Когда неделю назад пропал профессор Штайн из Бримстоунского университета, по лагерю поползли слухи. Люди исчезали и до того момента, но мало кто обращал внимание - на раскопках трудилось в среднем полторы сотни человек, махавших кирками да лопатами. Такие приходили и уходили: кому надоедало, а кто возвращался к родным, заработав денег. Тех, кто являлся из окрестных графств, чтобы подзаработать в преддверии зимы и иметь возможность прокормить семью в холода, было немало. Но профессор к ним явно не относился, напротив, его энтузиазм ясно давал понять: раскопки древнего римского поселения - его единственная цель и забота на ближайшие годы, чтобы пропасть так просто. А исчез он весьма при странных обстоятельствах. Будто бы встал и ушел среди ночи - утром в его палатке никого не оказалось, все вещи на месте. Те же, кто стояли ночью лагерем, ничего подозрительного не видели и не слышали. Штайн будто сквозь землю провалился, что, справедливости ради, на раскопках тоже порою случается. Работу, однако, продолжили, потому как бригадиры не перестали платить работникам деньгами какой-то лондонской исследовательницы, организовавшей предприятие во славу исторического наследия. Прежде, до исчезновения профессора Штайна, основные раскопки планировали закончить до наступления первых холодов, когда земля промерзнет и копать станет трудно. Теперь вопрос о сроках повис в воздухе.
Пропажа профессора -  не единственное странное происшествие за последние два месяца. Сперва в конце июля, когда раскопки только начинались, явилось полсотни местных из Козлиного Леса, требуя немедленно прекратить работу. Успеха, однако, не добились, и двумя неделями позже явился уже сам граф, на землях которого с законного разрешения Лондона велась работа. Вопреки ожиданиям лагеря, мужчина не стал требовать того же, что и его предшественники, а лишь надменно осмотрел отрытые каменные стены, после чего поругался со Штайном из-за какой-то особенно ценной находки и уехал.
Коннору мало было дела до исторического наследия. Он, конечно, уважал римлян и их заслуги, но голод не тетка, а потому он трудился от зари до зари, несмотря на больное колено. Вору уже однажды довелось заниматься старательством, не впервой махать киркой в поисках ценностей в земле. Ценностей, которые можно было бы продать на черном рынке Лондона. Как назло, в руинах работники едва ли находили что-то кроме обломков копий да глиняных черепков, но и та рухлядь сразу отправлялась в столицу на изучение археологам. Коннор, однако, не терял надежды хотя бы потому, что то была работа, где исправно платили и кормили трижды в день.
В тот вечер, ближе к закату, старый лис, утонув в разрытой яме по самую макушку, махал с напарником киркой на западном участке, что ближе к реке. От моросившего дождя защищали кожаные навесы, что растянули над траншеями, чтобы вода не залила остовы каменных стен. Кирка в мозолистых руках бодро рыхлила землю. Как сказал бригадир, двое откапывали то, что некогда было то ли храмом Марса, то ли лазаретом. Прежде тут, как рассказывал Штайн еще в самом начале, стоял военный городок, сгинувший ближе к концу первого века нашей эры. О том, что он именно сгинул, а не просто пришел в упадок, археологу подсказывали следы большого пожара. Возможно, виной тому оказались кельтские племена, еще помнившие героизм Боудикки.
- Все, перекур, - Объявил запыхавшийся вор, откладывая кирку в сторону, и выуживая самокрутку из кармана жилетки.
- Перекур. - Охотно согласился молодой напарник, следуя примеру старшего.
Вор задумался. Почти два месяца, и ничего серьезнее сломанной кухонной утвари Коннору не попалось, но он не оставлял надежды найти какой-нибудь схрон с драгоценностями или серебром, а потому рвался копать возле храма, где жрецы могли прятать деньги, или у домов зажиточных горожан. Тем не менее, старому лису было жаль, что он так и не успел наложить свои руки на то, что по слухам забрал себе граф у профессора. Едва ли то были щербатые плошки и битые кувшины.
Пока Коннор пускал дым, молодой напарник повис на краю уступа двухметровой ямы и, подтянувшись, выглядывал из нее. Его явно привлекла какая-то возня в ожившем лагере.
- Спорим на фунт, - произнес юнец, спрыгнув вниз, - Ты не угадаешь, что там происходит?
- Не спорим, - Ответил вор. - Неужели жалование за неделю выдают?
