Рождество. В этом слове всегда было что-то волшебное. Достаточно было произнести его вслух, как перед глазами тут же возникала большая наряженная елка рядом с камином и подарки под ней, как пахло праздничной едой, и как слышался хруст снега под ногами. В слове этом было что-то уютное, теплое, семейное и родное. В Рождество все люди должны быть счастливы, они должны быть рядом с любимыми и близкими, рассказывать веселые истории и обнимать друг друга. И даже спустя пару лет на улице Элли до сих пор думает именно так, а то, что происходит с ней сейчас в корне неправильно и несправедливо. Раньше она была рядом с семьей, с любимыми родителями и с любимой собакой, раньше она чувствовала себя защищенной и действительно верила в эту воссозданную сказку и что все у нее будет хорошо. А сейчас Рождество это еще один день, когда она пытается выжить, только вот на деле это оказывается труднее, чем во все остальные дни в году. Хоть многие и организовывают благотворительные обеды и делятся теплыми вещами, среди малоимущих и беспризорников не редко происходят настоящие войны за все это добро, а воевать Элли не умела. Несколько недель назад одна прихожанка, выходя из церкви, дала девушке, сидящей у дверей и мерзнущей от холодного ветра, свой платок, но пробыл он у бродяжки недолго. Буквально через несколько дней ей не повезло наткнуться на шлюху, которой этот платок пришелся очень по душе, и, знаете, это только с виду эти женщины кажутся такими бедными и беззащитными. Если им что-то надо, она набросятся на тебя словно обезумевшее голодное животное. Царапины от длинных ногтей проститутки до сих пор сохранились на руке Шевон, благо от них не пошло никакого заражения. Да и царапины волнуют тебя не очень сильно, если пальцев рук и ног своих ты уже практически не чувствуешь, а живот от голодания прилип к ребрам. С утра девушке удалось выпить маленькую чашку горячего бульона и съесть хлеб, который раздавали нищим в приходе, но все это, казалось, лишь раззадорило аппетит и теперь желудок просил еще. Подработки никакой не было, вместе с ней не было и денег, приходилось побираться или в крайнем случае красть, но это Элли оставила как самый последний вариант, решится на который она лишь от безысходности и если перед ней просто не помаячат кошельком с деньгами и не бросят прямо в руки. В Рождество люди должны быть счастливы, а если она украдет у кого-то деньги, она сделает этого человека несчастным. Тем более вдруг это будут его последние сбережения? Вдруг на них он хотел купить подарки близким или точно так же как и она – еды? От подобных мыслей бродяжке становилось только хуже.
Ежась от холода и еле-еле перебирая ногами, девушка дошла до ярко освещенной улицы, на которой располагались десятки магазинов и лавочек, туда-сюда повсюду сновали люди и кэбы, было шумно, все спешили и строили планы на вечер. Хорошо, что Элли их практически не слушала, она просто шла, сама не зная куда. Возможно ее приютят в какой-нибудь церкви и не дадут хотя бы замерзнуть до смерти, а что до еды… возможно, она сможет продержаться еще денек, а там видно будет.
Но как бы сильно Эллери не настраивала себя идти вперед, когда до носа ее донесся запах свежей выпечки, она уже ничего не могла с собой поделать. Как завороженная она развернулась в сторону ярко освещенной витрины, глаза впились в причудливые булочки и пирожки на подносах, а в центре всего этого великолепия лежал большой пирог. Черничный, она была уверена. Сверху он был посыпан пудрой, а корочка по бокам была такой золотой и притягательной, что Элли прямо таки слышала ее хруст.
Только вот на деле это оказался не хруст, а крик хозяина лавки, который уже приближался к ней. И лицо его было таким суровым, а эмоции читались так отчетливо, что разобрал бы их даже совершенно тупой человек. Девушке повторять дважды было не нужно, быстро поняв, что ей тут не рады, и что рискует тут она получить в лучшем случае отборные ругательства в свой адрес, а в худшем пинок под зад, попятилась назад, крепко сжав покрасневшие от мороза руки на груди, словно уже пытаясь защититься.
Быстро отвернувшись от витрины с самым восхитительным черничным пирогом на свете, Элли поспешила уйти прочь. Тут ходят только богатые люди, которые могут позволить себе купить с десяток таких пирогов. Таких как она, бродяжек, тут не было, и ей здесь было не место.
- Юноша! Юноша, подождите!
Только когда с Шевон поравнялась хорошо одетая красивая молодая девушка, та поняла, что обращались, по всей видимости, к ней. Коротко взглянув на незнакомку, Элли опустил взгляд в землю и отошла чуть в сторону, не переставая при этом двигаться вперед, но чуть замедлив шаг. Услышав неожиданный вопрос, лишь лихорадочно замотала головой.
Такая красивая девушка не должна говорить с такой, как она. Никто никогда не говорил. И уж тем более такая девушка не должна предлагать ей то, что предлагает сейчас. Это должно быть шутка какая-то, насмешка.
- Н-нет… м-мисс… - От холода даже говорить удавалось с трудом, зуб на зуб не попадал, а горло от сильного ветра и вовсе пересохло. – Я н-не хочу. Извините…
Но незнакомка не унималась, все продолжала и продолжала говорить с бродяжкой, а Элли даже взглянуть на нее боялась. Ее голос был мягкий, в нем слышалось волнение, даже забота и все это казалось Элли таким странным, что в происходящее она просто не могла поверить.
Быстро свернув за угол, она остановилась, поднесла замерзшие руки ко рту и подула на пальцы, те даже сгибаться нормально перестали и были похожи на сосульки. Если красивая девушка не перестанет идти за ней, на это наверняка обратят внимание, а полицейских, следящих за порядком тут определенно много. От мысли, что ей может перепасть и от местных бобби стало совсем горько. Она же ничего не сделала, просто подошла к витрине! К глазам начали подкатывать слезы, но замерзали они, не успевая скатиться по щекам. Элли больше не шла вперед, а прижалась к холодной кирпичной стене и лишь кивала на вопрос девушки, не в силах больше сопротивляться.
- Очень… оч-чень хочу.