлый камень.
Долго, очень долго человек петлял по улочкам, прежде чем нырнуть в потайной ход, ведущий к восточному крылу дворца. Здесь и сейчас вся неприметность слетела с него – теперь человек спешил, почти бежал. Ухищрения купили ему совсем немного времени, к тому же сахибы нетерпеливы и не любят ждать.
Вот и назначенное место встречи. Вот белый мужчина – совсем молодой, откинь лет пять и будет сущий мальчишка. Но Индра Сиб достаточно долго продавал одних сильных людей другим сильным людям, чтобы научиться вот так просто, на глазок определять княжескую кровь. Поэтому индус не колебался.
- Сахиб, - выйдя из густой тени, Индра Сиб поклонился; когда же заговорил, то речь его, пусть торопливая, звучала необыкновенно чисто, без намека на обычный индийский акцент, - я пришел, сахиб, как и было уговорено, но у меня совсем мало времени. Наваб очень зол, сахиб, очень, он ждал лорда Сантара не ранее чем через три дня с куда меньшими силами. С собой у наваба не больше двух тысяч человек. И все же наваб очень уверен в себе, сахиб. Очень. Когда князья увидели армию лорда Сантара, кто-то захотел бежать, кто-то – присягнуть лорду. Но наваб отговорил их. Он говорит, что белые господа слишком самоуверенны, что они не знают всего и что пушки бесполезны, если из них станет некому стрелять. Лорд Сантар хотел письма наваба, сахиб, и я достал их. Но в город мне их не пронести. У южного склона, где река делает поворот, когда-то были запруды. Жители называют это место Каменный сад, его считают дурным и оно всегда пустует. Я буду ждать вас там, когда стемнеет, сахиб. Там я отдам письма. Но это всё. Всё. Аль Хариш пока ничего не подозревает, но это лишь пока. Я принесу письма, как уговорено, но мне нужно слово, сахиб. Слово, что лорд Сантар защитит меня. Что не выдаст меня навабу.
Взгляд черных, прищуренных глаз, впился в лицо молодого офицера. Сейчас Индра Сиб совершенно перестал походить на неприметного человечка, в глазах его плескались страх, недоверие и злая, кипучая жажда жизни.
Да, дипломатия многолика. Но у нее есть пара узнаваемых черт – она всегда лжива и всегда опасна.