Актриса и Почитатель
6 ноября 1886 года; Лондон, Королевский театр Ковент-Гарден
За внешний облик — внешний и почет.
Но голос тех же судей неподкупных
Звучит иначе, если речь зайдет
О свойствах сердца, глазу недоступных.
Brimstone |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Brimstone » Недоигранные эпизоды » овации, овации
Актриса и Почитатель
6 ноября 1886 года; Лондон, Королевский театр Ковент-Гарден
За внешний облик — внешний и почет.
Но голос тех же судей неподкупных
Звучит иначе, если речь зайдет
О свойствах сердца, глазу недоступных.
Она меж тем обрывки песен пела,
Как если бы не чуяла беды
Или была созданием, рожденным
В стихии вод; так длиться не могло,
И одеянья, тяжело упившись,
Несчастную от звуков увлекли
В трясину смерти.
Виолетта была особенно пристрастна к пьесам Шекспира, что уж тут скрывать она еще с детства знала наизусть многие из них, она мнила себя нежной Джульеттой и мнительной Дездомоной, но более всего ее темной душе импонировала роль скромной, загадочной и ранимой Офелии. Она всегда играла так, что все женщины в зале обязательно плакали, а глаза мужчин наполнялись состраданием, она полностью эмоционально отдавалась этой роли, она в ней тонула, увязала, она словно бы переставала быть надменной капризной стервой, находясь на сцене, и зрители ей верили. В ее актерский талант все же было вложено не мало труда и не меньше колдовства, так что любой, смотря на Летти на сцене, мог сказать без сомнения – она лучшая актриса театра, она запоминающаяся звезда, чьи чувства неподдельны, а эмоции натуральны. Ее часто спрашивали, почему Офелия так запала ей в душу. И лицемерная ведьма, конечно, врала. Она плела сказки про глубину персонажа, про интереснейший сюжетный поворот, про неповторимую возможность отыграть нотки святого безумия, но на самом деле, все было проще – эта роль нравилась ей тем, что была полностью противоположна ей самой, а разве не в этом прелесть театра, притворятся кем-то иным? Виолетта на самом деле считала героиню любовной истории Гамлета смазливой и глупой, чересчур наивной и нежизнеспособной, но на сцене она играла так, будто бы сама никогда не поступила иначе.
Виолетта терпеливо ждет, когда уже закончатся бесконечные аплодисменты, сохраняя широкую и дружелюбную улыбку на лице. Охапка подаренных поклонниками цветов, как и обычно, не помещается в руках, и она отдает часть из них молоденьким актрисам второго плана, чем вызывает несомненное одобрение зала, она ведь так великодушно поддерживает начинающие таланты. Постановка идет уже достаточно долго, премьера была больше года назад, а поток зрителей не становится меньше раз от раза. Хороший знак? Возможно. Летти привычным взглядом обводит глазами зал, подмечая сидящего в ложе шефа полиции с юной особой, которая уж точно не является его женой, и безразлично отводит взгляд. Когда тяжелый занавес, наконец, падает, она облегченно выдыхает и вперед всех направляется прочь со сцены, попутно бросая на пол все подаренные букеты, цветы падают ей под ноги, а она перешагивает через них, словно бы это не было чем-то действительно прекрасным. В руке она оставляет лишь маленький букет Фиалок, лишь потому, что видит в нем тонкий умысел – эти цветы входили в печально известный букет Офелии. Летти устало отмахивается от выскочивших ей навстречу девочек-подпевалок и резко захлопывает за собой дверь гримерки. Ей нравится уютная тишина и полутьма, что царит здесь сейчас. Она думает о бокале вина, перед тем как отправится прочь из театра, но стоит ей уже протянуть руку в нужную сторону, как ее уединение нарушает раздражающий стук. Дверь приоткрывается и в проеме проявляется маленький носик ее помощницы:
-Мисс Брайант, к Вам очень рвется один гость…- она мямлит и мнется, а ведьма смотрит на нее с напряженным вопросом.
-Ты же знаешь что делать, лапонька, я не желаю никого видеть, - она натягивает улыбку, почему-то избегая хамить этой увертливой особе, которая была действительно очень полезна Виолетте, услужлива, лицемерна и в общем и целом очень походила на саму ведьму в гадком характере.
- Он так настойчив. И я его не знаю, его не было в ложе, это точно- добавляет та шепотом и делает многозначительный взгляд. Летта же уже начинает медленно выплетать из волос цветы.
-Я думала, ты знаешь всех, - она замирает на мгновение, проводя пальцами по волнистым волосам. Было ей любопытно? Нет. Но вдруг это важно для ее карьеры в будущем. Отказаться и кусать локти было бы вздорно, - Что же…ладно, позови его сюда, только будь готова, что я выпровожу его прочь, как только он мне надоест, - она усмехается и не двигается с места, изучая свое изображение в зеркале, покуда ее юркая помощница, кивнув, исчезает, чтобы тут же вернуться и открыть дверь перед таинственным и настойчивым гостем.
Отредактировано Violetta Bryant (29 июня, 2018г. 23:58:00)
Театр это прекрасное место. Все театральные постановки похожи на одну большую репетицию, во время которой стоящие на сцене люди рассказывают всем собравшимся, как стоит поступить, куда пойти в случае чего и что сказать. Как поступить, когда кажется, что выхода совсем нет, и стоит ли радоваться и ликовать, когда кажется, что победа уже в кармане. Театр учит тому, насколько иллюзорны все наши мечты и желания, насколько они недостижимы, если мир вокруг не благоволит тебе в том или ином деле, если все от тебя отвернулись. Театр показывает, насколько чудовищным бывает одиночество и как страшно находиться среди множества людей. Стоящие на сцене люди разве что не стучат кулаками по незримой стене, пытаясь докричаться до сидящей в зале публики, охочей до острых ощущений и ненужных совершенно переживаний. Тщетно ли старание тех, кто стоит на сцене? Зачастую - вполне возможно. Все оценивают лишь игру актрисы на главной роли, оценивают декорации и костюмы, не желая погружаться вглубь человеческой трагедии, не желая вникать в то, что им хотят передать, о чем хотят рассказать на самом деле. Ригану время от времени кажется, что выведи перед ними свинью обряженную в драгоценные камни, и они не поймут насмешки над самими собой, не задумаются ни на секунду и лишь восхитятся тем, кто выдрессировал животное, научив не сбрасывать с себя попону из дорогого атласа или бархата. Люди разучились смотреть и видеть, и не заметили самого главного - того, что потеряли сами себя, хотя достаточно крошечного усилия, чтобы оборвать все эти нити и посмотреть на мир и на жизнь по-другому. Пока что достаточно. Пока что...