- Если бы, но тебе тоже понравится: в лагерь явилась какая-то леди. Судя по элегантному виду, прямиком из Лондона. Бьюсь об заклад, из ее кармана нам с тобой и платят.
- Да ну?
- Ну да. А еще она отчего-то идет прямо сюда, едва отделавшись от толпы воздыхателей.
Вот так новость. Вор никак не ожидал, что в эту непроходимую глушь явится кто-то богатый из столицы. Может, если Коннору не повезло с ценностями римлян, повезет с вещицами лондонской богемы. Старый лис решил подготовиться: нацепил хитрую джентльменскую ухмылку и утер потное чумазое от пыли лицо тыльной стороной ладони. Учитывая, что только хуже размазал грязь, сочетание вышло убийственным.

Отредактировано Connor Williams (24 февраля, 2019г. 14:43:34)

Глаза не обманывали старого лиса. В сопровождении неизвестного перед Коннором (вернее, над ним, если смотреть аккурат с его места) стояла прекрасная незнакомка. Явно аристократка из Лондона, судя по богатой одежде, фарфоровой бледности, изысканным манерам и тонкому аромату парфюма, едва уловимые нотки которого слышались даже из ямы глубиной в человеческий рост. Вор едва ли ожидал такого приятного завершения рабочего дня, насквозь пропитанного изнурительной рутиной простого землекопа, да и сюрпризов жуть как не любил, но раз в десятилетку, после таких вот случаев, готов был поеременить свое мнение. Но только ненадолго.
- Благодарю, мэм, - Покорно кивнув, Коннор протянул мозолистую руку, принимая надушенный дамский платок, и на какое-то мгновение его улыбка из показной стала чуть более искренней. - Как видите, работа кипит, равно как и рыбная похлебка в котелке нашего повара. Чуете запах? Ужин. Грех жаловаться на сытый желудок и непустой карман.
Будто в подтверждение этих слов тотчас послышался протяжный свист, так бригадир давал знать, что работа на сегодня окончена. С наступлением темноты копатели охотно бросали свой инвентарь в ямах и траншеях, чтобы продолжить трудиться уже утром - и так изо дня в день. В лагере в очередь к котлу постепенно выстраивались мужчины с мисками и ложками, затем, получив свою порцию наваристого супа, труженики рассаживались на скамьях за грубыми столами, прихлебывая горячей ухи и судача о том и сем.
Коннор последовал примеру других: легко подтянувшись за уступ, выбрался из траншеи и отряхнулся. Платком аристократки, как он тут же догадался, финансировавшей сие предприятие, так и не воспользовался, а обтерся тем, что наматывал себе на шею. Во-первых, жаль было пачкать белоснежную ткань, а во-вторых, в будущем требовался лишний повод пересечься с дамой. Правильный предлог одинаково важен и джентльмену, и вору, особенно если тот собрался прибрать на память о встрече что-нибудь ценнее надушенного платка с умело вышитыми инициалами H.W.
Уильямс до поры отложил свою затею, руководствуясь тем, что в данный момент было важнее всего - ужин. На пустой желудок жизнь не мила ни вору, ни джентльмену. Так мужчина бы, откланявшись, и отправился стоять в очереди за похлебкой, покуда не сбежался весь лагерь, но произнесенный аристократкой вопрос, адресованный ее спутнику, заставил его остановиться.
- Прошу меня простить великодушно, мэм, - С чуть виноватым, но не менее уверенным видом вклинился в разговор землекоп, - Боюсь, ваш спутник не знаком со здешним порядком вещей так, как тот, кто трудится здесь уже второй месяц. Смею сказать, что каждую неделю мы недосчитываемся пары человек. Уход одних легко списать на вполне резонные причины, а вот исчезновение иных видится вовсе необъяснимым. Явно как и пропажа профессора Штайна, позволено мне будет добавить. За сим удаляюсь и более не трачу вашего драгоценного времени. Если же захотите знать больше, то спросите в лагере вашего покорного слугу Коннора Уильямса. Был рад встрече, чудесного вечера!
И был таков. Это, как любил говаривать давно преставившийся вор Элайжа, сродни рыбной ловле - главное закинуть правильную наживку, а потом, проявив должное терпение, вовремя вытащить удочку. С первым Коннор едва ли перестарался, как-никак опыт, да и талант не пропьешь. Старому лису не привыкать прикидываться кем-то, кем он не являлся, заливая яд в уши прекрасным снаружи и пустым внутри дамам, чтобы потом обворовать и дать деру. Оставалось только дождаться удачного момента, убедившись, что с целью не просчитался.

