Она прекрасно знала, что рано или поздно он появится здесь. Вовсе не потому, что относила его к разряду предсказуемых, а по причине некой естественной закономерности известной только им обоим. Виолетта впервые за долгое время ощутила, что декабрь - месяц действительно зимний.  В Лондоне  было чрезвычайно зябко и темно, а с неба, словно издеваясь, спускались колючие снежинки.  Ведьма, накинув на голову капюшон, отороченного мехом плаща, броского красного цвета лениво смотрела на прохожих, пока не заметила среди них ту самую фигуру, ради которой вот уже добрых два часа наслаждалась нежеланной прогулкой. Она, даже не пытаясь укрыться в тени домов, пошла следом, манерно цокая каблуками по старой брусчатке.
- Вот и славно, а то мне за Вами не угнаться, -  она пользуется тем, что он остановился, чтобы подойти достаточно близко. Капюшон спадает на плечи, открывая неожиданно бледное лицо, прядки непослушных рыжих волос  и огромные голубые глаза, в которых впервые за долго время за место привычной  дьявольщинки поселилась неподдельная грусть, свойственная скорее театральному образу Офелии, который на сцене играла Летти, чем ей самой. Она не терпела к себе жалости, но с выражением глаз ничего поделать не могла, как ни старалась. Они словно, не консультируясь со своей обладательницей,  отражали все ее внутреннее состояние, и сковавшее чувство безысходности,  которое давненько не приходилось испытывать. Она молча пытливо смотрела на него несколько секунд, прежде чем демонстративно начать крутить в пальцах белую хризантему, что до этого спокойно сжимала в руках, и отрывать у нее лепестки, которые медленно летели на мостовую.
- Вы, очевидно, пришли выразить свои соболезнования семье Изабеллы? – ее голосок звучит поразительно ровно, без издевки и надрыва, хотя она в вопросе была, - Я слышала, хризантемы были ее любимыми цветами, - тянет ведьма безразлично, наконец, бросая растерзанное растение к своим же ногам, - Но это поразительная глупость брать цветы у незнакомок, - он пожимает плечами. А что ей остается? Она могла бы признать свою вину более очевидно, но лишать демона возможности сделать выводы – слишком эгоистично, даже для такой наглой особы, как Летти. 
У ведьмы выдались тяжелые деньки, она даже сбилась со счета сколько их было, но с наступлением каждых новых суток, она ощущала себя все слабее и уязвимее, а что самое ужаснее, что все яснее понимала, что лишается возможности хоть что-то предпринять для решения этой проблемы. Она еще не сдалась, ведь это было вовсе не в ее характере сдаваться, но уже не боролась, потому что не находила в себе достаточных сил. Ее грызли злоба, обида и чувство собственной беспомощности, да так сильно, что у нее пропало всякое желание выбираться за пределы собственных апартаментов. Правда один раз ей все-таки пришлось выйти и прогуляться до лавки травника, и вот тогда-то она и увидела их, поначалу мельком, но после пригляделась и, привычно цокнув языком, расценила это как судьбоносную подсказку. Мистер Фокс, широко известный в узких кругах,  о котором она была наслышана от коллег по шабашу, прогуливался с миловидный девушкой, которую Летти вовсе не знала. Эта сцена никому не казалась подозрительной или странной, кроме нее, парочка вела оживленный разговор, живо смялась, и явно наслаждалась извращенной красотой солнечного дня. Но Виолетта прекрасно знала, что демоны никогда не проявляют дружелюбие просто так, это слишком накладно и не достаточно меркантильно для таких существ, как они, это она запомнила за столько лет общения со свои могущественным, в прошлом, покровителем. Ведьма, не имея возможности прибегать к магии, отправилась по округе, осторожно выспрашивая об увиденной девушке. Ей повезло быть рожденной среди людей низшего сословия – она имела неисчезающий навык общаться с торговками на рынках, официантками, прачками и прочим сбродом, к каким и себя раньше относила. Все эти трудяги были безмерно трепливы от несчастной жизни, наблюдательны и любопытны, а потому считались самыми ценными информаторами практически во всех случаях. Девушку, как выяснилось, звали Изабеллой, и она была яркой представительной обедневшей семьи аристократов, и нынче играла на арфе в одном из дорогих ресторанов, в котором раньше регулярно обедала, а нынче не могла позволить себе даже чашку чая.  Ее отец неудачно вложил деньги, оставив семью без гроша, а дочь – без преданного, отчего ту немедленно бросил жених. Профессия арфистки была унизительным способом заработать на пропитание, а сладкие, оплетающие речи Фокса – способом освободится от унижения, разжившись силой и статусом. Столько слезливой драмы. Летти не было жаль девицу, зато было жаль себя, только поэтому она поступила так низко, и передала той сдобренный давно хранимым в комоде ядом букет, якобы от вероломного сбежавшего жениха.  Располагай она хоть на каплю большим количеством силы, придумала бы способ поизощреннее, у нее в коллекции их было немало, и доводящие до самоубийства кошмары и талантливые проклятья, но она теперь с трудом могла зажечь свечку, а что уж говорить о чем-то помасштабнее.
