Церемония обещала быть крайне торжественной, по крайней мере настолько, насколько могут быть торжественны похороны. Мистер Блэквуд был знаменит своими журналистскими фокусами и ни на йоту не отступался от принципов своей собственной морали и справедливости. Александр подозревал, что это он иногда путал карты парламенту и что вся грязь, вытекающая в желтую прессу касательно нерадивого правительства была его заслуга, но он никогда не имел случая убедиться в этом основательно. Тем не менее Джордж Блэквуд был плохим типом. Очень плохим типом для таких мерзавцев, как Мартинес. Ни одна их встреча в узких кругах не проходила без дружеского рукопожатия и обмена любезностями, но после они расходились по своим местам и старались не встречаться. Джордж знал, что Александр может легко его убрать, только свистнув своим, а Александр знал, что у Джорджа наверняка много компромата на него, которого хватит на десяток местных газет. Так что его смерть была довольно радостным поводом, но Мартинес провел не одну бессонную ночь, представляя, как покойный обличает его с того света. Ему ли не знать, что мертвые опасны чуть ли не вдвойне живых?
Людей было очень много. Мужчина мог поклясться, что здесь были не только почитатели и доброжелатели, но и другие, подобные ему и его ненависти. Черные зонтики выделялись пестрым новым пятном среди серого и мрачного кладбища. Стук дождя прошелся по маковке часовни, зашелестел по траве. Были здесь и журналисты, брезгливо оглядывающиеся на грязь, топчущиеся на месте и хмурые. Александр вздохнул и лениво оглянулся на дымчатое небо, переполненное снующими воронами, которые, будто подпевая молитве, издавали эхообразные выкрики. Некоторые птицы усаживались на памятники и могилы, другие ютились на ветвях, поглядывая на собравшихся черными бусинками глаз. Вампир стоял чуть поодаль от толпы, ловя скрытые любопытные взоры, окруженный свитой джентльменов его круга. В одинаково дорогих траурных строгих костюмах стояла вся их группа, в которой смешались телохранители и Генри Уайт, постоянно оглядывающий носки ботинок в поисках грязи и являющийся одним из членов парламента.
Наконец мерная речь прекратилась, рыдания смолкли и наступила минута ожидающей тишины. Александр встрепенулся, поправил воротник черной рубашки и вышел вперед, к гробу, с немым почтением сложил руки за спиной, ссутулившись, будто тяжесть момента и правда давила плечи. На него тут же устремились глаза пришедших.
— Этот день, день нашей всеобщей скорби по мистеру Джорджу Джеймсу Блэквуду, — начал Александр, приняв на лицо мученическое выражение сдерживаемой печали. — Многие и вас, дамы и господа, знали этого чистого, чудесного человека. Pobre hombre, скончался в самом расцвете сил, и ведь кто знал? Внезапная тяжесть этого горя легла на плечи его уважаемых родственников, — в числе родственников стояла престарелая мать, напялившая дурацкую шляпу с фетром, располневшая, но с умным видом кивавшая каждому слову Александра, будто показательно освещая, кто пришел на похороны к ее сыну и не это ли его слава? — Я выражаю искренние соболезнования семье Блэквуд. В нашей памяти Джордж останется великим борцом за правду, человеком, что защищал нищих и обездоленных, вскрывал истину, какой бы ужасающей она не была. Я призываю вас выразить молчаливое участие к судьбе этого молодого человека, которому шел всего тридцатый десяток, к его юному, горячему сердцу, ведь все мы смертны, и quien sabe, когда похожая участь настигнет и нас. Покойся с миром, Джордж, — на этом он окончил свою речь и показательно достал платок, утирая сухие веки. Первой воодушевленно зааплодировала мать, за ней и остальные, с почтением вторя пожилой мадам.
Мартинес тут же удалился, не изменяя своей позы, но выпрямившись и наблюдая за тем, как люди последний раз прощаются с покойным, зачем-то снуют у могилы, а персонал наконец закапывает несчастного. Насколько знал Александр, его хватил приступ посреди улицы, хотя в этом не было ничего удивительного: Джордж отличался полнотой, как и его мать.