Отредактировано Connor Williams (25 февраля, 2019г. 15:34:07)

После горячего ужина и тяжелого рабочего дня, вопреки собственным ожиданиям, Коннор заснул довольно быстро. Темноволосая аристократка, имени которой мужчина так и не узнал, не явилась, но не беда - сразу он того и не ожидал. Прежде ей нужно было самой убедиться, что от местных начальников и руководителей реальной картины вещей не добьешься. Что же до сна, тот выдался на удивление мирным и глубоким для человека, невольно приучившегося спать чутко. Уснул крепко, несмотря на жесткую землю под спальником вроде того, в каких ему доводилось спать бесчисленное число раз за свою жизнь. Никаких привычных диковинных, неописуемых снов, к удивлению вора, тоже не было, но то было еще не самое странное. Открыв глаза поутру, он тотчас понял, что никакого очередного дня от восхода до заката с лопатой в руках уже не предвидится, а вчерашний оказался последним. В лагере пасмурным утром, хотя солнце взошло уже пару часов назад, стояла гробовая тишина.
Быстро выбравшись из холщовой палатки, вор ожидал застать хоть кого-то, застать хотя бы одно рациональное из возможных объяснений произошедшему, но рацио было бессильно. Палаточный лагерь на полторы сотни человек опустел, будто бы вымер в одночасье. Ни души на милю вокруг - до самой непроходимой чащи Козлиного Леса, плотно обступившей раскопки за тысячи лет. Теперь понятно, почему не было слышно свистка к подъему.
- Э-э-эй! Есть кто-нибудь? - Позвал вор, пытаясь докричаться до любой живой души, но ответом ему была лишь звенящая тишина, словно в пустой комнате. Даже ветер затих, умолкли и птицы с кузнечиками.
Тяжелые медленные шаги Коннора казались чересчур громкими. Он медленно брел между покинутых палаток, потухших кострищ и деревянных столов, осматриваясь по сторонам. Сердце участило свой ритм вопреки его воле, когда тот понял, что вокруг остались лишь полураскопанные римские развалины и покинутый лагерь-призрак, откуда все ушли, будто бы в нелепой попытке разыграть вора. Даже нехитрые пожитки землекопов остались на местах. Только вот старому лису в давящей атмосфере одиночества, с ощущением неведомой угрозы оказалось не до смеха. В подсознании к закономерному вопросу "куда все подевались?" невольно добавлялся еще один: "Почему он остался?".
Вот палатка бригадира и грубый табурет у костра, где пожилой мужчина с завидным постоянством курил трубку, но сейчас насиженное место было свободно. Вот стол, где труженики до и после смены перекидывались в карты, но и здесь снова никого, только недопитый кофе в стаканах и разложенная на пятерых бесхозная колода. Даже розданные карты остались лежать по краям стола в открытую, у скамей, где прежде сидели игроки, чего ни один картежник бы в жизни не допустил по своей воле. Особенно тот, что сидел во главе: он явно выигрывал, но эту партию отчего-то так и не доиграли. Вот рядом полный котелок остывшей кипяченой воды, а под ним - выгоревшие до тла угли, оказавшиеся холодными на ощупь, когда Коннор их пошерудил. Уильямс догадался, что костер не тушили, и тот без присмотра догорел сам. На карманных часах была четверть восьмого утра.
Когда вор уже отходил от злосчастного стола, его будто бы ударили топором по голове, вогнав по самый обух. Боль была резкой, и мужчина и впрямь решил, что его пытались зарубить, но нет. То оказалась иная боль, исходившая изнутри. Он не успел даже закричать, когда носом пошла кровь, а ноги подкосились сами, роняя Коннора на взрытую бесчисленным числом сапог землю.