- Из такой доверчивой особы, все равно бы не вышло хорошей ведьмы, - прядки влажных волос немного прикрывают ее лицо, на котором в какой-то момент появляется болезненная улыбка и тут же исчезает, - Вы можете меня помнить, мы встречались с Вами однажды, - она не стала упоминать об обстоятельствах их встречи, а уж тем более про мистера Клэйрка, надеясь, что стоящий перед ней демон, сам озвучит их. У рыжей было на это немного шансов, но она всегда вела себя вычурно и броско, вынужденно откладываясь в памяти либо своими манерами либо их полным отсутствием. И хотя сейчас ее внешность стала скорее более печальной, чем ведьминской, не узнать ее было невозможно. Она испытующе на него смотрела, даже более горделиво и самоуверенно, чем стоило. Такой тактике поведения она определенно научилась у Кристофера Сантара, который всегда блефовал и играл ва-банк, говорил о себе гораздо красочнее, чем было на деле, но все же умело спускал этим едва ли не весь бессознательный мир к своим ногам.
- Я Виолетта. И, можете не сомневаться, я вариант гораздо более выигрышный, чем тот на который Вы недавно столь бессмысленно потратили свое драгоценное время, - на ее лице не проскользнуло ни единой эмоции, и только богатый мех, украшавший плащ да локоны рыжих волос шевелились на промозглом ветру.

Виолетта однажды уже подписалась на судьбоносную сделку с демоном, она очень точно помнила тот день, что случился около двенадцати лет назад. Она бы не стала лукавить, сочиняя, что ее обманули, воспользовались ее наивностью и бедственным положением. Нет, она согласилась на это, полностью отдавая отчет последствиям и наслаждаясь результатом, в ее проданной душе не шевелились сожаления или сомнения, она наслаждалась каждым днем своей ведьминской карьеры. Так что сейчас, когда, сохраняя спокойствие и царственную манерность, она подает унизанную браслетами и кольцами руку стоящему перед ней демону, она не чувствует страха, скорее ощущает дежавю. Летти бы следовало быть поосмотрительней, но она не из пугливых, она ведет опасную игру, но и такое с ней случалось раньше, ведьма прекрасно знала правила игры в вист – блеф, мягкие улыбки, высокие ставки, резкие движение, беспрекословная победа, до костей пронизывающий азарт.
В какой-то момент она лишь призрачно усмехается, придерживая юбку дорого платья, что едва не оказывается в нелицеприятной луже. Он что же подумал надавить на ее брезгливость? Бесполезно, она в таких переулках выросла, хоть и предпочла о том времени навсегда забыть.
Когда она спиной упирается в неровную кладку стены, Виолетта думает о том, что так грубо с ней никто никогда не обращался, перед ней все стелются и танцуют, бывают нарочито вежливы, обходительны, если надо льстивы, но никогда не резки и не грубы, а еще она сразу же решает более никогда не допускать подобного с ней обращения, а этот случай можно великодушно отнести к единственному исключению. Только она не позволяет себе вскрикнуть и даже поморщиться, холодный взгляд голубых глаз остается все таким же твердым и безэмоциональным, будто бы не ее жизни сейчас грозит реальная опасность. Она смотрит на него все также пристально, и хотя тактильный контакт такого рода ей откровенно неприятен, она об этом не упоминает, а как-то задумчиво улыбается, слишком широко для той, чье горло плотной хваткой сжимает всесильное существо.
- Вы очень ошибаетесь, мессир, у вас очень много пташек, но такой как я у Вас нет, более того у Вас нет той самой единственной пташки, чье имя Вы бы смогли запомнить, кому бы доверяли. Вам очевидно не везло ведьмами…не везло, понимаете? – она медленно обхватывает рукой его запястье, отчего ее многочисленные браслеты жалобно звякают и призывно бликуют золотом в цвете тусклого фонаря. В этот момент, она с грустью подумала о том, что всего-то пару недель назад, да и будто то не демон, она могла даже не повышая голоса приказать отпустить ее, и хватка бы разжалась, впрочем, и для демонов у нее в арсенале нашлись бы парочка спасительных фокусов. А нынче она располагает только острым языком, да таинственным прищуром глаз.
