Наверное, на Вавилонской башне люди усерднее работали и слаженнее, чем они трое пытались выстроить диалог. По драматическим паузам и вербальным ухищрениям нетрудно было догадаться, что они так-то, вроде, понимают, что нужно делать, а вроде бы нет. И все стоят на своем.
То есть, ах нет, не все, мистер Ферро, у нас, как самый непредвзятый, выступал медиатором: и тут согласился, и здесь вроде бы тоже головой кивнул. Эдакое лоскутное одеяло, которое профессор Джонс с готовной благодарностью потянула на себя, потому что один, как говорится, в поле не воин. Никто, кроме Сантара, конечно же.
Где-то сильно в глубине души Алек даже позавидовал этому недюжинному умению Арона сунуть палец в каждый пирог и всем при этом улыбнуться – матушка природа самому Сантару такой роскоши не предоставила. По факту улыбнуться он мог, да и любил, но упрямства на агрессию в нем бултыхалось побольше, чем дружественных улыбок в недружественном положении. В каких-то ситуациях это ему, конечно, помогало, в каких-то нет: что в итоге получится к исходу дня Алек еще не знал. Или не особенно хотел знать, плавая на волнах жидкого раздражения, так щедро колыхавшегося в нем еще со времени стоянки на Берегу Слоновой Кости.
Алек мысленно пожалел о том, что они все-таки не ринулись домой, вынужденные довести начатое дело до конца: их долг, их цель, какой бы она по итогу не была, что бы не пришлось терпеть. Наверное, это мешало Алеку сосредоточиться на настоящем: хотелось гнаться вперед, все сделать наконец и побыстрее.
На кованых весах с одной стороны стояла Лили, его семья, а остальное меркло на этом фоне.
Может это было и бесчестно, может и непрофессионально, может надо было плюнуть на эту дивную затею примерно сразу, сказав, что все великие умы их палаты лордов могут дожидаться Джорджа, а доколе он не вернется с разведки и не доложит, какая еще чертовщина ждет их еще через пару миль, мы, так уж и быть, постоим, а там посмотрим. Но точки компромисса, как минимум временного, не случилось, когда в ней имелась необходимость.
А сейчас это только масла в огонь подольет. А огонь ой как любит, масло-то.
Алек выслушал тирады Ферро молча, собачиться сразу с двумя уставшими и нервными людьми он мог, но не считал нужным. Как и получать от них указания в такой форме, впрочем, тоже, сколько бы они в какой-то степени не были логичными. Ход мысли Алек улавливал, а еще Алек улавливал отсутствие всякого присутствия в джунглях необходимой гигиены, чтобы вдруг, станься с него, метнуться обыскивать чужие сумки.
«Это может быть холера!» сказал лоб стольки-то лет и просто так пошел в сторону их самодельного карантина. Холера какая-то? Пф, дизентерия? Ну, осталось только, чтобы он с больными в десны поцеловался, тогда, наверное, они сообразят, что ж за хворь это такая, диво-то дивное.
Слово карантин придумали не так чтобы недавно, чтобы даже такие люди, как Арон не соображали его значения, и, если доктор сказал (а он сказал) ограничить очаг заражения, значит нечего туда соваться.
Но паровоз благочестивости уже на всех парах отбыл к палатке больных, а профессор Джонс, решив, что ее словесные упражения на Алеке тоже, в общем-то закончены, решила, видимо, что его словам верить нельзя и нужно снова спросить доктора о том, что же с ними приключилось и почему.
Зная, что ей ответит доктор, а ответит он ей тоже самое, что ему сегодня утром, Алек не стал настаивать. Конечно, может быть за краткий промежуток времени что-то новое и добавилось к общей картине их странной эпидемии, но Алек зачем-то надеялся, что нет, потому что даже с тем набором, что у них имелся воз как стоял, так никуда и не трогался.
Так он и остался стоять оловянным солдатиком посередь джунглей ровно на две минуты, а потом, подумавши, с неудовольствием, но вернулся к заметке профессора о саботаже. Мысль, мягко скажем, не самая приятная, но Алек тем не менее постарался обдумать ее со всей серьезностью: все-таки большинство своих ребят он знал. Может быть между его отношением и панибратством Ферро имелась некоторая пропасть, за каждого из тех немногих, кто остался с «Глорианы», Алек мог бы поручиться. Да, может они и не ходили в долгие сухопутные экспедиции, но любой моряк знал цену пресной воде.
А ее у них было не очень-то много. Достаточно для того, чтобы идти вперед, но не настолько, чтобы обеспечить обильное питье пятерым взрослым мужчинам на черт его знает сколько. Болезнь развивалась аномально быстро, но даже удайся доброму доктору поставить бедолаг на ноги, потребуется слишком много времени, чтобы они достаточно окрепли и не были обузой остальным.
Время, время, время.
Алек развернулся и зашагал в сторону их стоянки, болезненно морщась.
Сейчас, когда на некоторое время не нужно было ни с кем вступать в перепалку, он немного осадил и попытался припомнить все, что сейчас могло ему пригодиться. В первую очередь это были, само собой, перчатки. Этим он много делу бы не помог, но хвататься за что попало не хотелось. Снарядившись для верности еще и платком, он безошибочно нашел на их импровизированной стоянке принадлежавшие больным походные сумки, которые никто особенно не трогал даже при темпе их перемещений.
Внешний осмотр никаких подсказок не дал, следовательно, пришлось заглянуть и внутрь. В первом мешке ничего необычного Алек не обнаружил, все то, что они проверяли на Берегу Слоновой Кости, беглый осмотр остальных не дал никакого особенного результата, и только когда Алек краем глаза увидел светлое пятно профессора Джонс, выходящую из палатки доктора, он понял, что нигде нет карт.
Тех самых, в которые играли все пятеро.
Алек нахмурился и принялся искать усерднее, насколько это ему позволял здравый смысл: не свинья же он в грязь зарываться. Но даже так колода нигде не находилась, зато нашлась выпавшая из сумки деревянная табакерка грубой работы. Весь почти табак, конечно, высыпался Алеку на сапог, и он чертыхнулся, присев на корточки за безделицей, так и замер.
На донышке табакерки ясно свежими бурыми разводами тонко был выведен…человечек? С изобразительным искусством у Алека отношения были больше на «вы», но форма угадывалась даже так. Он захватил табакерку между пальцами, внимательно рассматривая находку.
Что-то ему подсказывало, что этот образчик наскальной живописи не сам оказался на дне табакерки доброго христианина, но как, зачем и почему, Сантар пока сказать не мог.
Он медленно выпрямился, подняв крышку, и, увидев Ферро с профессором Джонс на подходе, окликнул их, когда они подошли близко настолько, чтобы у Алека отпала надобность кричать.
- Надеюсь у вас какие-то радостные новости, потому что у меня, пожалуй, скорее вопросы.
Он чуть вытянул руку с табакеркой и раскрыл ладонь так, чтобы символ было достаточно хорошо видно.
То, что он нашел, Алек не понимал. А когда он не понимал, он задавал вопросы.
- Карты, в которые играли матросы, кто-то забрал, но осталось вот это. Символ этот вам о чем-то говорит?
Отредактировано Alexander Santar (13 марта, 2019г. 12:03:15)