Город горит. Зарево от пожара дает света столько, чтобы подумать, что на дворе и не ночь вовсе, а раннее утро. Он бредет между стен, оставляя на них кровавые отпечатки ладони и понимая, что опоздал. Он ускоряет шаг, едва завидев в некогда знакомом лабиринте еще не объятую пламенем крышу храма Марса. Он ступает так быстро, насколько позволяют многочисленные раны. Он понимает, что осталось недолго, но он должен успеть в это последнее место, куда ведут его все боги Рима и даруют последние силы на этот рывок. Ему все равно, что он истекает кровью, а меч в рассеченной руке потяжелел и стал непосильной ношей, как и броня на плечах. Он должен успеть. Ему все равно, что в этих лабиринтах стен его ищут. По пути ему попадаются тела убитых - некогда его люди, поклявшиеся в верности и погибшие бесславной смертью. Среди них не только легионеры, но и старики, жены с детьми. Не пощадили даже ауксилариев из числа жителей этой враждебной, забытой богами британской земли. Но забытой, как оказалось, не всеми. Он должен успеть. И вот наконец он доходит до распахнутых врат каменного храма. Внутри еще горит свет и видно мраморное изваяние Марса. Тусклый луч последней надежды тут же гаснет когда безымянного воина окружают те, кто должны ему помешать совершить последнее паломничество. Он видит их, но не в силах рассмотреть темные силуэты. Он чувствует их присутствие и сжимает меч крепче, в последний раз, как поклялся в том Риму. Последнее, что он видит - нечестивые чужеродные надписи на каменных стенах храма великого Марса.
Тем временем старый лис Коннор Уильямс - человек множества профессий и вор по призванию, до дна испивший из чаши превратностей судьбы - лежал без сознания посреди покинутого лагеря.

Отредактировано Connor Williams (27 февраля, 2019г. 17:34:39)

На сей раз все было иначе. С тех пор как смерть не приняла вора в свои вечные, холодные объятия, его посещали видения тех, кто остался на этом свете ей вопреки. Однако до того старый лис лишь наблюдал со стороны, но теперь видение было таким ярким, таким настоящим. Может, отсюда и внезапная потеря сознания? Прежде, сталкиваясь с неприкаянными душами, физически вор не ощущал ничего сильнее звона в ушах и небольшого кровотечения из носа - никаких обмороков и припадков.
Конечно, прибыв на раскопки места, где почти две тысяч лет назад произошло нечто ужасное, он опасался, что сможет узреть его былых обитателей, не отправившихся к праотцам. Как назло воровской "посмертный дар" спал глубоким сном, отчего Коннор в итоге и расслабился, напрочь позабыв о нем. Но даже не потеряй мужчина бдительности, он никак не ожидал, что возможные видения окажутся столь яркими.
- А, чтоб меня, хватит! - Тяжело закашлявшись, выругался приходивший в себя от удара по лицу вор, в сердцах вознамерившись было дать сдачи наглецу, прежде чем понял, что сам мешком лежит на земле, а над ним стоит не такая уж незнакомая женщина-дворянка. - Простите, мэм. Благодарю за помощь.
Джентльмен всегда остается джентльменом, а вежливость вкупе с живым умом способны свернуть горы. Коннор не без труда поднялся на ноги, тыльной стороной ладони отирая остатки крови под носом.
- Выходит, я здесь все-таки не один. Бьюсь об заклад, вы тоже не знаете, что здесь произошло, и мне бессмысленно проявлять настойчивость в этом вопросе. - Вор еще раз огляделся по сторонам, убеждаясь, что мрачный пейзаж покинутого пасмурным утром лагеря не претерпел никаких изменений, за исключением появившейся словно из ниоткуда ухоженной, хрупкой на вид дворянки, ощутимо контрастировавшей с окружением. - Не удалось ли вам найти хоть кого-то еще кроме меня? И почему вы не отзывались, когда я звал хоть кого-нибудь? Неужели тоже не могли прийти в себя, как и я?
О том, что предстало взору Коннора, пока он был без сознания, он предпочел умолчать по крайней мере до тех пор, пока не выяснит, почему из всего лагеря вместе с ним осталась именно дама, и существовала в том хоть малейшая закономерность. Одно ясно наверняка: нужно уходить, пока есть возможность. Придется пройти единственной заросшей тропой через дремучую чащу Козлиного Леса, и без того выглядевшего неприветливо в любое другое время суток, а ныне - пасмурным утром, в гробовой тишине - так и вовсе зловеще. Жаль, что лошади, тянувшие вычурный экипаж столичной гостьи, сгинули вместе с копателями. Толку от роскошной кареты теперь тоже никакой, хоть впрягайся сам.
Вор взглянул на карманные часы. Если те не обманывали, на земле он пролежал никак не больше десяти минут.
- Послушайте, мэм, - Проявил наконец инициативу мужчина после недолгих раздумий, - К сожалению, не знаю вашего имени и как к вам стоит обращаться, но у нас нет времени блюсти тонкости этикета. Нужно уходить отсюда как можно скорее, собрав прежде все самое необходимое, что может пригодиться в дороге. Не думаю, что другим, где бы они ни были, теперь есть дело до их вещей, понимаете?