- Я уверена, Вы обо мне слышали, я уже помогала выручать одного из сотрудников посольства из плена культистов, я почти единственная ведьма, невредимой ушедшая от Децемуса, но и это, впрочем не главное, - она не на мгновение не отводит взгляда, вынужденная наблюдать за патокой серебра в безжизненных глазах своего визави и произносит следующую фразу странным театральным шепотом, - Я никогда не была и никогда не буду тенью, мистер Фокс, мне оскорбительны подобные сравнения. Я ярче многих опытных колдуний. Я не тряпка и не служанка. Я смогу быть той, кому Вы будете и сможете безоговорочно доверять, кто сможет не просто исполнять приказы, но давать подсказки, добывать любую информацию. Я буду ставить Ваши цели вперед своих, я никогда не обману Вас, Вы определенно захотите мною похвастаться. Вам не нужна покорная, молчаливая, неопытная девица, что будет жаться к вашим ногам, Вам нужна смелая, дерзкая, уверенная в себе ведьма, что будет представлять Ваше имя и интересы. Если бы Вы так не думали, мессир, отказали бы мне прямо на дороге, - в уголках губ закрадывается усмешка, - Да, я вынуждена признать, что в результате печального стечения обстоятельств, о которых Вы уже наслышаны, мой покровитель лишился своего влияния и силы, что в последствии произошло и со мной… но это поправимо, разве не так? Для Вас это был бы сущий пустяк. Уверена, Вы уже допускали мысль о том, как это осуществить, не так ли? – они хитро прищуривается.
Надменная по своей природе Виолетта прекрасно знала, что все ее достоинства во многом напоминают качества, присущие каждой из ведьм, но ей хватило наглости о них заявить, ей всегда будет хватать смелости ставить себя над остальными. А будучи ведьмой Мистера Фокса – это было бы более реалистично. Она знала Ивет, что была любимой ведьмой сэра Говарда, и ее положению Летти откровенно завидовала, та вела себя фривольно и откровенно, могла позволить себе выходки, о которых остальным приходилось лишь мечтать. Виолетта пока на такое вовсе не целилась, сейчас она думала лишь о том, как выбраться из той топи,  в которой оказалась, получить назад свою силу, а остальное сделают ее способности, упорство и обаяние. Ее ведь просто невозможно не ценить.
- Теперь же отпустите меня, - в ее голосе сквозят едва заметные нотки металла, - Разговор на подобных условиях я считаю неравным и недостаточно соответствующим вашему и моему статусу, - Летти зябко передергивает плечами, - Думаю, нам следует найти место, где наша обувь не будет утопать в грязи, и где будет теплее, чем на улице.

Когда он, наконец, разжимает хватку, Летти инстинктивно проводит ладонью по своей шее, путает пальцы в цепочках многочисленных амулетов и едва ли не позволяет себе облегченно выдохнуть. Она потом себе признается, что была секунда, когда ведьма уже решила, что в этом грязном переулке ее путь полный дерзости и греха закончится, и никто никогда не станет ее искать. Что удивительно, ей от этого не стало страшно или грустно, только как-то обидно, что на ней не самое прекрасное из ее платьев, а волосы сегодня не достаточно хорошо лежат из-за падающего с неба декабрьского снега. И правду говорят, что в душе ведьмы медленно умирают едва ли не все человеческие чувства, в том числе и странная извращенная любовь к своей жизни и страх ее утратить.
Только вот, когда она снова подает руку демону, ее пальцы едва заметно подрагивают. Она, конечно, спишет это все на холод, который давно пробрался под плащ, но хотя она и была талантливой лгуньей, принимать свою собственную ложь за правду так и не научилась. Виолетта быстро снова овладевает собой, и в ее лисьем прищуре уже застыли загадочные хитрые искорки. Она привычно вздергивает носик, выходя их переулка под руку с демоном. Она не ждала от него извинений, услышав их, она бы скорее расстроилась. Сейчас, она хотелась забраться на более высокую иерархическую ступеньку чем ранее, а там определенно должно быть больше жестокости, холода, молчаливости и злобы, которой отравлены души ловких колдуний, что уже оказались там.
