Лили

В какой-то момент Лили начало казаться, что единственное безопасное место для её разума - это сон. А потом, когда вчера её вытащили из петли, и сон перестал быть безопасным. В тот момент она начинала понимать, что можно боятся постоянно, под наблюдением в собственной комнате "ради твоей же безопасности"... Она написала письмо сестре и спрятала до случая, ей не хотелось, чтобы это читал мужчина, так смутно напоминавший отца.
Сегодня он пришёл со скупым пожеланием доброго утра и отослал наблюдавшую за ней Дейзи, велев следовать за ним. Идя по коридору чуть за ним, видя только спину, Лили в какой-то момент поймала себя на мысли, что хочет, как в детстве, когда ей было страшно, протянуть руку и взять ладонь мужчины. Но за секунду до этого действия её что-то остановило. Это опять был тот не прекращающийся уже несколько дней страх.
Молча пройдя в кабинет вслед за отцом, она с настороженностью и даже внутренним напряжением посмотрела на пол, где был нарисован оккультный круг. Девушка уже сама не знала, что её пугает. Тень потустороннего? Или глаза Роланда, абсолютно бесстрастные, будто кривое зеркало её собственных.
- Что ты будешь делать? - осторожно спросила девушка.

Роланд

- Тебе не о чем беспокоится, Лилиан, - голос Роланда звучал очень ровно, почти монотонно. Желая успокоить дочь, сам не понимал, как безжизненно звучат слова, что они падают, словно камни в топкое болото. И он продолжал: 
- Совершенно не о чем. Дай мне левую руку, - граф вложил дочери в ладонь хризолитовый кабошон, испещренный мелкими знаками, и сжал свои пальцы вокруг ее собственных. - Ты должна держать это, Лилиан. Крепко держать. Сейчас ты войдешь в круг, присядешь, а потом просто послушаешь меня. Тебе захочется спать и это хорошо. Это правильно. Пока будешь в полудреме, мы поговорим, а когда проснешься, то всё уже закончится. Видишь, не о чем волноваться. Иди, - граф коротко кивнул в сторону стула в центре круга.

Лили

Хоть отец и говорил, что всё будет в порядке, внутри всё дрожало, будто лист клёна на ветру, когда она протягивала отцу руку. Мужчина крепко и сильно сжал её кисть вокруг камня. Лили не было больно, но она всё равно отметила, или может ей захотелось отметить, что хватка Роланда была резковатой. Молча и медленно она сделала несколько шагов и опустилась на стул. Всё это время она не отрывала взгляда от отца, ожидая может хоть каких-то пояснений всех этих странных событий вокруг неё.

Роланд

В полном молчании одна за другой были зажжены все семь свечей, а затем Роланд поднес длинную спичку-лучину к круглой медной плошечке, полной сухих трав. Те вспыхнули в секунду, почти тут же пламя опало, но по комнате пополз странноватый запах – сладкий и тяжелый, густой и вяжущий. Он окутал всё – предметы, фигуры, казалось, даже мысли.
Двигаясь вдоль круга против часовой стрелки, Роланд говорил. Он повторял раз за разом, одни и те же слова – слова на языке чужом и чуждом, таком же тягучем и густом, как запах трав.
Каждый шаг сопровождался словом. Каждый шаг будто приближал к чему-то. В комнате становилось все более душно, стены словно сжимались, сдвигались навстречу друг другу. Темнота по углам тоже сделалась какой-то вязкой, и весь этот кокон из голоса, травяных запахов и духоты обволакивал, затягивал, усыплял, давил.
В какой-то момент граф остановился прямо напротив дочери.
- Лилиан?

Лили

Как же всё происходящее нервировало девушку. Нервировало и падало на неё тяжестью дурмана. Отец, говорящий странные слова, тяжёлый, прямо таки вязкий дым, который окутывал её опьянением... Больше всего хотелось встать, подскочить к окну и распахнуть его, но голова становилась всё тяжелее... В какой-то момент ей даже стало трудно следить за отцом, веки сами опускались, и казалось, что всё происходящее - продолжение странного, долгого, почти бесконечного сна. Зыбкого кошмара, наполненного фантасмагорией подменявшихся образов.
- Лилиан? - позвал знакомый голос и Лили машинально ответила:
- Да?