А еще театр всегда успокаивал его уставшие от тяжелой работы душу и тело - смолкали все мысли. все посторонние разговоры с самим собой, успокаивалось все тело, и Риган словно бы отправлялся в долгое плавание по тихой реке среди тумана, заставляющего его видеть причудливые образы, играя с его воображением светом и тенями. Становилось легко, хорошо, он выходил из театра обновленным и готовым действовать дальше, идти вперед и снова с головой погружаться в целый ворох бытовых дел и проблем. Театр был единственным местом, где он переставал быть собой, где переставал думать, где он никогда не работал и не присматривался к окружающим, выискивая среди них того, кто мог бы оказаться полезным, или наоборот - мог нанести вред всему тому, что он делает.
А потому, старательно игнорируя негромкие перешептывания двух пожилых дам позади себя, Риган не сводил взгляда со сцены, медленно перенося себя туда, в тот мир, что воссоздали актеры и актрисы на подмостках. Старались и выкладывались, определенно, все, но больше всего ему запомнилась та, что играла Офелию - бедное, брошенное и забытое дитя, что не смирилась с такой жизнью и пошла на по-настоящему отчаянный и глупый шаг. За все время спектакля Риган ловил себя на странной мысли, будто его взгляд приковали цепями к этой женщине, заставляя видеть только ее одну. Так бывает на спектаклях, где одну из ролей играет та, что ярче всех остальных, что уводит всю постановку на себя, заставляя ждать только ее появления - хотя бы самого маленького, но от того еще более ценного. Риган раскрыл программку и прочитал имя актрисы - Виолетта Брайант. Красивое, бесспорно, как и сама женщина, что выходила на сцену. В ней определенно было что-то совершенно неестественное, мистическое, что держало все его внимание, а от того еще сильнее хотелось познакомиться с ней поближе, узнать получше, что он и сделает.
Риган не был среди тех, кто побежал вперед, дабы вручить ей цветы, чуть припадая на одно колено и преклоняясь тем самым перед красотой и талантом, нет - эти цветы она не запомнит, а потому Риган проскользнул за кулисы, аккуратно маневрируя между актерами, снимающими грим, словно чужую оболочку. Поинтересовался, где отыскать гримерку миледи, и даже почти дотянулся до дверной ручки, как путь ему преградила, очевидно, личная помощница или ассистентка, настоятельно требовавшая, чтобы он покинул помещение, не предназначенное для досужей публики, но Риган оказался чуть настойчивее и убедительнее, а потому юная госпожа снисходительно хмыкнула и скрылась на какое-то время в гримерке, чтобы доложить и поинтересоваться, в настроении ли миледи принимать гостя. Миледи соблаговолила, и Риган шагнул в гримерку, рассматривая женщину теперь с совершенно близкого расстояния.
- Моя госпожа, - проговорил он и улыбнулся, аккуратно положив букет цветов рядом с ней, - Прошу, не сочтите за дерзость, я прекрасно понимаю, как вы утомлены, но совершенно не мог отказать себе в удовольствии лично выразить свою признательность в том, что вы осветили своим сиянием эту сцену. "Кто волей слаб, страдает больше всех...", - продолжая улыбаться ей, Риган поймал руку Виолетты едва коснулся ее сухими губами, - И, право, мне совестно за мою слабость.
Со временем все пресыщается и теряет свое былое великолепие. Виолетта, как и положено именитой актрисе, любила комплименты, дифирамбы в свою честь, подарки, благодарственные записки и прочие почести, что ей оказывали многочисленные поклонники, но со временем это перестало радовать ее так же как раньше. Она, безусловно, всегда выслушивала их, сохраняя на лице широкую улыбку, кокетливо опускала глаза, отвечала изощренной благодарностью, но на самом деле, просто терпеливо сносила общество всех этих пресных, ничем не цепляющих ее людей, ради ее собственного благополучия. Впрочем, встречались среди них и интересные экземпляры, иногда это были симпатичные дети богатых родителей, которые даже пытались за ней ухаживать, а она холодно отталкивала их, издевалась или использовала, а после оставляла, придумав высокопарную причину.
Летти медленно отводит взгляд от зеркала и останавливает его на вошедшем в комнату мужчине. Она смотрит немного оценивающе, но все же привычно улыбается, чуть поджав губы. Она не считает нужным озвучивать вслух банальные приветствия и остается сидеть немного в пол оборота, но так чтобы он ее видел. Его поведение кажется ей немного неуместным, будто он недавно сошел со сцены. Она не сдерживается и манерно выгибает бровь, заправляя за ухо прядь волос.
-Что Вы, от сцены я никогда не устаю, - протягивает она дежурную фразу, - Но, право слово, не стоит обращаться ко мне подобным образом, от употребления слова «госпожа», я ощущаю себя рабовладелицей, - она издает короткий смешок и поглядывает на букет, который он оставляет на столе. Розы, да еще и красные, как банально. Летти скромно поджимает губы, и осторожно отнимает у него свою руку, прерывая затянувшееся на ее взгляд прикосновение.
-Благодарю Вас за цветы, они прекрасны, - она едва склоняет голову к плечу, - Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет...- немного наигранно цитирует она трагедию Шекспира, - Джульетта, какой ее видел автор, очень любила розы, очевидно потому, что эти цветы неоднозначны по своей природе, они и прекрасны и таят в себе опасность одновременно. Впрочем, чаще всего их выбирают именно за аромат, а не за метафоричность, - Летти смеется, едва касаясь пальцами шелковистых лепестков, -Простите, я бываю чересчур разговорчива, даже несмотря на то, что вся моя жизнь связана с монологами, авторства давно покинувших нас гениев, я не устаю сочинять собственные, - она проводит пальцами по распущенным рыжим волосам, выплетая из них еще один цветок, заботливо прикрепленный перед спектаклем.
- Вы любите Шекспира? Так ведь это не слабость, привязанность к изысканной классике - это скорее сильная сторона личности, – она прищуривается, подумывая о том, как бы помягче закончить этот визит вежливости, выпроводить гостя за дверь и занять себя вином и бездельем.