- Конечно, мистер Фокс, - уголки ее губ чуть вздрагивают, - Анонимность для нашего разговора важнее всего. Идти совсем не далеко, надеюсь, Вы не будете против пройтись со мной, - она снова накидывает на голову капюшон, и не потому что хочет защититься от промозглого ветра, а стремясь скрыть свою известную среди народа личность. А ведь раньше ей это стоило лишь щелчка пальца, она умела ловко и ненавязчиво отводить глаза окружающих от нее и ее разговоров. Она могла легко забрать их воспоминания, заставить открыться любую дверь. А теперь? Теперь она вынуждена искать место, где их не услышат, сыпать пустыми обещаниями, исполнения которых не могла гарантировать. Все что могло ей помочь, так это смекалка. Летти и правда повезло, что она была неглупой, в противном случае, она бы уже сдалась, и жалела себя, сидя у камина с бокалом красного вина.
Каблуки размеренно стучали по мостовой, мимо них спешили запоздавшие домой к ужину прохожие, проезжала пара кэбов, несущих своих пассажиров в ресторации или театр. А ведь Виолетта очень соскучилась по театру, по сцене, по обществу Мельпомены. Она так давно не была там и неизвестно когда окажется. Они шли молча и довольно медленно, кто-то со стороны бы мог предположить, что они просто гуляют, пока ведьма не свернула в переулок, ведущий в сторону квартала именуемого в народе азиатстким.
- Мы почти на месте, - говорит она шепотом, который слышится бесцветным и даже немного болезненным. Она указывает Деймосу на небольшую лестницу, ведущую вниз к неприглядной двери, на которой при ближайшем рассмотрении обнаруживается рисунок лотоса, выжженный тонкими темными линиями на дешевом дереве, сероватого цвета. Она позволяет ему открыть перед ней этот небольшой лаз и проскальзывает внутрь. В нос сразу ударяет множество приторных, пряных и незнакомых запахов, они щекочут обоняние, и откровенно путают сознание. Сделав пару шагов вглубь комнаты, оба оказываются в плену плотного сизого дыма, в котором с трудом можно было разглядеть рядом стоящего и антураж комнаты. Виолетта усмехается – с того дня, как она здесь объявлялась почти ничего не поменялось, а было это очень и очень давно, тогда, только став ведьмой, она ныряла во все омуты порока, которые находила, ей жгли руки шальные деньги, а в голове гуляли невысказанные сомнения, а среди ее первых миловидных поклонников были любители опиума, которые и показали ей это место. Еще тогда она запомнила несколько важных вещей – во-первых, здесь ничто не выходит за порог той маленькой скрепленной печатью двери, а во-вторых, от курения опиума следует отказываться, если не хочешь утратить сдержанности и разума. Перед ними вырастает низкорослый сбитый китаец, одетый в жилет из тонкой ткани, жующий тонкую соломинку. Ведьма вопросительно смотрит на Мистера Фокса, который определенно оценил злачность места, а после сама наклоняется к владельцу заведения, вкладывает в его руку пару шуршащих купюр и просит проводить их в самый тихий и дальний угол.
- И как Вам? – она заинтересованно сверкает глазами, усаживаясь на удобные набросанные на полу подушки в марокканском стиле, обитые яркой узорчатой тканью. Каждую зону отдыха от другой отделяла пару метров, плотная завеса дыма и импровизированная перегородка из яркого шифонового тюля, покачивающегося будто бы при каждом новом выдохе. Пол был застелен мягкими коврами, в которых утопали ноги, но завсегдатаям заведения на это было наплевать, они со стеклянными глазами курили свои трубки, либо мирно возлежали в подушках, вдыхая плотный дым.
- Я знаю, что демонам нравится наблюдать за жизнью людей. Правда чаще за возвышенной, богатой жизнью, или лучше сказать ее светлой стороной? Но бывает ведь и обратная – бедность, болезни, пороки и зависимости. Среди местных посетителей вовсе нет бедняков, мистер Фокс, опиум удовольствие не из дешевых. Вам не интересно, зачем богатым именитым господам травить свой разум? – она вежливо просит принести ей сигареты. Здесь они были удивительно приятными с вишневым вкусом и нотками корицы, привезенными из Стамбула, правда появлялись редко, но Летти всегда умела просить, даже без магии, а цена для нее не имела большого значения. Она поджигает одну, наклонившись к стоящей на низком столике свечке, и выпускает в воздух колечки дыма, которые тут же теряются в общей пелене.
