Конец лета 1877 года
В: о. Цейлон
Кому: Аленари Делия Сантар, мичману королевского флота
От кого: леди Лилиан Маргери Сантар

Дорогая Аленари,
Спасибо за ваши с братом письма! Прости, что прошлый раз я написала только Алеку, я не специально. Поскольку всё должно быть честно, я сейчас пишу тебе, но это письмо для вас обоих, так что можешь читать вслух.
Во-первых, вы молодцы, что так быстро нашли корабль. Я была уверена, что так и будет, вы же пошли на флот так рано, у вас большой опыт! Вторых, это вот совсем не смешно про пиратов, с которыми Алек подрался! Он же сам говорил, что надо идти на равные силы, а вот один на троих, это совсем не равные. Так ему и передай.
У нас всё хорошо. Мы с миссис Эберлейн учим французский. Я не совсем понимаю, зачем учить язык тех, кого за ужином даже поминать не принято, но миссис Эберлейн ужасно приятная женщина и ещё и хохотушка, с ней легче, чем с мисс Лисбет. И когда она говорит по-французски, это звучит, как ручей, так приятно. Я не буду тебя мучать сейчас своим плохим французским, просто не удивляйся, если я начну говорить как лягушатники. Я не засланный ими диверсант, честно-честно!
А ещё, когда я сегодня выводила твоё имя на конверте, я думала, не называла ли тебя мама в честь Дели? Как думаешь? Это было бы забавно!
Я не хотела писать тут ничего грустного, но после того, как вы уехали, мне стало совсем нечем себя занять. Будто половина дома враз опустела. Я очень надеюсь, что вы вернётесь к Рождеству, я приготовлю вам подарки.
Люблю вас обоих, Лили.

P.S. А то правда были пираты? Просто это так глупо, говорить пиратам, что они пираты, да ещё и в пабе. Или пираты все такие глупые?

Отправлено 25 апреля 1876 года
В: Калькутта, Индия
Кому: Кристоферу Сантару, лейтенанту королевского флота
От кого: леди Лилиан Маргери Сантар

/в письме открытка и само письмо/

На открытке написано:
Дорогой Кристофер!
Хорошей пятницы и пасхи тебе!

Here comes the Easter Bunny. My friend, the Easter Bunny.
Here comes the Easter Bunny hopping along, singing a bunny song.
I love the Easter Bunny. My friend, the Easter Bunny,
Here comes the Easter Bunny, hop, hop, hoping along.

Я надеюсь, вы хорошо празднуете, где бы вы не были!
P.S. Здесь не было пасхальной открытки.

Письмо:
Дорогой Кристоф!
Мне очень жаль, что мы с папой, Аленари и Алеком не смогли приехать и проводить вас с Вальденом из Калькутты. К сожалению, в феврале и начале марта мы были в Пенджабе, а потом приехали к Алеку в Бомбей.
Я хочу рассказать всё, что произошло за те почти 4 месяца, что мы не виделись, но этого слишком много, а ещё, не всё правильно доверять бумаге, так говорит папа.
Первое, конечно, что с нами всё хорошо, и я надеюсь, что у вас тоже всё хорошо!
Мы приехали в Пенджаб в очень странное время, там должен был проходить этот пёстрый индийский праздник Маха-Шиваратри. Моя айа пела и рассказывала мне истории про Шиву всю ночь. Она сказала, что это обязательно почитание их бога, но я сейчас не вспомню. Они были очень странные и интересные, но мне не очень хотелось слушать рассказ про Кали и тогда она стала просто петь и я уснула. Она соорудила себе алтарь в углу из маленькой статуи, а также там был светильник, похожий на масляную лампу. Туда она клала листья кокоса, цветы малики и еду, говорила, что это в жертву. Такие жертвы куда лучше того, что они приносят Кали, но это всё равно смотрелось странно.
Но это совсем не то, что я хотела тебе рассказать.
Этот праздник, ты наверняка помнишь, празднуется 24 февраля. Так вот, в Пенджабе оказалось очень мало храмов Шивы. Папа сказал, что там, в основном, живут мусульмане, и они почитают Аллаха (тебе не кажется, что в мире слишком много богов?), потому тех, кто поклоняется Шиве там мало. Но я так поняла, им не понравилось, что не идёт торжественных омовений и жертвоприношений по всему городу, потому утром 25 февраля был конфликт, папе опять пришлось всё решать, Аленари напросилась с ним, а я осталась с айей. Когда папа вернулся, он велел вынести этот алтарь и запретил айе говорить об Маха-Шиваратри, пока мы в Пенджабе. Весь день 25 все были очень напряжённые и мрачные, а мне запретили покидать гостевые комнаты дворца. Папа сказал, что в городе не спокойно.
Ты, наверное, думаешь, почему я так много пишу об этом?
Сегодня я с Алеком и Аленари ходила по магазинам Бомбея и искала тебе и Вальдену пасхальную открытку. Но здесь совсем недавно вернулись британцы и никто не рисует пасхальные открытки, не ходит с яйцами в корзинах и не играет свадьбы, как принято у нас. Я до сих пор думаю, почему люди не любят праздники других людей, ведь это самое лучшее, что есть в наших культурах. Как ты думаешь?
Попутного ветра тебе!
С любовью, Лили.