-Мне приятно слышать, что вам понравилась постановка, но поверьте, дело совершенно не во мне, - добавляет она скромно, - Все дело в изяществе трагедии, красоте слога автора, и умении постановщика. Для меня самой это огромная радость стать частью чего-то столь прекрасного…- она ловко повторяет фразы, которые говорит каждому, кто приходит к ней с похвалами. Ей не стыдно, вовсе нет, ведь люди по своей раболепной природе именно это и хотят слышать, а она великодушно дает им желаемое, даже если это, по факту, всего лишь продолжение спектакля, только уже за кулисами, где она играет милую и скромную, не избалованную девушку, которой если и была, то лет пятнадцать назад.
Актерское мастерство - умение врать настолько безукоризненно, что даже самый придирчивый зритель при одном только твоем выходе на сцену поверить в то, что перед ним совершенно точно не простая жительница или житель Лондона, что каждый день ходит на работу, получает за это деньги, а вечером просто отдыхает от несомненно изматывающего пребывания на публике. Зритель верит, что перед ним оживают страницы текстов, написанных много лет назад, что все эти люди спустились из книг в библиотеках и решили собственноручно рассказать свою историю. Поистине потрясающее умение, которое некоторые особенно выдающиеся личности не гнушаются использовать и в остальной жизни. И, по большому счету, винить их нет никакого основания: мало кто из досужей публики проводит грань между воплощенным на сцене образом и человеком, что заставляет тебя поверить в историю, а потому и приходя в гримерки или сталкиваясь с актрисами и актерами на улице, всегда ждут того же, что видят на сцене, но никак не совершенно другого человека, что в жизни может разительно отличаться от полюбившихся образов. Иначе, в них разочаруются, иначе они перестанут купаться в лучах любви и обожания, желанных настолько, что с годами они становятся словно опий - ты получаешь от этого наслаждение, но оно тебя убивает.
Нельзя навек насытиться однажды...
Само собой, как уважающий даму джентльмен, Риган внимательно выслушал Виолетту, продолжая практически ласково улыбаться ей, даже позволил себе присесть рядом с женщиной, дабы та не утруждала себя задиранием головы, хотя, кажется, она даже и не собиралась.
- Я так редко позволяю себе обратиться к кому-то в подобном ключе, что буду предельно вам благодарен, если вы не откажете мне в такой слабости, госпожа, - он негромко засмеялся и, если прислушаться, то в этом смехе можно было уловить тот оттенок холода, который словно бы предупреждал, что стоящий перед тобой человек внутри себя гораздо темнее, чем все то, что ты легко можешь увидеть при одном взгляде на него, - Конечно, я вас прекрасно пойму, если вы скажете, что госпожой вас называют настолько часто, что это слово уже успело набить оскомину, равно, как и все эти досаждающие вам в гримерке поклонники, - он положил руку себе на грудь и склонил голову, прикрывая глаза и придавая себе совершенно виноватый вид, - Более того, я понимаю, - он снова посмотрел на Виолетту, мягко ей улыбаясь, - как Вы устали раз за разом повторять слова об изяществе слога, о том, что именно хотел передать поэт своей пьесой, и что вы только лишь оказались подхвачены волной их восхитительного таланта, потому так восхитительно и сыграли, - он покачал головой и посмотрел на тринадцать алых, словно кровь, роз, которые вручил женщине, что скорее всего их не оценит, потому что розы так банальны по большому счету.
- Моя госпожа, со мной вы можете быть откровенны, поскольку я не тот человек, что будет искать в женщине то, чего в ней совершенно точно нет. Ценность искренности в любом ее проявлении недооценивают в наше время настолько же, насколько недооценен бродяжка, что каждый день видит улицу и может рассказать гораздо больше любого самого наблюдательного лавочника. Если вы понимаете, о чем я, - он улыбнулся и чуть отстранился, - Что-то в вашем присутствии мой язык совершенно расплетается. Прошу прощение за свою болтливость, - он подхватил из ее руки цветок, что она только что выплела из волос, и внимательно его рассмотрел, поднес к носу, вдыхая его запах, но потом отложил и снова поднял взгляд на Виолетту, - Без этой мишуры вы гораздо прекраснее.
- Так как Вы сказали, Вас зовут? – она словно не замечает всех его заискивающих комплиментов, осторожных жестов, внимательных изучающих взглядов, и только теперь поворачивает голову, чтобы задать свой вопрос. В ее глазах искрится игривый огонек, как всегда, когда разговор или человек ее забавляет, - Ах, да, Вы не сказали…как невежливо с Вашей стороны, - она подносит ладонь к лицу, и едва касается пальчиками губ, - Но я уверена, Вы просто растерялись и сейчас же исправитесь…мистер..? – она всем своим видом показывает, как ждет, даже слегка подается вперед, внимательно рассматривает черты его лица, а глубоко внутри отчаянно припоминает видела ли она его раньше и расстраивается, когда понимает, что нет. Он вовсе не принадлежал к заносчивой тусовке высшего света и не посещал мероприятия, на которых так часто сияла Летти, подчеркивая свою значимость. Тогда какой ей в нем интерес? Она, впрочем, вида не подает и уголки ее губ слегка ползут вверх, когда он берет из ее рук цветок.
- Я попрошу Вас никоим образом не компрометировать меня, милейший, - она немного хитро прищуривается, - Некоторые комплименты говорят за себя даже ярче рукоприкладства. Мне приятно слышать это, но я не смею выходить за рамки целомудренных приличий, и буду заботливо оберегать от этого и Вас, - она поправляет распущенные волосы, невольно обращая внимание на их переливающийся блеск в отражении. Виолетта не желала слыть недотрогой, впрочем как и эпитет вроде «распущенной» применять к себе не допускала. Она ценила свою репутацию и не позволяла грязных слухов, даже если это требовало радикальных мер. Сплетникам и лгунам, и это уж конечно не только ее мнение, должна быть назначена самая суровая кара, а тех, кто распускал язык про нее, она наказывала лично, потому что могла. Возможно именно по этой причине мало кто находил что-либо сказать о ее неблагопристойном поведении или выискивал поводы обвинить ее в нарушении правил приличия – она была образцом нравственности, когда ей того желалось, но это не мешало ей громко смеяться, много пить и острословить в сторону непривлекательных ей граждан. Сейчас она смотрела на этого жалкого, по ее скромному мнению, гостя и даже не знала, что бы с ним сотворить. Не объяснять же ему снова, что она устала, а от слова «госпожа» в ней вскипает приступ раздражения. Какое-то время она просто молчит и наблюдает за ним, а потом все же берет в руки расческу и проводит ей по локонам.