- Вот тот господин, - она указывает на джентльмена, развалившегося в расслабленной позе в дальнем углу, в компании хрупкой азиатки, - Один из распорядителей галереи, человек искусства, талантливый, но, бывает здесь как минимум дважды в неделю. Интересно, почему? Жаль, он не способен дать Вам ответы на эти вопросы, не так ли? – она чуть подается вперед, стряхивая пепел прямо на ковер, - Теперь Вы убеждены, что никто не подслушает наш разговор, какой бы характер он не носил или Вам отвратительно это место?

Отредактировано Violetta Bryant (11 марта, 2019г. 23:58:13)

От густого дыма в голове начало приятно шуметь. Чудодейственные пары наркотика действуют даже тогда, когда их просто вдыхаешь, не так сильно – не погружают в глубокий транс, не уводят от реальности в иной сладкий мир, но зато позволяют немного расслабиться. Даже ведьмам. У рыжей перестали подрагивать пальцы, взгляд стал более бархатным, глубоким, темным, а жестам вернулась бывалая плавность и манерность. Она уже не выглядела печальной, как всего лишь полчаса назад. Отчего-то в серой дымке, откинувшись на подушки,  Виолетта была больше похожа на ведьму, чем на грязных Лондонских улицах.
- Знаете, что любят говорить земные священники обо всем этом? – растягивает она слова, вставляя свою особо ценную ремарку, - Они любят твердить, что опиум, как и любой наркотик – от лукавого, - она посмеивается, убирая с лица прядь непослушных волос, - Я всегда думала, что демоны бы обиделись, узнай они, в чем их обвиняет церковь, - Летти покачивает кистью в воздухе, будто слышит невидимую музыку, и заинтересованно смотрит на зажатую в своих пальцах сигарету.  Могла ли она еще месяц назад подумать о подобном грехопадении? Конечно, нет.  Она была самоуверенна настолько, чтобы смотреть только вперед, не оглядываясь по сторонам. Она не сомневалась в своем покровителе, и была к нему привязана ровно настолько, чтобы не проверять его дееспособность время от времени, она ведь думала, что их тандем, как и сам демон, словно Стоунхендж – был, есть и будет еще очень и очень долго. Но в этом и был ее промах. Она оказалась среди тех ведьм, над которыми насмехалась ранее – слабых, одиноких, абсолютно бесперспективных.  Летти ведь уже видела такое раньше. В шабаше была одна заносчивая красотка, известная как Аннабель, как было ее настоящее имя никто не знал, но именитая колдунья вела себя именно как Аннабель, так что никто и не интересовался. Ею восторгались все ведьмы в округе, ее талантом, способностями, силой. Она выбирала учениц с поразительной тщательностью и капризной придирчивостью, о которой едва ли не слагали легенды. А потом она просто исчезла, никто не знал куда, но ходили слухи…да, слухов ходило много, и Виолетта слушала их все и не верила ни одному, но спустя пару месяцев встретила призрака лишь очень отдаленно напоминавшего былую красавицу, со спутанными волосами, дряблый кожей и в поношенном платье,  магии у нее больше не было, как и смысла существовать. Важно ли, что произошло с ней дальше? Но Летти такой судьбы для себя не желала. Поэтому она здесь – скалится белозубо, изощряется, демонстрируя свои достоинства, сладкоголосо поет, пытаясь себя показать. И рискует. Демоны любят плести сети и обманывать, тем более отчаявшихся ведьм.
Она внимательно на него смотрит, возможно, чуть дольше, чем следует и мягко улыбается.
- Я стала ведьмой, чтобы играть в театре, - это не было ответом ни на один из его вопросов, но такой атипичный диалог почему-то доставлял ей удовольствие, - И пока я бы не хотела это бросать, - на всякий случай уточняет Летти, - Вам надо будет прийти и посмотреть на меня на сцене, в газетах пишут, что я играю, как богиня, я всегда выбираю лучшие роли и лучшие постановки, мне присылают тысячи цветов, сладостей, поклонники просят аудиенции со мной хотя бы на минутку. Так они и пишут в своих бесчисленных письмах… - в ее голосе проскальзывает нечто вроде мечтательности, сдобренной гордостью, она привычно задирает носик к потолку, словно бы она и сейчас в театре, ждет своего выхода.
- Мои планы…- она едва заметно усмехается. Летти прекрасно знает, что не стоит проявлять лишних амбиций, она все-таки не ведущая фигура в их шахматной партии, - Мои планы будут такими же как и Ваши, мессир, - она кокетливо опускает взгляд, - Захотите забросить меня в центр интриг, или же попросите расплести клубок тайны, утопить кого-то или вытащить – я все сделаю. Я могу быть очень исполнительной. Могу, если буду чувствовать, что Вы доверяйте мне достаточно и верно оцениваете мои способности, - в уголки ее губ закрадывается усмешка. За этой размытой формулировкой крылось банальное «я хочу быть уверена, что и Вы тоже не провалитесь в ад».
