Никогда, никогда Гордыня не понимала людских войн. Она прожила многие века и повидала немало их, бессмысленных и беспощадных, она нашептывала на ухо тем, кто сам развязывал войны, но так и не смогла понять, за что все-таки люди убивали друг друга?
За эфемерное понятие родины? От Гордыни постоянно ускользал сам смысл этого слова - у нее родины не было. А в толковых словарях, кто бы их не составил, не передавалась вся гамма чувств, которое вкладывают в него люди.
За своих правителей? Но тогда они всего лишь глупые мотыльки, каждый из которых летел на смертельный огонь свечи ради мнимого тепла. Впрочем, так оно и было, и есть, и будет - люди приходят в этот мир и уходят с пугающей быстротой. Их жизнь коротка, и все пытаются увидеть и попробовать больше, и в этом она была с ними солидарна, однако по противоположным причинам - Гордыня жила настолько долго... сменялись бесконечные эпохи, и скучное однообразие начинало надоедать, а потом и вовсе сводить с ума. Сумасшедший Грех бродит по земле - вы можете себе это представить? Впрочем, они все всегда были немного не в себе. А за людьми весело наблюдать и подталкивать к совершению таких вещей, о которых позже они захотят забыть, стереть из своей памяти навсегда, не оставив даже следа. Но сами люди всегда были ужасно скучны, и такие игрушки быстро надоедали.
За родных? Такую преданность Гордыне тоже не дано было понять. У нее самой была так называемая "семья", которой больше подошло бы название "кружок по интересам", и ради одного из них она не пошевелила бы и пальцем. Все четырнадцать Грехов - и старые, и новые - вечно грызлись между собой, деля и переделивая власть и влияние, присваивая себе чужое, называя это своим. Но они никогда не добивали ослабших сородичей, не подставляли их слишком серьезно. В конце концов, последнее, что им было нужно - это сокращение их числа.
Или, может быть, за самих себя? Нет, это не слишком логично, в понимании Гордыней логики. Затаиться, спрятаться, переждать войну, уносившую тысячи, десятки тысяч жизней, оставляя выжженный след в истории человечества и искалеченные судьбы людей, - так поступали бы умные представители человечества, спасая себя. Ведь самое ценное, что у тебя есть - это ты сам, а остальное ты можешь заработать или отнять у того, у кого это есть.
Гордыня хотела понять это не из искреннего интереса - на самом деле, ей было все равно. Но сколько она уже находится среди людей, сколько наблюдала за ними, но войны всегда были в числе любимых зрелищ Греха. Потому что война - развлечение почище всех прочих, но сколько бы их не повидала в жизни Гордыня, а причины геноцидов - а все войны, на взгляд демона, были именно что геноцидом, - были ей непонятны.
Война подходила к концу - это ощущение витало в воздухе вместе с пеплом, а значит, и развлечение вместе с ней. Поэтому она заблаговременно нашла себе новую игрушку. В конце концов, если одна сломается - всегда можно найти еще.

Ее шаги были легкими и невесомыми. Гордыня скользила по земле, а вместо ее шагов раздавался лишь мягкий шелест травы. Ей нравилось создавать впечатление, нравилось видеть в глазах страх или восхищение... никто не оставался равнодушным к Греху, даже мертвые. Но не сейчас. В абсолютно пустых, мертвых глазах отражалось небо и ее лицо. Поблекшие, словно выцветшие на солнце радужки уже заволакивало туманной дымкой. И он, израненный, но живой, лежал среди них. Среди многих тысяч тел, безымянных и безликих. Словно был одним из них. Но она знала, что он был другим, потому что они были жертвами, а вот он... Он был волком в овечьей шкуре. Гордыня не знала ни его имени, ни почему он оказался в Аушвице, ни за что его так... по сути, ей не было дела до этих подробностей, она просто знала, что с ним будет интересно играть. И она присела рядом. В белоснежно-белом платье, припорошенным бледным пеплом, она выглядела чужой среди разрухи. Наклонившись, она прошептала ему в ухо всего несколько слов, имевших огромное значение, а потом улыбнулась мечтательно и немного сумасшедше и, как будто они не были посреди разбомбленного лагеря смерти, сказала, почти пропела:
- Сегодня такой прекрасный день...