- Знаете, у меня были вполне определенные планы на этот вечер, - она хитро улыбается, - Вы знакомы с творчеством Уильяма Блейка? Или только Шекспир греет Вашу душу? Блейк был уникален своей не признанностью при жизни и радикальными взглядами, есть в его поэзии что-то таинственное. Вы любите тайны, правда? Все любят, - она взмахивает рукой и откладывает гребень в сторону, - Одни очень находчивые молодые люди раз в месяц проводят что-то вроде поэтического вечера в его честь, хотя такое определение этого события чересчур высокопарно…я буду более точна, если назову это сборищем праведных поэтов, как они сами иногда себя называют. Это выглядит сумбурно, но очень вдохновляющее. Мне нравится бывать там, это дает множество новых впечатлений и эмоций, к тому же вынуждена признать, что я неравнодушна к поэзии. Это вовсе не высший свет, так что Вам будет комфортно, - она слегка поворачивает голову и смотрит на него в пол оборота, - Я вовсе не предлагаю составить мне компанию, я не испытываю в этом необходимости, но если Вам вдруг любопытно или хочется скрасить свой вечер чем-то необычным, то я буду рада Вас проводить, - Летти заправляет за ухо упавшую на лицо прядь волос и улыбается, зная, что отказаться в его случае будет фатальной глупостью. А ей это зачем? Может, ей действительно скучно? Иногда вечера действительно похожи один на другой, какая жалость.
-Если решитесь, ждите меня за углом, у запасного выхода театра, а если нет, то доброй Вам ночи, - она усмехается и уже через мгновение отворачивается к зеркалу, будто мужчины тут и нет.
- Мое имя Риган, - поспешил исправиться мужчина и замер, рассматривая ее. Пусть и выглядело это немного странным и необычным, но ведь никому и никогда не запрещалось созерцать настоящую красоту, верно?
Признаться честно, в какой-то момент ему даже показалось, что его вот-вот прогонят, но не тут-то было: Виолетта решила, что он мог бы стать неплохой компанией в сегодняшнем вечере, а это не могло не стать приятной новостью.
- Заходит солнце, и звезда сияет в вышине. Не слышно песен из гнезда. Пора уснуть и мне. Луна цветком чудесным в своем саду небесном глядит на мир, одетый в тьму, и улыбается ему, - отзывается Риган, все так же продолжая мягко и довольно дружелюбно улыбаться этой женщине, пока та старательно удерживает на своем лице маску, не давая ему ее сорвать. Что ж, это становится настолько же интересным, насколько интересно наблюдать за любого рода сражением, которое ставит своей целью выживание и вечную славу, либо же безвестную печальную кончину. Риган больше не будет настаивать на том, чтобы она с самого начала была с ним откровенна и раскрывала все карты так, как хотелось бы лично ему: все и сразу, либо за исключением одного-двух козырей, спрятанных в складках одежды и готовых появиться в тот момент, когда оппонент этого совершенно точно не ждет. Это всегда было интересно - разгадывать того, кто был не готов открываться сразу, это всегда приводило к неожиданным результатам. И, возможно, именно сейчас Риган совершил небольшую тактическую ошибку, сделав шаг вперед настолько уверенный, что, кажется, леди была оскорблена. Или же нет? Или же она просто бросается на любого, кто рискнет копнуть чуть глубже, чтобы узреть настоящую истину во всей своей прекрасной, либо же ужасающей красоте - зависит от личных представлений об идеалах.
- Я безусловно подожду вас, миледи, - он решил отойти от того обращения, что смущало женщину, и чуть склонил голову, поднимаясь о своего места и оставляя ее наедине с собой и той помощницей, с которой они несомненно перемоют ему все кости, пока Виолетта будет переодеваться и приводить себя в достойный вид. В гардеробе он облачился в строгое аккуратное пальто хорошего покроя, надевает на голову шляпу и добродушно улыбается господину, что только что подавал ему одежду, желает всего самого наилучшего и направляется к тому месту, на котором Виолетта назначила встречу.
Пока Риган ожидает женщину, он рассматривает окружающих, провожает их долгим взглядом, оставаясь при этом в тени здания театра и размышляет о том, насколько сильно человеческому обществу порой мешают все эти придуманные ими самими для них же роли, в которых они порой теряются настолько сильно, что сами устают от ежедневного спектакля и отчаянно хотят разорвать сплетенный ими же самими круг.
"А ты сам?"
"Я такой же..."
"Тогда почему ты судишь других?"
"У меня есть цель, которую все оправдает..."
"Мне нравится твоя уверенность в себе. Но ты все еще не сделал шаг наверх."
"Все успеется."
"Зачем тебе она?"
- Она уникальна среди всех этих галок.
От мыслей и разговора с самим собой Ригана отрывает шорох открывающейся двери, и он оборачивается, улыбаясь Виолетте и подставляя свой локоть, чтобы даме было удобнее.
- Прежде всего, миледи, - говорит он, подводя ее к мостовой, чтобы остановить кэб, - я хочу попросить у вас прощеия, если мои слова в гримерной каким бы то ни было образом вас обидели или задели. Я никогда не позволил себе намеренно обидить столь прекрасное создание, - он чуть склонил голову в знак своего раскаяния, после чего любезно помог ей опуститься на сидение и присел рядом, оставляя Виолетте право выбрать направление.
- К слову о господине Блейке... - дабы разрядить обстановку заговорил Риган, смотря то по сторонам, то на Виолетту. Но чаще, конечно, на нее, - На мой взгляд он и правда уникален в каком-то роде, потому что не побоялся поднять свой меч и разрубить им все материальное, все полученное путем естественного опыта, путем размышлений. В его произведениях все краткое и мгновенное навроде взмаха ресниц растягивается на несколько тысяч лет - тем он и прекрасен. Для него капля росы - это вселенная, необъятная и загадочная. Этим он действительно хорош.