- Я вхожа почти в любой дом Лондона, у многих на слуху мое благодетельное имя…а еще я крайне самостоятельна, как-то мне очень нужен был один гримуар, так вот я просто добыла его, - она пожимает плечами, умалчивая о том, какие последствия за этим последовали. Какая разница, если книга в итоге все равно у нее, а обидчица отправилась к праотцам?
- Так вышло, что мистер Клейрк не был слишком увлечен делами посольства, так что я мало о них знаю…но считаю это огромным упущением, я всегда была и буду готова действовать во благо демонического сообщества. Под Вашим чутким руководством, вестимо, - она облизывает губы и прикрывает глаза, думая о том, что наболтала. Когда открывает их – перед ней оказывается малоодетый служащий заведения с извечным вопросом, нужно ли что-нибудь.
-Вина…вино же у вас есть? – она смотрит на него вопросительно, ожидая кивка, - Только денег у меня нет, заплатит вон тот господин, - она кивает на недавно обсуждаемого владельца галереи, а когда подавальщик исчезает  в дыму продолжает, - Он думает, что он смертельно болен и скоро умрет, но это не так…просто однажды, он не включил в экспозицию картину с маками, а она мне так нравилась… вот и пришлось его за это отблагодарить таким странным способом. Зато он отлично проводит время, жена у него все равно грымза, - Летти пожимает плечами и посмеивается, тут же прикусив язык. Иногда она позволяет себе слишком много пустой болтовни.
- Что же..раз так...Ваша будущая пташка очень любит вино, - говорит она тихо, подыгрывая демону, и забирает принесенный ей бокал, - И театр…а остальное на Ваше усмотрение, Мессир…

Виолетта слышит отчетливый звон стекла от столкнувшихся друг с другом бокалов, но когда подносит вино к губам, не может заставить себя сделать даже глотка. Напиток кажется ей отравленным ядом предательства. Нет, в ней вовсе не проснулась совесть, она не чувствовала себя виноватой или расстроенной, но от навязчивого ощущения отделаться не могла. Она как-то излишне  пристально посмотрела на сидящего напротив демона. Много ли она о нем знала и что ее в итоге ждало? Не допускает ли она ошибки? Эти вопросы один за другим крутились в ее очаровательной головке, пока она все еще сжимала в пальцах тлеющую сигарету. Ей ведь не приходилось жаловаться на Гидеона. Это он поднял ее из низов, поставил на ноги, все ее побрякушки, платья, фривольные фразы и надменный блеск в глазах по сути своей его заслуга. Она была к нему по-своему привязана, испытывала нечто вроде уважения  в ответ на проявляемую к ней демоном, как бы странно это не звучало, человечность. Он дарил ей подарки, водил по лавкам, посещал ее спектакли, выслушивал жалобы, прикармливал в ней все самое темное, злое, ядовитое, что только обнаруживал в ее душе. Он воспитал в ней эгоистичную, алчную, корыстную тварь, которая со временем талантливо научилась искать во всем выгоду для себя, позабыла милосердие, доброту и даже верность. Он сам виноват в этом всем. Он привил ей страсть к силе и ненависть к слабости, а потому сейчас она пытается сбежать. Для ведьмы это было сродни инстинкту, как у рыщущих по лесу крови хищников. Но несмотря на это все, с этим мягким кратким звоном стекла в ее и без того черном сердце погасла очередная тлеющая искра если не света, то искренности. Она явно это ощутила и ее глаза на мгновение подернулись пеленой. Она не знала, за что отвечал этот маленький и незначительный огонек. За удовольствие от игры талантливых актеров? За любовь к поэзии и экзотическим цветам? Или может за странную симпатию к органной музыке и картине с маками из Лондонской галереи? Что из  этого перестанет отныне вызывать у нее искреннюю улыбку? Ей, впрочем, было почти безразлично. Она подумала о том, что осталось пару манипуляций и к ней вернется магия, и ее глаза вновь станут изумрудно зелеными вместо голубых, а свечки будут загораться по мановению руки и улыбнулась.
- Вы думаете, могут быть проблемы с мессиром Клэйрком? – она чуть прищурилась, - Какого рода?