Пристальный взгляд старого лиса. Уверенный, но едва ли привычно хитрый. То говорил уже не просто вор, а тот, кто слишком многое испытал на своей шкуре, чтобы не знать, как вести себя в критической ситуации. Да и в нынешних обстоятельствах взять чужое будет уже не кражей, а сущей необходимостью. Что же до женщины, то истинный джентльмен - пускай и тот еще негодяй - никогда не оставит даму в беде, не станет использовать безвыходную ситуацию себе во благо. Иначе говоря, прежде чем Уильямс решит, как действовать в рамках вчерашней затеи, он должен вывести аристократку отсюда. Не кради у тех, кто в нужде - так велел ему кодекс, будь то любая форма стесненных обстоятельств: последняя ли корка хлеба, оказия ли остаться вдвоем посреди непроходимых лесов. Кодекс, благодаря которому старый лис уживался с людьми, а не превратился в дикого зверя.

По крайней мере ему попалась не избалованная сытой жизнью аристократки кисейная барышня, но способная рассуждать здраво, принимать взвешенные решения особа. Уже хорошо, значит, шансы есть. Как знать, быть может, леди Уэллс действительно прежде сталкивалась с чем-то таким, что произошло на месте раскопок: не иначе как сверхъестественным происшествие вор назвать не мог. Может, ей не в первой наблюдать зло, не поддающееся объяснению в рамках привычной обывателю картины мира, но и Коннор не лыком шит. Ему тоже доводилось видеть настоящее зло, но только не в неосязаемых тенях и фантомах, а в живых людях.
Вор не стал тратить время попусту, кивнул, удаляясь на поиски того, что могло бы пригодиться в дороге. Кровотечение из носа постепенно сходило на нет, поэтому мужчина без особого труда обыскал добрую дюжину палаток, но едва ли нашел много полезного, только кое-какие припасы, которые мложил в заплечный ранец, принесенный с собой на раскопки. Об оружии речи не шло - откуда оно у простых землекопов? Немногочисленная охрана, которой полагались револьверы и винтовки, тоже не оставляла его в палатках, в отличие от патронов - их вор все же собрал. Однако Коннор и сам явился на раскопки не с пустыми руками. Человек без оружия свободен лишь наполовину, а потому нож всегда был при нем.
В повисшей над вымершим лагерем звенящей тишиной, обшаривая очередную палатку, Уильямс никак не мог отделаться от чувства, будто за ним наблюдают со всех сторон сразу, как ни повернись. Наблюдают прямиком из леса, обступившего место раскопок вековыми соснами, разросшимися так, что из-под густых крон не видно неба. Будто бы сам лес молча взирал на него, выжидая удачного момента для известного только ему одному маневра. Такое Коннор ощущал на своей шкуре лишь однажды, когда неделю плутал без еды в заснеженных лесах Канады, медленно сходя с ума от голода и одиночества, навеянного потаенным страхом неизвестности. Единственное, что отличало нынешнее ощущение от давнего - сытость и наличие хоть какой-то компании. Однако от того не становилось легче, потому как голод и непроходимые морозные пустоши - вполне естественные вещи, чего не скажешь о случившемся на раскопках.
Потом вор пришел туда, где условился встретиться с Хеленой, и застал ее возящейся со съестным возле палатки. Треск костра был теперь единственным звуком в гробовой тишине - и это хоть немного обнадеживало. В любое время и в любом месте тепло очага способно вселять надежду и утешать тем больше, чем хуже вокруг. Что же до аристократки, в тот момент она, вопреки своему происхождению корпевшая над котелком, невольно напоминала мужчине кого-то из его недалекого прошлого. Казалось, это было вчера: лагерь, костер, дикие леса, силуэт женщины с темными волосами. Была в том и ирония, заставившая стоявшего в стороне старого лиса уйти в себя на непродолжительное мгновение.
Ирония горькая и болезненная.
- Собрал все хоть сколь-нибудь полезное, мэм, - Осторожно привлек вор внимание Хелены. - Не так много, как хотелось бы, и без оружия, но уж всяко лучше, чем ничего. Как ваши успехи?
Что же до своего обморочного видения, то делиться им с дамой он не собирался, равно как и озвучивать любые мысли по этому поводу.