Роланд

Секунда колебания и Роланд пересек черту круга – огоньки свечей дрогнули. Он наклонился к сидящей дочери, сжимая в собственной ладони еще один кабошон – считай брат-близнец того, что был отдан Лили, разве что этот сделан из черного опала.
Протянул было руку, но замер, так и не коснувшись дочери.
Вдруг, то, что нужно, лежит ближе к поверхности, чем он считает? Вдруг транса будет достаточно, чтобы получить ответы?
- Почему ты пыталась убить себя?

Лили

Лили почувствовала в этом странном сне приближение чего-то... кого-то... мощного, сильного и пугающего, но пока спокойного, как спящий тигр. Она хотела как-то отреагировать на это странное чувство, но и оно вязло, как в патоке, в этом дурмане.
- Почему ты пыталась убить себя?
Чётко резанул сознание только вопрос. И ответ сам пришёл, потому что он был очевиден, он же был очевиден?
- Я не пыталась. Я не делала, это не я! - ей казалось, что она протестующе кричит, но на самом деле Лили говорила негромко и глухо, одолеваемая гипнозом.

Роланд

«Не делала», «не пыталась», «не я»… Роланд прикрыл глаза на секунду. Нет, ничего не выйдет. Сознание дочери теперь напоминает замерзший водоем – пока не расколешь лед, до воды не добраться.
И все же он медлил. Почему? Что-то мешает, что-то слабое, блеклое, какое-то полузабытое то ли правило, то ли воспоминание, то ли… Впрочем, неважно.
Мужская рука легла на девичью – ту, что держала камень.
- Вспомни день, когда ты пыталась покончить с собой. Вспоминай.
Опал стал очень холодным, и этот могильный холод пополз вверх от запястья, к локтю, он сковал плечи, прошелся вдоль спины. Роланд знал: то, что последует, будет весьма неприятным для него – ведь он тянет чужие мысли, чужие чувства. Он берет то, что ему не принадлежит. Но так же он знал, что это будет в сто крат неприятнее для самой Лилиан – ее кабошон тоже превратился в ледышку, и холод этот проникает все глубже и глубже, он клещами пытается вытащить, вырвать нужные образы.

Лили

Лили дёрнулась от ощущения, что подменило... нет, дополнило этот зыбкий дурман. Ощущение, будто она опустила руку в ледяную воду, и та вдруг стала поглощать её, тянуть ниже, тянуть за собой. А тот самый, могущественный, страшный, сильный, что был рядом проснулся и впился в неё взглядом. Внутри девушка заметалась, как птица, пытающаяся увернуться от руки, что ловит её прямо внутри прутьев клетки, но внешне у неё лишь дрожали веки и она иногда мотала головой, пытаясь отогнать чужое проникновение, непроизвольно сопротивляясь ему. Но голос... это голос отца... Он приходил извне и продолжал спрашивать, будто бы не видя, что происходит тут. Что происходит  с ней! Что происходит? Лили попыталась "вынырнуть" и вдруг оказалась в своей комнате, стоя перед сделанной из простыни петлёй. В ужасе глубоко вздохнув, она отшатнулась назад, ударилась о стул, панически осмотрелась, но это всё было лишь иллюзия... очередное видение холодного и зыбкого кошмара.
Голос продолжал спрашивать, всё требовательнее, и рука будто поймала её, держа и принуждая говорить. В какой-то момент, ощущая и стыд, и смущение и страх, Лили начала искать способа закрыться от этого чувства и оказалось, что убежище от происходящего совсем рядом... Обернуться назад, вот в том тёмном проходе...
- Я... я не собиралась...
Лили, в реальности, в той реальности где был Роланд, начало мелко трясти, но  в какой-то момент дрожь закончилась, мышцы расслабились и она сказала совершенно пустым голосом:
- Надо было встать, снять простынь с кровати, сделать из неё тройной узел, потом обмотать его вокруг крюка люстры, встать для этого на стул, - она говорила, механически, как кукла, описывая то произошедшее безучастно, будто по писанному ей сценарию, а Роланд всё это видел, все эти механические действия в очень мутном воспоминании, где ясными были только предметы, о которых говорила Лили. Предметы и тёмный проход там, чуть дальше... где-то в глубине сознания девушки, куда она скрылась и появилась вот эта. Вторая. Кукла на шарнирах... Тонкая паутна, тянулась туда, в глубину. Паутина, которую никто не видел, кроме него сейчас.