Отправлено апрель 1879 года
В:  Лондон, Англия
Кому: Вальдену Константину Сантару, лейтенанту Королевского военно-морского флота
От кого: леди Лилиан Маргери Сантар

Дорогой Вальден!
Я надеюсь, что письмо застанет тебя в здравии, и в радости.
Я знаю - оно придёт поздно для тех слов, что тут будут, но лучше поздно, чем никогда, да? Я, как всегда, обо всём узнаю последней. Так всегда с младшими. Или ты просто постеснялся рассказать мне о твоей избраннице? Я бы сказала, что это не честно, ведь я тебе всё рассказываю. Но мне даже не хочется тебя ругать - я так рада, что ты нашёл кого-то, кого полюбил всей душой. Порой мне кажется, что это лучшее, что может быть у человека, правда?
Я желаю вам светлых дней, много детей, и уютного дома. Я хочу знать о ней, какая Элинор? Как вы познакомились? Наверняка это было что-то запоминающееся, что-то, что тебе приятно вспомнить.
И не сердись на папу. Да, конечно я увидела его реакцию, ведь именно так я и узнала о твоей свадьбе, но попытайся понять его. Мне его немного жаль, наверное ему просто тяжело расставаться с каждым из вас. Он до сих пор толком не говорил с Алеком. Я знаю только, что он поздравил его с чином лейтенанта. Я бы сказала, что всё это какой-то кошмар, но ведь так нельзя думать, правда? Мы просто должны просто собраться с силами. Папе очень тяжело тут. Он говорит: "всё переходит в подколотную войну змей", и это правда ощущается как-то так... странно. Индия стала спокойнее, но люди в ней, почему-то злее. А ещё на улицах дели очень много полиции и военных. Я не уверена, что так мы сделаем всё хорошо, но мне судить об этом не правильно. Просто... тяжело, понимаешь, вся эта ненависть от местных жителей, она будто бы преследует каждое действие вне дворца. И мне их жаль, Вальден, неужели нельзя возвращать Индию иначе? Как бы ты поступил, будь ты на папином месте?
Я часто задаюсь этими вопросами последнее время, без вас всех тут тоскливо, чувствуешь себя лишним в мире больших проблем. без Алека и Аленари будто бы ушло какое-то задорное веселье, мне кажется, это даже папа понимает, просто не признаётся. Я не хочу думать, что будет, если ты перестанешь посещать нас. Напиши отцу. Много раз пиши, он смириться, я уверена.
Я была бы рада увидеть вас тут. Как ты думаешь, твоей жене понравилась бы Индия? Завтракать на веранде напротив павлинов (у нас, кстати, появилось два белых), выезжать с офицерами на охоту?
Я высылаю вам в подарок индийскую шкатулку со сладостями, они очень вкусные.
С любовью, Лили.

P.S. Ты был в Порфири-холле? Как та дом?

Отправлено апрель 1880 года
В:  Гонконг
Кому: Кристоферу Сантару, лейтенанту-коммандеру Королевского военно-морского флота
От кого: леди Лилиан Маргери Сантар

Дорогой Кристофер,
Я знаю, что отправляю это письмо буквально через месяц после твоего отъезда, но я уже успела соскучится. Почему ваши увольнительные такие короткие? Ты не успеваешь привыкнуть к присутствию человека, и его снова забирает служба. Я помню, как мама устраивала к папиному возвращению полноценные праздники, три стола, украшения дома... Прекрасная традиция, я думаю, что с тем, как "часто" я вижу вас, тоже начну устраивать праздник. Развешивать гирлянды из живых цветов в парадной дома. Может даже на радость миссис Клейтон я напишу пару стишков к вашему приезду? Она говорит, что постоянно вышивая я в 14 напоминаю стареющую леди с кучей детей. Неужели от того, что я буду читать стихи, я буду выглядеть на свои 14?
Ненавижу лирику... Мы всё ещё читаем Шекспира. Почему он писал так много?
Но это не то, что я хотела тебе рассказать, на самом деле. Мне очень хочется узнать твоё мнение об одном вопросе - я думаю заняться миссионерской деятельностью. Это не спонтанное решение, я думаю об этом уже полгода. Переписываюсь и встречаюсь с доктором Ливингстоном и он говорит, что может мне рассказать некоторые азы ухода за больными. Я пока не говорила об этом с папой, но мне кажется это неплохим занятием, верно? Раньше все женщины из семьи аристократов умели оказывать первую помощь, пусть это было и давно. Мне кажется, я могла бы сделать больше, если бы не сидела просто дома над сонетами и вышивкой. Как думаешь?
Я могла бы помогать в госпиталях.
Не хочу обременять папу своими капризами, я хочу быть уверена, что это не будет ему в тягость. Ты знаешь его лучше всего.
Прости, что коротко, но у нас ничего нового так и не произошло за этот месяц. А как ты в Гонконге? Папа говорил, что это опасный порт, потому будь, пожалуйста, очень осторожен.
С любовью, Лили.