Она пыталась судить о нем непредвзято, ведь это бы сделало их общение неприлично пресным. Именно поэтому она как-то недостаточно надменно хмыкает, стоит ему исчезнуть за дверью. Летти не собиралась сегодня чересчур наряжаться, ведь она не лукавила, и в то место куда она и правда собиралась не было необходимости одеваться, как на прием, где все так поверхностно судя друг друга по одежке. Ведьма впрочем, самовлюбленно считала, что выглядела прекрасно всегда, даже с легкой небрежностью в прическе, и при огрехах макияжа, что свидетельствовали разве что об усталости, но никак не о неопрятности девушки. Она улыбается своему отражению, подкалывает густую копну рыжих волос единственной золотой заколкой в форме пальмовой веточки и поправляет на плечах богатую, но изящную накидку, с меховой оторочкой, скрывающую аккуратное платье, настолько скромное, насколько ей позволял ее статус надменной театральной примы. Перед выходом отламывает бутон одной из тринадцати кроваво-красных роз и забирает его с собой.
- Я не ожидала увидеть Вас здесь, - улыбка на мгновение касается ее губ, а потом растворяется. Она не смущаясь, выдумывает, она прекрасно знала, что обнаружит его на этом самом месте, ведь только умалишенный мог отказаться от такого приглашения. Недолго колеблясь, она все же берет его под руку, и горделиво шествует по мостовой, не считая нужным говорить что-то еще, пока они не сядут в кэб. Летти уверенным голосом называет адрес и как-то выжидательно смотрит на Ригана, будто за этим должна последовать хоть какая-то реакция.
-Нам ехать на другой конец города, не в самый благополучный район…- она хитро прищуривается, чуть наклонившись вперед, - Никто не будет волноваться и ждать Вас к ужину? А то, знаете ли, так можно и надолго пропасть, нехорошо доставлять людям беспокойство, - Летти хмыкает и отворачивается к окну, лениво созерцая пустые улицы и тусклый свет фонарей.
-Что Вы, я нисколько не обижена. Если Вы полагаете, что даже после спектакля я остаюсь актрисой, и не стесняясь заявляете об этом, вы всего лишь очень наблюдательный человек или же нахальный, но это не повод таить на вас обиду, - уголки ее груб вздрагивают в неком подобии улыбки. Ей забавно наблюдать за человеком, которому говорят непривычные его слуху вещи.
- Хотите знать, зачем мы туда едем? – в ее голубых глазах проскальзывают задорные искорки, - Вы отличный зритель и Вам нравится спектакль, но Вы любопытствуете, что же все-таки происходит в загадочном закулисье…- Виолетта хихикает и манерно переплетает тонкие пальцы, - Там Вы сможете увидеть, - добавляет она уже практически шепотом, чуть наклонившись вперед, - Актрисы, уж такая нелегкая у нас доля, вынуждены повсеместно оставаться актрисами, вечно скованными рамками приличия или изощренного амплуа, - она морщит нос, будто говорит о чем- то неприятном, - Но есть места, хотя их мало, где в тебе желают в первую очередь видеть не актрису, а что-то другое, что-то большее…- она внимательно смотрит на него, пытаясь угадать его реакцию и медленно опускает взгляд. Кажется, это называется кокетством, о котором столько пишут? Оставшуюся часть пути она молчит, лениво провожая взглядом одинаковые виды Лондонских улиц, а когда кучер, наконец, останавливается, ловко выпрыгивает наружу, чуть придерживая платье, не дожидаясь, пока ей подадут руку.
Помещение, в которое они заходят – старый ирландский паб, с говорящим названием «Видения из Сохо», хотя располагался в совершенно ином районе Лондона. Заведение находилось в самом конце темной улицы, было неприглядным и каким-то чересчур потрепанным на первый взгляд, а при ближайшем рассмотрении совершенно разваливалось, а существовало, судя по всему, на жалкие пожертвование фанатов Блейка, которые с чего-то были уверены, что именно в этом месте и проводил время сам великий деятель культуры, а потому в память о нем не давали пабу разориться даже в ущерб себе. Виолетта, в свою очередь, считала это полнейшей глупостью, но с особым трепетом относилась к зачинщикам этого безумия, которые, расталкивая немногочисленную толпу, спешили к ней, стоило ей появиться в дверях, увлекая за собой Ригана.
-Виолетта, мы так рады, - светловолосый парень расплывается в улыбке, нисколько не стесняясь своего взъерошенного вида, его товарищ стоит рядом и усиленно кивает, пока Летти силиться вспомнить их имена. Она забывает их вовсе не из-за презрения и вредности, скорее по рассеянности. Эти молодые люди ей были даже чем-то симпатичны, именно такие экземпляры, по ее мнению, в свое время стояли во главе французской революции и вершили грандиозные социальные перевороты, о которых она столько читала и в тайне восторгалась.
-Я Вас прервала, мне так совестно, что вы соскочили ради меня со своего помоста, - она кивает в конец зала, где обычно участники сборища декламировали стихи и заливисто смеется, - Но я привела Вам нового гостя, - Летти делает шаг в сторону и манерно наклоняет голову, - Филипп, Джеффри, это Риган, случайный и таинственный любитель поэзии, - ведьма гордится своей уникальной памятью, вовремя подбросившей ей нужную информацию и не прекращает улыбаться.
-Мы припасли для Вас бутылочку вина. Сейчас, секундочку, - Филипп исчезает также быстро, как появился, а Летти благодарит и поражается этому простому гостеприимству, совершенно не знакомому высшему свету.
- Вам здесь возможно понравится, во всем этом есть что-то невероятно местечковое, давно уже потерянное для большого Лондона, - обращается она к Ригану, - Но Вы всегда можете незаметно сбежать, - добавляет она уже тише и хитро улыбается.
- Разве что, моя экономка посмотрит на меня тяжелым взглядом, но отчитывать не станет, - Риган тонко, но достаточно весело, улыбнулся, - В любом случае, всегда лучше потом придумать оправдание тому, почему ты ввязался в приключение, нежели всю жизнь жалеть о том, что ты его упустил, - он чуть склонил голову, словно бы эти его слова и были оправданием некому сомнительному безумству, но потом снова сел прямо, а в глазах его никакого сожаления о принятом решении не было.