Роланд

Образы приходили смазанные, как будто смотришь сквозь слюдяное окно. Нет, нет, нет! Ему нужно не это! Не эта марионетка с лицом его дочери!
Роланд глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду. Настоящее было там, впереди, за дрожью, за сопротивлением, в темноте, и нужно найти, нужно вытащить…
Он «коснулся» тонких нитей, он «пошел» по ним. Чужой в этом мирке, он двигался вперед, желая разрушить темноту, разрушить чье-то убежище, осветить каждый его уголок  и найти то, за чем пришел.
- Почему ты сделала это? Почему пыталась убить себя? Ты не собиралась, тогда почему? Это был чужой приказ?

Лили

Для них обоих всё поддёрнулось. Лили уже не понимала, что есть реальность, что есть сон. Чем глубже "в неё" погружался отец, тем сильнее ей хотелось от этого скрыться. И стыд, и отвращение, и протест тому, что прикасаются к чему-то личному, как лучшие надежды, потаённые страхи, невысказанные слова и постыдные слабости. Невидимая рука готова была отодвинуть их, а она - оттолкнуть...
Отец пошёл глубже, но его встретил не враг. Комната-вернда, Бэкингемшир, Порфри-холл. Она была странной, чётко поделённой на половины между здоровым и больным, светлым и увядающим, чистым и покрытым тенью. Друг напротив друга сидят две Лили. Одна - расслабленно, в шалях и старомодных платьях, другая - напряжённая, на стуле в почти пустой тёмное комнате. Нет... Нет... Первая, это не Лили, это Агата!
Чёткая полоса, что разделяет комнату это стекло, это зеркало. И Лили протягивает руку, прикладывая ладонь к стеклу, тоже делает и Агата. А потом отнимает ладонь и от неё к пальцам Лили тянется паутина.

Роланд

Роланд отшатнулся, едва удержавшись от того, чтобы разорвать связь. Неправильно. Всё тут идет не правильно. Происходящее нереально – нет и не было в нужных ему воспоминаниях Агаты, Нет и не было. Нет и…
Он… боялся? Почему? Но что-то удерживало здесь, и он смотрел, смотрел в зеркало, в светлый, живой мир, смотрел, зацепившись и забывшись. Там было что-то важное, очень-очень важное, ему нужно только понять что именно.
Холод ужалил руку – всё закончилось. Изнутри же поднялась волна раздражения пополам с нетерпением, словно он ненадолго потерял контроль над несущейся вскачь лошадью.
Ничего не получалось.
В досаде он отнял руку от запястья дочери, положил пальцы ей на лоб и снова заговорил – всё то же чужое наречие, все те же старые слова, родом из тех времен, когда люди великой империи распяли плотника.
На этот раз его вторжение больше напоминало удар.
- Бумаги, которые ты копировала. Кому отдавала их? Куда девала? Покажи!

Лили

Роланд "ударил", и удар этот волной прокатился по всему миру вокруг, по тому маленькому мирку, в который он вторгся. Разбилось зеркало, рассыпалось осколками. Перед глазами был "истекающий кровью" Порфири-холл подскочившая на середину комнаты девушка, сжавшая кулачки.
- Прекрати! Хватит, прекрати! Мне... мне... противно, папа, хватит! - Лили бросается вперёд, ударяя его по груди, будто пытаясь оттолкнуть, но потом вскрикивает и отскакивает, смотря на отца в этом подсознательном мире уже с ужасом. В каждом осколке некогда стоящего огромного зеркала колышется тень, Лили снова пытается вытолкнуть отца из сознания, но когда тот упорствует что-то опять меняется вокруг, будто бы становится труднее и тяжелее, будто бы ты вязнешь... в паутине... В тени Лили Роланду видится чужой взгляд, враждебный, но насмешливый, и будто бы в подтверждение тому в ушах зазвучал ехидный незнакомый женский смех.

Роланд

Она сопротивлялась, но в этом сопротивлении так мало смысла… В их реальном мире язычки свечей неестественно вытянулись вверх, тьма по углам становилась все плотней, клубящаяся духота – тяжелее.
Роланд почти не замечал борьбы дочери. Почти не слышал ее. Он слишком занят ощущение чужого присутствия, ему кажется, что протяни руку – сумеешь схватить невидимого врага.
- Кто это? Покажи мне! Покажи!
Лилиан должна сделать это, должна вытерпеть! Ведь это так важно, так близко… Его собственные мысли плыли и мутились, с каждой секундой нарастало лишь раздражение – какое-то бесцельное, беспочвенное, жадное… чужое?