Летти смотрела на сидящего напротив демона. Он был позером и талантливым манипулятором, как и многие представители их братии, только гораздо более опасным. Она много о нем слышала, о Фоксе частенько болтали на шабашах, ведь он обучил ни одну ведьму, некоторые из его воспитанниц стали притчей во языцех, большинство же оставались хорошими, но посредственными ведьмами. Он давал им немало знаний и навыков, но всем им не хватало индивидуальности и уникальности, они были качественным фабричным товаром, пока Виолетта, благодаря вниманию и обходительности Гидеона, походила на единственный в своем роде экземпляр ручной работы, а потому стоила гораздо больше. Только вот что теперь ее ждало? Фокс не приближал к себе ведьм, а она привыкла к другому, и хотя говорил он красноречиво и витиевато, она в глубине души ему не верила. Виолетта побаивалась того, что будет еще хуже, но не имела выбора, это неприятное и такое новое для нее чувство, отбило у нее аппетит к вину и даже дорогому табаку, так что сигарету из тонких пальцев она просто выронила на не менее дорогой ковер.
- Скажите честно, - она как-то странно усмехается, - Вы ведь соглашаетесь потому,  что я ведьма мессира Клэйрка? Отличный способ для Вас показать над ним свое превосходство, показатель властности, что бросите ему в лицо, может быть месть или шанс поквитаться? Но не более того, верно? Я не интересую Вас как ведьма, принадлежи я кому другому, Вы бы на меня даже не посмотрели, - она смотрит куда-то в сторону и касается своих длинных рыжих волос, чтобы чем-то занять беспокойные руки, - Я это понимаю, я не глупа, как многие мои коллеги. Ваш ответ не заставит меня передумать, мне просто любопытно, - Летти пожимает плечами, - Вы же видите сами, я в печальном положении, не имея магии, я ничего не могу противопоставить Вам, не могу сопротивляться или противиться. Вы имеете полную власть над ситуацией и имели с самого начала, но я бы никогда не стала умолять, я предпочитаю хорохориться до последнего, такой уж у меня характер, - ведьма кривит губы, нехотя поднимая на него взгляд, - Я готова разорвать связь со своим нынешним…хозяином, Вы правы, чем скорее тем лучше. Что от меня потребуется? – Виолетта произносит все это с некоторым трудом, это звучало для нее чужеродно и странно, но оказавшись зажатой между узких стен обстоятельств, она была вынуждена сделать этот шаг, она все-таки была смелой и разумной ведьмой.
-Вы смогли бы обеспечить мою безопасность или лучше спросить не хотели бы Вы это сделать? На некоторое время…могли бы приставить ко мне кого-то из Ваших бездушных слуг. Как только ситуация разрешится окончательно, я буду со всем справляться сама, не волнуйтесь.

Отредактировано Violetta Bryant (6 апреля, 2019г. 16:40:50)

Неожиданно для себя самой она слушает его очень внимательно, улавливает каждое слово, подмечает каждую интонацию, но при этом предполагает, что все это вполне вероятно может быть ловким способом окунуть ее в ласковую витиеватую ложь, в которой он так силен. Она, впрочем, была к этому готова, ей это даже нравилось, ведь Виолетта сама была любительницей плести прочную паутину сладкой лжи и заманивать в нее слабовольные жертвы. Почему бы сегодня не примерять на себя иную роль? Доверчивой, податливой, на многое согласной? Все эти размышления, впрочем, отступают на второй план, стоит ей услышать его загадочную финальную фразу.
Летти немного удивленно вскидывает брови и поднимает глаза на демона. Вот как? Ей не придется справляться самой…чтобы это значило? На краткое мгновение ее губ касается впервые за долгое время искренняя улыбка. Она, конечно, тут же вспоминает, что демонам чуждо понимание настоящих человеческих эмоций, поэтому лицо ее вновь становится бесстрастным, как и раньше. Но она не могла не признать, что ей это ощущение понравилось. Ей было приятно представить, что кто-то полностью возьмет ее проблемы на себя, что ей и правда не придется противостоять всем этим тяготам самой. Насколько это было истиной, ее уже не волновало. Все-таки фантазия, даже у ведьм вещь, мало поддающаяся контролю. Только в отличии от многих других, Виолетта талантливо умела скрывать от других ее содержание.