Пугали ли Ригана такие подворотни? Нет, но всегда немного настораживали, потому что здесь никогда не знаешь, кто именно может шагнуть к тебе прямиком из тени: окажется ли он твоим другом, что принесет добрую или тревожную весть, предупреждающую всякое дурное потрясение, окажется ли он твоим врагом, достаточно сильным для того, чтобы занести руку для удара в самое сердце, способным пробить своим оружием твою грудную клетку, заставляя тебя захлебываться кровью, если будет задето легкое. В таких местах всегда нужно хранить бдительность, никогда нельзя расслабляться, всегда держать руку на пульсе, потому что неприятности зачастую приходят в тот момент, когда ты моргнешь или на секунду отвлечешься. Риган лучше других знал, чего может стоить одна упущенная твоей жертвой секунда, чего может стоить разрешение, пусть и невольное, ввести тебя в заблуждение. Знал, а потому сам старался не допускать подобных ошибок. Тем более, когда рядом с тобой леди, которую ни одно известное Ригану правило приличия не позволит оставить позади или не прикрыть собственным плечом в случае опасности. Но, кажется, сопровождающая его леди вполне уверена в происходящем, а потому Риган увереннее ступает из кэба, протягивает ей руку, помогая спуститься.
Обстановка паба не вызвала никакого отторжения, напротив - показалась ему достаточно любопытной, показалась уютной в контексте мест, куда могут стекаться люди, подобные Виолетте. Как напишет гораздо позднее одна поэтесса: "Да, я любила их, те сборища ночные, на маленьком столе стаканы ледяные". А господа, что в несколько мгновений оказались рядом с ними, не внушали никакой тревоги. Никакой тревоги на данный момент, в данной обстановке, но кто знает, какой в них зарыт потенциал, ибо большинство заговоров и переворотов всегда зрело в прокуренном кабаке в той части любого крупного города, куда мало кто из обличенных властью имеет смелость зайти, переступая границу собственного умасленного мирка.
- Мне невероятно приятно познакомиться с друзьями моей очаровательной спутницы, - Риган пожал мужчинам руки, внимательно, но не слишком откровенно их изучая, обводя взглядом всех собравшихся. Пока один господин удаляется за вином, второй провожает их к столику. Риган помогает Виолетте скинуть верхнюю одежду и присесть, и только потом усаживается сам, при чем в его позе совершенно невозможно уловить то легкое напряжение, какое есть в каждом человеке, оказавшемся в незнакомой, новой и не всегда комфортной обстановке. Он как будто пришел в то место, какое имеет обыкновение посещать несколько раз в неделю в течение нескольких последних лет, а потому и слова Виолетты немного поднимают ему настроение:
- Я не посмею называть себя джентльменом, если буду сбегать из любого места, что покажется мне странным и непривычным, Виолетта, - он чуть пожимает плечом, прекрасно понимая что сидящие вокруг пусть и поддерживают беседу внутри собственных столиков, но делают это значительно тише, дабы поймать каждое слово новичка в своей компании. Это обычная ситуация, и Ригана она не пугала, - Более того, это место не кажется мне ни странным, ни непривычным. Я имел некоторый опыт в различного рода литературных кружках. Здесь можно отдохнуть разумом и душой не хуже, чем в театре. К слову... - он чуть подался вперед, - Не утолите ли вы мое любопытство, и не ответите ли на вопрос... Почему именно театр?
Ведьма присаживается за столик с только ей присущей манерностью, немного опускает взгляд на грязный и потертый пол, поправляет подол дорого платья, касается взглядом носков своих туфель и только после все же поднимает глаза на собеседника. Губы искривляются в легком подобии улыбки.
-Что же, если Вы столь благородно готовы остаться здесь ради меня, надеюсь, Вы хоть немного насладитесь атмосферой, - от ее внимания не могло не ускользнуть легкое напряжение в его взгляде и немного фамильярное обращение к ней по имени. Возможно, учитывая обстановку, это было уместно, впрочем, что-то ее все же насторожило в мужчине, который так ловко ловил ее настроение и подстраивался, словно бы специально стремясь ей угодить, только ведь все так постоянно и поступали, обычно именно это и подмывало Летти начать кукситься и капризничать, лишь бы пробудить в компаньонах хоть каплю отрицательных эмоций, которые она так любила в них же потом и подавлять.
Она делает глоток вина из непрезентабельного бокала и тщательно сдерживается, чтобы не поморщиться. На вкус напиток был просто отвратительным, только вот ведьма виду не подает. Будь это другое заведение, она бы выплеснула содержимое бокала халдею в лицо, но здесь она ведет себя поразительно сдержанно, лишь из уважения к братии бедных «художников», что никогда не отказываются от личной свободы под гнетом долгов и обстоятельств и в память о тех временах, когда сама не могла отличить сухое от полусладкого, а каберне от совиньон блан. Она поджимает губы и немного наклоняется к Ригану.
- Пару раз я пыталась щедро пожертвовать им пару ящиков хорошего вина, но они отказались взять даже пару бутылок. Отговорились политикой братства, но на деле это все поразительная гордость, присущая тем, кто не принимает подачки даже от близких друзей. Как Вы полагаете, это смелость или глупость? –она подпирает голову рукой, запутывая кончики пальцев в рыжих волосах. Вопрос носил характер скорее риторический – Летти не любила неловких пауз, как не любила дрянного вина и черствых пирожных.
- Почему театр? – ее тонкие бровки наигранно ползут вверх, - А Вы точно не из газеты? – она намеренно громко смеется, привлекая к себе несколько любопытных взглядов, а потом резко затихает, постукивая тонкими пальцами по не самой чистой поверхности стола.
- Все мы любим лгать, юлить, притворятся не теми, кто мы есть на самом деле, не так ли? Все мы хотим попробовать себя в самых разных амплуа – жеманная принцесса, женщина-героиня, стерва и чертовка, коих не видывал свет, наивная девочка, победительница, страдалица, блудница, выдумщица или мечта всех мужчин…я не исключение, для меня театр не просто работа или увлечение – это моя жизнь, я имею возможность быть кем мне хочется, это ли не прекрасно? – она откидывается на спинку стула и смотрит на него с лукавым прищуром. Она хитрила, путала словами, сочиняла дифирамбы, в которых, как и положено, была толика правды, которую видели только просвещенные, только способные читать между строк. Она знала одно, если мужчина захочет – он обязательно поймет. А если нет, что же, этот вечер не станет для нее хуже, она прекрасно проведет его в хорошо знакомой компании прекрасных чтецов и дрянного вина.