Лили

- Отец! - протестующе кричит Лили в сознании и "отец", - тихо повторяют губы в настоящем, Лили дёрнулась и её глаза чуть-чуть приоткрылись. Она пыталась вырваться из сонного гипноза который становился всё более абсурдным и сюреалистичным. Каждый осколок зеркала под ногами Роланда отражал какие-то обрывки и кусочки жизни Лили - вот она наклонилась поговорить с маленькой Генриеттой, вот она в коридоре ночью видит мельком, освещённое молнией мокрое лицо Элинор, вот она с сестрой пьёт коньяк и рассматривает череп крокодила, вот она танцует с Кристофером на балу, говорит с леди Олден в саду. Больше-больше... Лили невольно всё-таки выполняла требование ритуала и подсознание её искало, искало, искало усиленно среди всех встреч ГДЕ. Где и когда она встретила того, кто подверг её ритуалу. Вот она передаёт письмо немного чумазому Чижу, в сорочке разговаривает с Дейзи, ссориться с Алеком на балу... Все видения мелькают буквально на секунду, мимолётно появляясь в осколке зеркала и исчезая. Их было много, личные, неловкие, светские... Вот она пишет письмо и заходит кухарка, вот она стоит с Ароном у решётки приюта и он накрывает её руку своей, вот она говорит с самим Роландом в кабинете по поводу моряков, с Кроули...
И тут из одного осколка вдруг выполз маленький черный паучок. На нём Лили в госпитале наклонялась к пожилой женщине, что опиралась на неё всем своим телом. Женщина вскинула голову - это была неприятная старуха с пугающим белыми глазами, но стоило Роланду сконцентрироваться на этом воспоминании, как он понял, что не может двинуться дальше - его будто бы окутала паутина, напротив него стояла Лили, а вытянутая тень его дочери почему-то имела два белых глаза.

Роланд

Воспоминания обрушились разом – пестрая круговерть образов, сцен, лиц, чужая жизнь, чужая память. Картинки неслись и неслись, иногда Роланд узнавал людей, иногда нет, иногда даже не успевал осознать увиденное. Он не слышал слов, только шелест десятков голосов.
Затем, внезапно, он нашел, что искал.
А что-то неизвестное нашло его.
- Прекрати… - слова с таким трудом сходили с языка. – Прекра… прекрати это.
Он хотел двинуться вперед, хотел добраться до белоглазой карги, прикладывал для этого все усилия, но паутина оказалась слишком крепкой. Камень в руке жег холодом, запястье буквально выкручивало от вполне физической боли, но всё же сил, заложенных в ритуал, его собственных сил не хватало.
Роланд отступил. Отступил, разрывая связь между собой и дочерью, а заодно и связь со светлоглазой тварью.
Отступил, чтобы спустя секунду вновь положить пальцы на девичий лоб, и снова произнести слова формулы, и снова ворваться в этот чужой мирок.
- Где ты отдавала копии моих бумаг? Что именно отдавала? Покажи!