Наконец служба была завершена и люди стали расходиться. Кто-то, пользуясь случаем, семенил к Александру и Генри, выражая им свое почтение и начиная бессмысленные разговоры. Это так быстро надоело им обоим, что по приказанию охрана окружила их и всем отвечали отказом, ссылаясь на большое горе, охватившее этих людей и мешавшее им сейчас вести разговоры.
— Ну что? — Произнес Генри, отряхивая пиджак. — Я думаю, мы можем отправляться?
— Конечно, — кивнул Мартинес, поглядывая на часовню. — Но я еще побуду здесь. Проездом передайте моему лакею, чтобы слуги отвечали всем нуждающимся, что я на траурной церемонии и не ждали меня ранее девяти вечера. Я доберусь сам.
— Церемония? Вы же отклонили приглашение на застолье семьи Блэквуд, если я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. Мне нужно побродить здесь и собраться с мыслями.
Они продвигались по дорожке, усеянной гниющими листьями, позади основной массы людей. Мартинес провожал Уайта к воротам.
— Я разделяю вашу скорбь, сэр, но не опасно ли будет вам находиться здесь?
— Нет, Генри, нисколько. Предупреждая твой вопрос, я пробуду здесь от силы десять минут и тут же отправлюсь к своему знакомому, сэру Уиджу. Старик уже стар и ему не помешает компания, к тому же, мы собирались решить кое-какие вопросы…
— Я мог бы ради вашей безопасности поинтересоваться у Уиджа, прибыли ли вы, и если нет…
— Нет! — резко оборвал его Мартинес, тут же с опаской оглядываясь и усмиряя тон голоса. — Нет, спасибо вам, Генри, за заботу, но, уверяю вас, со мной все будет в порядке, — вампир перешел на спокойный и ласковый тон, стремясь загладить прошлую ошибку.
— Хорошо, мистер Мартинес, a demain.
— А demain, мистер Уайт.
Они расстались, Мартинес остался стоять у ворот, в тени раскидистого клена, чтобы никто из толпы не увидел его. Вся свита была отправлена домой.
Когда скрип экипажей и хор голосов стих, дождь начал лить сильнее. Сложив зонт, Александр накинул на себя темный плащ, который все время церемонии таскал один из охранников, а позже, как было условлено, передал ему. Капюшон надежно укрыл глаза и лицо Александра и он, прислушиваясь к окружающему миру, торопливо направился к свежезакопанной могиле, по пути надевая перчатки под угрожающие раскаты грома.
Земля стала влажной и Мартинес, присев, зачем-то растер ее в пальцах, размышляя над дальнейшим планом действий. Ему было необходимо откопать труп и забрать то, что у него теоретически могло быть. Ключ. Проверенные люди вчера сообщили ему, что все ценности покойного тот хранил в своей комнате, предположительно в ящике стола, и что у него был ключ в единственном экземпляре, отпирающий все замки в комнате. С извинениями они доложили, что неизвестно, куда этот ключ отправился, но был слух, что в могилу с покойным положена какая-то важная вещь. К сожалению, они не могут располагать данными, что именно там хранится.
Мартинес встал и покачал головой. Копать ему было не сподручно и он вышел за ворота кладбища, ожидая найти очередного пьяницу. Пьяница нашелся сидящим в облезлом кусте, ежившийся в обнимку с допитой бутылкой и мирно спящий. Александр толкнул его в бок носом сапога, и тот, поворчав, очнулся, поднимая к вампиру свои зеленые мутные глаза.
— Чего надобно? — презрительно выдал мужик, вставая и разминая затекшие плечи.
— Дело есть. Раскопать могилу. — Мартинес не стал тянуть события и чеканил слова. — Лопата есть? Плачу гинею.
Эмоции мужика сменялись поразительно быстро и от недоумения он тут же перешел к восторгу. Кивнув, метнулся по дороге и попросил подождать его пять минут, «тут рядом».
Вернулся пьяница с лопатой и в потрепанном дождевике. Александр кивнул ему и повел к могиле. Дождь чуть ослабил свою силу, но небо будто стало темнее, и ветер с неистовством трепал деревья.
Через пару минут пьяница уже начал копать, в то время как Александр стоял в сплетении кустов сирени возле одного из многочисленных ангелов с поломанным носом. Он оглядывался в поисках людей, но пока все было столь тихо и пустынно, что волноваться не приходилось. Возможно, план удастся.