- Могу я теперь узнать, что же занимает Ваши серые будни? Вы любите литературу, это я уже уловила столь присущим мне тонким чутьем на любителей истинной классики, это лишь Ваше хобби или все-таки нет? – в ее голубых глазах плещется задорное любопытство, которое она не считает нужным прятать – разве он не намекал, что искренность ей идет даже больше притворства? Только вот она уже и сама не уверена, что разберет, где среди всех ее прелестных масок пугающе истинное лицо. Она задумывается и как-то чересчур хитро улыбается.
-Я не ослышалась? Вам близки такие камерные сборища? Так что же..может Вы будете так любезны и почитайте что-нибудь? Мне бы это было невероятно приятно…что угодно…Шекспира, Де Вега, Блейка, Марло…- Летти игриво склоняет голову к плечу, надеясь этим вызовом смутить своего спутника или хоть немного выбить из колеи, - Что скажете, господа? Все же будут рады послушать нового гостя, ведь так? – говорит она нарочито громче, привлекая к ним внимание присутствующих.
Мир лжи и обмана, мир притворства, лукавства и изворотливости. Мир, в котором ты никогда не будешь таким, каким родился, в котором ты никогда не покажешь того лица, какое есть у тебя, какое спрятано под многочисленными масками - на каждую ситуацию она своя, для каждого человека она будет меняться, немного или полностью. Весь мир театр, а люди в нем актеры: дома, утром с родными мы совершенно не такие, какими мы будем с теми, кто находится за стенами нашего дома. С любовницами мы не такие, какие мы с возлюбленными, с прислугой мы не такие, как с теми, кто выше нас. И можно предположить, что театр это только зеркало того, что мы видим каждый день. Возможно, это правда, но только лишь от части. Театр, это мир, в котором все идеализировано, в котором есть четко выраженное зло и четко поставленное добро, где никогда не будет вопросов, а поступил ли тот или иной герой правильно или следовало сделать другой шаг, занести нож над кем-то другим. В театре можно видеть только скелет того мира, из которого ты пришел, голый кости без признаков мяса на нем - без тех извилистых путей, по которым приходится пройти людям в реальном мире, чтобы достичь той цели, какой герои спектакля достигают в мгновение ока, даже при всех трудностях, что возникают на их пути. Театр не расскажет о том, что прекрасная принцесса в итоге может оказаться ужасной жабой, чудовищем, которому лучше было бы гнить где-то глубоко под землей, нежели быть рядом.
Так думал Риган, так он считал и был уверен в своих предположениях - люди любят театр, потому что там все проблемы отступают назад, все враги склоняются перед твоей честностью и храбростью, не вставляют нож в спину по самую рукоять, а актеры любят театр, потому что это лучшее лекарство против самой жизни, против того быта, который сваливается на них после того, как опускается занавес. Большинство наполняют его другим сортом идеального мира, заливаются фальшивой радостью и закусывают показным счастьем. Была ли Виолетта точно такой же? Создавала ли она свой мир по театральному образу и подобию, или же он сможет увидеть в ней что-то настоящее? Он понимал, что Виолетта не такая, как все остальные, он это видел, но пока еще не мог разгадать, что именно отличает эту женщину ото всех остальных.
- Я бы не сказал, что мои будни серы и унылы, - Риган потянулся за вином и сделал небольшой глоток, но от гримасы удержался - напиток и правда был ужасен, но из приличия и какого-то уважения к тому, что делают эти люди, он сделал вид, что все так, как должно быть, - Я занимаюсь просветительской деятельностью, я вкладываю в головы юных подданных нашей королевы знания, что формируют их взгляд на окружающую действительность, помогают мыслить трезво, говорить красиво, анализировать и просто наслаждаться время от времени чем-то прекрасным в том или ином роде, - Риган чуть пожал плечом и следом вскинул брови в некотором подобии удивления от предложения Виолетты. Естественно, присутствующие оказались не против такого выступления, а потом Риган не стал противиться воле большинства и поднялся, выходя на подмостки и осматривая зал перед собой.
- Прежде всего, добрый вечер, - он чуть склонил голову, - И, пожалуй, это будет господин Блейк - не стану отступать от темы вечера, - он улыбнулся и вздохнул, настраиваясь на поэзию, - В одном мгновенье видеть вечность, огромный мир - в зерне песка, в единой горсти - бесконечность и небо - в чашечке цветка. Если птица в клетке тесной - меркнет в гневе свод небесный. Ад колеблется, доколе стонут голуби в неволе. Дому жребий безысходный предвещает пес голодный. Конь, упав в изнеможенье, о кровавом молит мщенье. Заяц, пулей изувечен, мучит душу человечью. Мальчик жаворонка ранит - ангел петь в раю не станет. Петух бойцовый на дворе пугает солнце на заре. Львиный гнев и волчья злоба вызывают тень из гроба. Лань, бродя на вольной воле, нас хранит от скорбной доли" путь летучей мыши серой - путь души, лишенной веры. Крик совы в ночных лесах выдает безверья страх. Кто глаз вола наполнил кровью, вовек не встретится с любовью. Злой комар напев свой летний с каплей яда взял у сплетни. Гад, шипя из-под пяты, брызжет ядом клеветы. Взгляд художника ревнивый - яд пчелы трудолюбивой. Правда, сказанная злобно, лжи отъявленной подобна. Принца шелк, тряпье бродяги - плесень на мешках у скряги. Радость, скорбь - узора два в тонких тканях божества. Можно в скорби проследить счастья шелковую нить. Так всегда велось оно, так и быть оно должно. Радость с грустью пополам суждено изведать нам. Помни это, не забудь - и пройдешь свой долгий путь.
Виолетта, и это во многом объяснялось ее искренней страстью к театральному искусству, к любого рода творческого исполнению относилась придирчиво, будь то пение, поэзия, танцы или скромные этюды. У нее на все находились критические замечания, которые она не стеснялась высказывать с видом знатока. Но сейчас, она неожиданно для себя не находит, к чему бы ей придраться. Ведьма внимательно смотрит на стоящего перед слегка подвыпившей публикой мужчину, декламирующего стихи бессмертного Уильяма Блейка, и прячет в уголках губ призрачную улыбку. Риган словно понимает о чем каждая строка, вышедшая из под пера великого мастера, он вкладывает в них глубокие чувства, ведомые только ему и, возможно, автору, а теперь еще и присутствующим .