-Я вас услышала, - ее голос становится мягким и вкрадчивым, даже возможно послушным, она наклоняет голову, а рыжие волосы волнами осыпаются вниз, закрывая лицо, бледные щеки, подернутые болезненным блеском глаза, - И мне и правда приятно это слышать, - Летти замолкает вовремя прикусывая язычок, удерживая себя от рвущегося наружу дерзкого вопроса. Он же не желает лишить ее тех жалких остатков свободы, которыми обладают ведьмы, столь зависимые от своих демонов? Она хотела быть самостоятельной хоть в чем –то по одной простой причине, ведьма предполагала, что пользуйся она активно добротой и расположением мистера Фокса он потребует от нее отдачи – и это не будет простая услуга или невинная просьба, кто знает, вдруг это окажется неподлежащее смягчению рабство, которое не скрасит даже вернувшаяся к ней магия.
Летти облизывает пересохшие губы и напряженно выдыхает. Нет, это было бы неправильно. Он прекрасно знает, что такой прекрасной пташке, как она, не выжить в неволе, окажись она даже в самой прекрасной из клеток. Мистер Фокс всем своим видом давал представление о поразительном коварстве его ума и умении понимать язык ведьм, будь то даже язык жестов или интонаций.
Она задумчиво проводит пальчиком по поверхности стола и словно бы нехотя берет в руки бокал, выпивая залпом красное вино, от которого ранее опрометчиво воздержалась. Виолетта не произносит не слова, но все ее движения предельно плавны и манерны, будто бы она оказалась на сцене театра, маленького провинциального театра на окраине Лондона. Ведьма поднимается на ноги, и только в это мгновение понимает, как сильно устала, ее даже немного подает в сторону, только она тут же распрямляет плечи, упрямо делая вид, что с ней все прекрасно. Она нарочито медленно снимает со штор атласные ленты, отчего они распадаются, слегка качнувшись и закрывая столь колоритную пару от всех посторонних взглядов. Прежде чем снова опуститься на подушки, она достает из складок платья небольшой кинжал с острым блестящим лезвием, проводит по острию пальчиком, будто проверяя металл на прочность, и только потом садится. Она касается его испытующим взглядом, будто призывая не упускать из поля зрения ее нехитрый спектакль. Ведьма вытягивает вперед левую руку и делает резкий, но довольно глубокий надрез вдоль изящного запястья – густая алая кровь начинает медленно выступать на белом полотне нежной кожи, а потому она переворачивает руку, позволяя ей нарочито плавно наполнять собой бокал. Отчего-то Летти совсем не почувствовала боли, возможно тому виной окружившие ее пары опиума, а может странная внутренняя эйфория, стучащая в висках. Она поднимает глаза и ловит его пытливый взгляд, а потом, будто бы не глядя, делает второй надрез еще более глубокий, но уже чуть ниже, добираясь до крови, чей цвет был насыщенно красным.  Виолетта заворожено наблюдает, как на толстом стекле бокала образуются рубиновые блики от смешения двух оттенков нетипичного содержимого, постепенно очертания для нее теряют былую четкость, но она не шевелится, пока, наконец, не набирается чуть больше половины. Она пододвигает странный напиток Деймосу , невольно пачкая кровью поверхность стола, их впрочем никто не может видеть, так что какая разница. Виолетта была страстной поклонницей древних языческих ритуалов, она углублялась в их тонкости с завидной скрупулезностью, а потому прекрасно знала об истинной силе и предназначении жидкости, что по венам и артериям перекачивало сердце – в ней как в огромной книге можно было сокрыть все о человеке, начиная от появления на свет, она впитывала в себя энергию и силу, а потому ее так удобно было использовать для магии или обеспечения исполнения сделок.
- Primo sanguinem – стоит Вам это выпить, и я и правда стану совсем Вашей, так наша, если можно так сказать, сделка, будет завершена, а связь станет поразительно крепкой, ведь в этом бокале, все что вам должно и хотелось бы обо мне знать – опыт, таланты, немного характера, пристрастия, страхи, лишенные конечно лишней шелухи вроде рассуждений, мыслей и позерства, - она усмехается и внимательно на него смотрит. В этот момент Виолетта значительно  сдает, на ее точеном личике проскакивают признаки столь свойственного простым людям утомления. В ней был непобедимый мятежный дух, заключенный в хрупком теле, а все переживания последних дней, истощения магии, преследующее ее неприятное чувство безысходности, не давали ей спать по ночам, нормально есть или даже достаточно глубоко дышать, но она была до того упрямой, что держалась, гордо поднимая подбородок, а теперь отчего-то почувствовала, что можно больше не притворяться. У нее и сил на это словно бы больше не осталось, и синяки под глазами залегли достаточно глубокие и голова предательски кружилась, но она все больше переживала, что запачкает свое прекрасное платье…