Лили

Лили начинала осознавать всё происходящее. Будто бы это зыбкое марево развеивал холодный ветер.
Холод...
Он пробирал до костей.
холод от камня, от собственного пота, от собственной памяти и мыслей. Она очухивалась и осознавала, что сейчас отец проникал в её память и рылся там, как в сундуке с личными вещами. Лили передёрнуло от брезгливости и стыда, она заморгала, приходя было в себя, но всё что она увидела - гневное лицо Роланда, который снова подходил к ней, поднимая руку над лбом.
- Папа, хватит! Прекрати это! - Лили очень хотелось вскочить, но телом ещё владела давящая слабость, а рукой - жуткий холод, от которого та уже начинала неметь. И всё же она привстала, но стоило руке Роланда опустится на лоб и Лили будто бы придавило что-то. Мощное, душное, жуткое.
- Где ты отдавала копии моих бумаг? Что именно отдавала? Покажи!
Всё дёрнулось, Лили поняла, что стоит на выходе из дома, держит в руках корзину и идёт, идёт вдоль по улице, как кукла. Только на этот раз верёвочки были в руках отца. лили зхахотелось просто куда-то опять провалиться и забыться, но она шла и шла, в обычный серый лондонский ноябрь, через парк, вот она осталась на скамеечке и отправила Дейзи гулять с Клементом, села, открыла книгу... И к ней сбоку подсела женщина - изящная, худая, с высокой тёмноволосой причёской, частично накрытой вуалью.
- Здравствуй, детка... - Она повернула к ней лицом и из-под вуали на неё посмотрели белёсые холодные глаза на восковом, неправдоподобно гладком лице. Ведьма всмотрелась в неё, а потом ощерилась, прошипела что-то и вдруг видение снова подёрнулось, разорвалось паутиной нитей, свело болью...
Боль.
Это то, что вытолкнуло их обоих. Боль и сильнейший ветер, который залетел в комнату, едва не выбил раму окна, затушил свечи и подхватил локоны Лили. Камень в руке Роланда, как и камень в руке Лили треснули и с ними треснул и ритуал. Девушка вздрогнула и вскочила, оттолкнув стул, тяжело дыша и баюкая сводящую от боли руку. Её отчётливо и мелко трясло, по вискам скатились капли пота, но она этого не замечала. Всё смотрела на отца, со смесью страха и неприязни, недоверия и стыда, всех тех чувств, по которым каретой проехался этот ритуал.

Роланд

- Нет! - разорвалась связывающая их нить, в дребезги разлетелись все образы. - Нет!! Не сейчас! Стой!
В бешенстве Роланд отшвырнул то, что еще совсем недавно было полированным опалом. 
Пожалуй, сейчас граф Бекингем сделался по-настоящему страшен - напротив Лили стоял не ее отец, не лорд-заседатель Адмиралтейства, но человек со взглядом зверя, у которого из-под носа увели добычу.
Он был так близко, так близко, дьявол побери! Кто эта женщина? Что она успела узнать? Что успела вынести руками его дочери? Как ему добраться до нее?!
- Мы должны… должны повторить это, - слова складывались во фразы как-то неуклюже, будто после формул язык забыл родную речь. - Слышишь, Лилиан? Я должен знать… должен понять…

Лили

Лили смотрела на отца в ужасе и даже лёгком гневе. Наверное впервые в жизни она смотрела в гневе на отца, но сейчас она вообще не видела отца. Этот человек напротив был холоден сердцем и горяч головой, и он был едва ли не безумен. Или безумен.
Бумаги! Вот что теперь определяет ценность времени, сил, людей для отца. Бумаги, записи, тайны ларца.
Лили прижимает к себе почти онемевшую руку и мотает головой отступая к двери.
- Нет, отец, нет. Я больше не позволю копаться в себе, как во вспоротой дичи. Хватит. Хватит!

Роланд

Она отступала, а Роланд видел в этом лишь бегство. Бегство, которое лишит его ответов.
- Ты не понимаешь, - он шел за дочерью, думая, что говорит убедительным, твердым и успокаивающим тоном. – Не понимаешь, как это важно! Я должен… должен защитить…
…свои тайны?
…свои планы?
…свою игру? 
- …тебя. Всех нас. Я могу прекратить то, что происходит с тобой! Просто нужен еще один ритуал, еще немного времени.

Лили

Лили почувствовала ручку двери и это всё, ВСЁ что для неё сейчас было важно. Она даже не хотела думтаь, что такими способами можно её защитить. Сейчас ей хотелось, чтобы её защитили от НЕГО. В глазах Роланда были какие-то жадные, злые искорки, и слова, они просто шелестели, шелестели.
- Нет отец, - холодно сказала Лили, открывая дверь, - Так не защищают, так ломают.
Отвернувшись, Лили вышла в коридор, невольно набирая скорость, почти несясь. О, как ей хотелось сейас вообще выбежать прочь! Из дома! На лошадь и из города. Из Лондона!
В какой-то момент она вдруг увидела, будто врезается в поднимающуюся по лустнице горничную и та оступается, падая...
Лили застыла как вкопанная, в пяти шагах от лестницы, и вот, буквально через секунду по ней действительно поднялась горничная, и повернула в коридор.
Что?....
- Леди?
Лили сглотнула, помотала головой и снова быстро пошла к своей комнате, приложив руку ко лбу