Виолетта редко когда позволяла себе проявлять к людям хоть какой-то интерес, пожалуй, такая слабость с ее стороны случилась лишь раз, но тогда это казалось ей забавным и даже увлекательным. Чаще всего Виолетта просто не приближала никого к себе, за редким исключением, когда превращала это в игру, разрешая дарить себе дорогие подарки, оказывать знаки внимания, приглашать в дорогие рестораны, но только лишь один раз, после которого полностью вычеркивала из жизни кавалера, полностью игнорируя его жалкие попытки найти возможность встретится с ней, сжигая глупые сопливые письма и возвращая букеты. Эта игра с чувствами богатых избалованных господ, которые вызывали у нее лишь антипатию и скуку, для Летти была обычным развлечением. Теперь же она неожиданно для себя понимает, что отвращения к своему новому знакомому не испытывает, а со стороны заносчивой колдуньи это была почти симпатия. С ним было интересно разговаривать, на него было приятно смотреть, он не казался поверхностным, мог поддержать разговор и был достаточно вежливым, чтобы соответствовать статусу джентльмена. На несколько секунд она все же опускает глаза вниз, чтобы никто не заметил ее заинтересованности. Впрочем, ведьма не может не заметить, как всем нравится, с него не сводят взгляда даже юные организаторы сборища. Это странно, но ее не колет чувство зависти или ядовитой злобы, как обычно, когда в ее поле зрения оказывается конкурент, она в какой-то момент действительно наслаждается поэзией, забывая о месте, в котором находится.
Летти само собой остается сидеть на месте, хотя некоторые в заведении даже встают, чтобы поаплодировать достаточно громко и эксцентрично, девушка тоже позволяет себе несколько хлопков в ладоши, таких же изящных, как она сама, почти не слышных, но от этого не менее стоящих.
- Это было прекрасно, - она улыбается, чуть поджав губы, и смотрит на него, немного хитро прищурив глаза, - Будь я чуть менее уверена в себе, я бы даже сказала, что своим исполнением Вы способны затмить даже меня. Но такую похвалу я никому не раздаю, - Виолетта кокетливо поправляет непослушную прядь рыжих волос, и ненадолго позабыв о своем сценическом образе высоконравственной леди, улыбается чуть шире, и даже немного посмеивается, - Впрочем, не беспокойтесь, мне все равно очень понравилось, - добавляет она уже шепотом, когда рядом возникают несменные Филипп и Джеффри, очевидно желающие выразить свое восхищение и пожать Ригану руку. Виолетта молчаливо покручивает ножку бокала с вином, прислушиваясь к разговору лишь краем уха, и откидывается на спинку стула. Через мгновение она отрицательно качает головой в ответ на их просьбу прочитать что-нибудь тоже.
- Простите меня, драгоценные, но я сегодня слишком устала на сцене, мой лимит благородного актерства на этот день исчерпан, если я произнесу еще хоть пару строк, очевидно обессилено рухну в обморок или разозлю Мельпомену, сделав это не достаточно хорошо, - она устало касается ладонью лба, - Пожалуй, я бы с большей радостью немного прогулялась, здесь стало душновато и чересчур накурено.. – она немного поворачивает голову, давая понять, что обращается к своему новому знакомому и взмахивает кистью, разгоняя клубы тяжелого дыма от сигары молодого человека за соседним столом.
Закончив декламировать стихотворение, Риган прижал руку к груди и едва склонил голову, слабо улыбаясь в знак признательности за столь теплый прием в этой очаровательной компании. Себя он не недооценивал, а потому прекрасно понимал, что иначе просто быть не могло: в таких местах обычно собираются любители поэзии низкого помола, слабо знакомые с приемами, которыми Риган владел в совершенстве. Настоящий бриллиант здесь такая же редкость, как и по-настоящему погруженные в литературу студенты, посещавшие его лекции - один на несколько сотен, если не тысяч. Удивительно, как он вообще смог набрать десяток наиболее талантливых.
Но, сегодня не вечер в его честь, а потому он довольно быстро, мелькнув среди провожающих его взглядом господ словно тень, возвращается за столик к Виолетте. И сейчас он откровенно наслаждается наконец-то проблеском той женщины, которая весь вечер пряталась за маской надменности и высоконравственности - простой и утонченной, немного кокетливой, но сдержанной. Это ему льстило, но где-то в глубине души Риган понимал, что все еще видит не полную картину, что Виолетта прячет за собой еще что-то - то, что зацепило его в какой-то момент и заставило разыграть увлеченную натуру. Он редко ошибался в людях, а потому просто так оставлять ее не смел.
- Мне безусловно приятно услышать эти слова из ваших уст, но я бы не стал тягаться с той, кто постоянно блистает на сцене. И мои слова это совершенно точно не лесть, - он слабо улыбнулся Виолетте и отвлекся на господ, что подошли к нему выразить свое восхищение и пожать руку. Пообещав рассмотреть их предложение посещать это заведение чаще, Риган сказал, что это будет зависеть от его очаровательной спутницы, а после снова вернулся к ней, кивая в знак согласия.
- Я с радостью составлю вам компанию в этой прогулке, - он указал ладонью на дверь и поднялся, чтобы помочь Виолетте, отодвинув ее стул и накидывая на плечи женщины верхнюю одежду. Поправившись со всеми присутствующими, Риган покинул помещение и предложил Виолетте свой локоть, неторопливо устремляясь в сторону выхода из этого района.
На улице действительно дышалось гораздо легче, пусть и воздух все равно был не так свеж, как в том же Сити или на территории Университета. По пути попадались бобби, кидавшие подозрительные взгляды на совершенно не подходящую под окружающую обстановку благообразную пару, но Риган совершенно на них не реагировал, как и на двоих люденов, затаившихся в проулке, мимо которого они только что прошли: эти двое, судя по тому, как они быстро смолкли и затаились, совершенно точно собирались либо напасть на них, либо обсуждали вещи, совершенно непригодные для слуха всех остальных. Риган позволил себе чуть прибавить шаг и вскоре они оказались на более приятной улице, наполненной людьми разительно отличавшимися от обитателей только что покинутого района.
- Теперь, когда мы в более приятном месте, - наконец подал голос Риган, слабо хмыкнув, - Куда бы вы хотели направиться? И, может, вы утешите мое любопытство и расскажете о себе больше?
Вы здесь » Brimstone » Недоигранные эпизоды » овации, овации