Мудрый человек бы сказал, что личные встречи с многометровыми анакондами вообще не располагают к спокойному сну под пологом леса.
Судя по перекосившейся физиономии Тони да Силвы, мрачно глядевшего в распахнутый иллюминатор, можно было предполагать, что нести вахту вместо сна он будет довольно охотно.
Узор из черных пятен на желтом теле лениво скользил в мутной воде в тени от днища аэростата.
- Нет смысла, - наконец вынес вердикт Элио. - Разве что у тебя в тайном чулане припрятан тайный таксидермист.
- Э, а мы могли бы поужинать анакондой, - сделал последнюю попытку бразилец.
Примечательное отсутствие брезгливости к обитателям вод.
Сразу ощущаешь себя в глубине материка.
С одной стороны, Элио был гостем семейства да Силва, в определенной степени от них зависел и явился сюда вовсе не затем, чтобы вызывать неудовольствие. С другой стороны, дирижабль был его.
То есть, не его. И именно поэтому...
- С такой высоты невозможно ее поднять, а спускаться ниже опасно. Можно повредить днище.
- Просто боишься промазать, - проворчал Тони, похоже, уже ощущая, что бой проигран.
- По этой туше, - процедил американец, все еще не отрываясь от прицела, - промазать невозможно. Это не спортивно. Настоящая охота впереди, господа. Я же говорил, им от нас не уйти.
Не требовалось особой проницательности, чтобы понять, что Тони руководствовался не столько желанием отведать жареной змеи, которых его подручные могли добыть в любом количестве, сколько пробившимся естественным страхом. Задержаться здесь, чтобы потом объявить продолжение погони бессмысленным, представлялось удобным способом не потерять лицо, не являя трусости открыто. В Нью-Йорке это назвали бы благоразумием и чувством самосохранения, но Бразилия поддалась влиянию цивилизации и гуманизма лишь поверхностно, и, чем дальше в лес, тем больше жила душой во временах конкистадоров. Представления Карлоса да Силвы и его сына о мужественности не допускали бесстыдное отступление перед важными гостями.
Элио было почти жаль его.
Очень почти.
В конце концов, Силва начал первым.
* * *
Днем ранее.
Стая красных макао, как живая радуга, перечеркнула небо за москитной сеткой, и никто из местных, привычных к тому, что иностранцам казалось впечатляющим, не поднял головы. Но в длинной тени, лежащей над полем, они все, как один, опасались ходить, словно верили, что зависшее в небе чудище на них упадет.
И, вероятно, съест.
"Фата-Моргана" удерживаемая причальными канатами, напоминала пойманную гигантскую акулу или кита-титана - даже не из самых больших, если верить леденящим душу историям моряков. На закате Элио не выдержал и снова вышел на веранду, чтобы взглянуть на свою красавицу в бинокль.
Она была великолепна.
Висящее между зелеными стенами леса, багровыми облаками и жалкими домишками пеонов технологичное чудовище при первом появлении вызвало у батраков латифундии да Силва суеверный ужас и вообще казалось здесь откровенно чужим.
Забавно - накануне в одной из обязательных бесед за кофе старший владелец имения многозначительно заметил, что на самом деле аэростаты изобрел бразилец. Гость, достаточно осведомленный об истории брата Бартоломеу де Гусмана, с самым искренним видом удивился и попросил рассказать все подробно, не обращая внимания на неточности и откровенную выдумку, и вежливо поражаясь эрудиции почтенного дона Карлоса.
Все для людей.
В не менее обязательных байках очевидца о недавней воздушной экспедиции в арктическую Канаду он по привычке половину переврал. Правда всегда плохо продавалась - но не то чтобы он пробовал когда-то говорить правду. Для этого, как полагал Элио, требовался талант, которым он не обладал.
Способность знать, что есть правда.
В бинокле что-то мелькнуло. Это один из макао вернулся и с интересом принялся разглядывать свое мутное отражение, скользя по обшивке когтями. Человек на веранде нахмурился и сходил в комнату за предметом, с которым никогда не расставался.
В грохоте выстрела комок алых перьев сполз по боку дирижабля. Это-то их научит, подумал Элио.
И надо же такому случиться, чтобы в точности тогда, прежде чем кому-либо пришло в голову удивиться, отчего именно сеньору вздумалось упражняться в стрельбе на ночь глядя, из тьмы за воротами соткался всадник-индеец, которому седло нескрываемо жгло седалище. Дзиани, не разбиравший шипящую португальскую речь, отчаялся понять суть его взбудораженного разговора с егерем, но вскоре явившийся во дворе младший да Силва заметил гостя асьенды на балконе и соизволил перевести.
- Это - наш seringeiro c Арагваи, - с легким акцентом объявил Антониу, нехорошо усмехаясь сквозь усы. - Он побывал в соседнем участке и нашел его покинутым, а дом управляющего - разоренным. Рабы-tapuyo взбунтовались, пленили его коллегу и сбежали в лес. Barbaros! Я всегда говорил, что с этими дикарями нельзя иметь дела. Там осталась только одна старуха, которую они бросили умирать. Бедняга, представьте себе, греб сюда всю ночь, чтобы не подумали, будто он с ними в сговоре, потому что он тоже индеец.
Но главная беда крылась в том, что по пути его новость услышало достаточно ушей, чтобы она разошлась по реке и посеяла брожение в умах других рабов на участках, рассеянных по берегам. Примерному наказанию преступников, уходящих все дальше, однако, мешали три вещи - расстояние, время и джунгли.
По воде их не догнать, и даже будь у отряда это - тут да Силва совершенно без уважения ткнул в окаймленную золотом заката Крошку Моргану - в лесу она не сядет, и все тут слишком трусливы, чтобы идти в лес на дикарей таким малым числом.
Во-первых, сядет, отстраненно сказал Элио. Есть кое-что.
Во-вторых, добавил он, прихлопнув москита на виске, я всегда готов пострелять в дикарей, это веселее, чем в свиней - мишень больше.
В-третьих, сказал он себе потом, не бывает мало храбрости, бывает мало коки.
Как выяснилось вскоре с помощью второго пилота, знавшего португальский, пропавший серингейро хранил у себя запас выбитого из дикарей золота, на которое закупался в ближайшем городе радостями бытия, и, разумеется, оно тоже исчезло, оставив миру лишь открытый подвал.
Тони об этом умолчал, а мистер Дзиани счел, что это сойдет за компенсацию расходов на рейс. Это кроме той маленькой услуги, о которой он просил вслух - и, хотя просьба выглядела странной, отказа не последовало.
Сборщикам каучука все равно не нужны раненые дикари.
* * *
Окруженные другим каучуковыми барраками со стороны реки, рабы могли уйти только в глубь леса - туда, откуда их в свое время и пригнали. В украденной ими лодке серингейро Уэсли не поместились бы все, и времени не хватало, чтобы сделать челны, значит часть шла по берегу, то есть медленно и оставляя в густых переплетениях колючек и лиан нескрываемые проломы. Пара чистокровных растреадоров, привычных к лесу, были слегка деморализованы методом спуска на землю, но след взяли легко.
Даже если бы не это, беглецов выдавали огни.
Могли ли ублюдки из первобытного леса подумать, что их будут искать с небес?
Далекие выстрелы вспугнули сверчков, от удивления на три секунды переставших зудеть, птиц в ветвях сейбы и второго пилота, который, пользуясь хорошей погодой, у складной причальной мачты жарил на палочке кусок молодого каймана. Сидевший рядом механик перевернул палочку и продолжил жарить свою порцию дальше. Крокодил - не рыба, так говорят зоологи, благослови их Господь. Что не рыба, то и хорошо.
Как выяснили ушедшие в джунгли, паленый индеец пах куда хуже жареного крокодила.
Кроме этого, обнаружили они не слишком много и потеряли одну собаку.
- Здесь только эти, - заключил Мануэле, егерь-полукровка, в свете костра такой же уродливый, как двое убитых дикарей - на взгляд Элио, он напоминал детище противоестественной страсти человека и свиньи. - И Уэсли тут нет. Съели они его, что ли?
Дзиани кашлянул.
- Я думал, они за этим и взяли его с собой.
Надо сказать, охотникам повезло, что преследуемые разделились, хотя причина этого оставалась неясной - раненый индеец отказывался сотрудничать даже после особо близкого знакомства с костром.
- Где второй костер? - обратился американец к тени за своим правым плечом. Молчадивый индус, не отходивший от него ни на шаг, не изменил себе и показал на ту сторону реки, сделав какие-то условные знаки.
- Второй дым был оттуда, - перевел мистер Дзиани, подхватив карабин. - Ходу около пары часов. Берегитесь, теперь они настороже, если эти черти сообразили выставить часового.
- В сельве полно неприятностей, кроме нас. Ягуары, змеи, другие тапуйо, - пояснил сеньор да Силва. - Часовой нужен не от нас. Но sem duvida, они нас услышали.
- Porra indios, - презрительно отмахнулся из темноты егерь, закончивший привязывать бессознательного индейца к дереву. - Eles vao chupar nossos pilas.
Вполголоса ругаясь - точнее, в половину трех голосов из четырех - они направились обратно, и лодка в призрачном сиянии ламп снова заскользила по черной воде. Дальше их дичь, должно быть, тоже шла по реке - на том берегу не обнаружилось тропы. Все же через некоторое время собака оживилась, и следы ног в грязи вместе со срубленными ветвями возникли снова.
Однако охотники за головами радовались недолго.
Гончая скрылась в направлении лагеря, но ожидамых гортанных криков и шума борьбы не последовало.
- Это не indios! - с жаром воскликнул индус, резко ударив по стволу хозяина, и тут все узнали, что он умеет говорить. Элио почти в тот же миг чудом дотянулся и пнул егеря пониже спины, наконец исполняя давнее желание. Пуля Тони ушла туда, куда он и стрелял, потому что люди, имеющие разум, не пинали тех, чья семья владела всем отсюда и до Манауса. И стоял он далеко.
И еще стрелял он на самом деле неважно.
Отредактировано Elio Ziani (10 ноября, 2018г. 19:16:23)