Отправлено 23 ноября 1886 года
В: Берег Слоновой Кости, Африка
Кому: Аленари Делии Сантар, лейтенанту королевского флота
От кого: леди Лилиан Маргери Сантар

Аленари,
Я не знаю, когда ты прочтёшь эти сроки, прочтёшь ли, и даже не знаю, имею ли я право отвлекать тебя от твоих тревог своими. Наверное, как то часто бывает с людьми, в некотором эгоизме я посчитала, что могу. Что должна написать, пока чувства мои не порвали меня.
Сегодня утром я встала со странно-чётким осознанием, что больше не могу терпеть, даже если это слабость… Может я посчитала, что могу себе позволить эту слабость. Я больше не могу молчать, соглашаться, если внутри меня всё кричит против, ждать решения старших, которым я боюсь доверять…
Это уже звучит бессвязно, правда? Я не знаю с чего начать, потому расскажу, пусть и немного сумбурно, то, что произошло после твоего отъезда.
Примерно с середины октября у меня появились краткосрочные провалы в памяти. Я не могу сказать тебе, как именно и с чего это началось, это долгое время выглядело… естественно. Будто бы в растерянности просто забылась, или зачиталась, или уснула в своём кресле. Это было так похоже на простую переутомляемость, что я долго не придавала большого значения своей  рассеянности, и, наверное, в этом наибольшая моя вина. Ведь потом, с ноября, эти… эти выпады из себя становились чаще, и они были более длительными. Я иногда оказывалась не там, где должна была быть, или у меня происходили де жа вю. Слуги порой уверяли меня, что видели там, где меня быть не должно было. Всё чаще и чаще…
Я не знаю, почему я не сказала об этом отцу сразу, я… Мне страшно с ним говорить, последние месяцы особенно.
В начале ноября к нам с Индии вернулся Кристофер. И опять мне казалось таким неправильным тревожить его этим - стоило ему вернуться домой, на него сразу упало столько дел. Кристофер часто подшучивал, что “Надо было оставаться в Индии”, и я просто улыбалась и молчала. Я не была уверена, что все эти провалы в памяти не результат недосыпа. Ты знаешь, я очень плохо сплю последнее время. Кажется, будто в этом выстывшем доме вообще невозможно уснуть, не мучаясь кошмарами, но часто мне не снилось вовсе ничего, и ничего не приносило нормального отдыха. Потому… потому так долго казалось, что это всё усталось.
А потом… 20 ноября я внезапно очнулась в библиотеке. Напротив какого-то тайника, забитого оккультными записями, вещами, статуэтками. Сбоку от меня ругались папа и Вальден и знаешь, Аленари, я никогда не видела на отце такой нечеловеческой жуткой злости. Смысл спора до меня дошёл не сразу, растерянность слишком мутнила мысли, но потом я поняла - они спорили из-за меня. В какой-то момент… В один момент мне даже показалось, будто папа хватает подсвечник и бьёт Вальдена, но это было наваждение. Ничего не понимая во всём происходящем, я просто повисла у отца на руках, чтобы он успокоился.
Он отвёл меня в комнату и начал допрашивать, и…
Аленари, прости, я мало акцентировала на этом внимание. Ты вернулась с поездки и у тебя было столько травм. Я писала Алеку, может он рассказывал тебе - у нас в доме пропадали слуги. А некоторых отец избивал. И в тот момент, когда он меня допрашивал, он был такой холодной глыбой, мне было… Мне было больно смотреть на него таким и мы поссорились. Точнее, я кричала, я просила его объяснить мне, что происходит, с ним. Со мной. С нашей семьёй! Но он просто повторял, что мне нужно успокоиться, и что я говорю в неподобающем тоне. И знаешь… знаешь это действительно было так. Я не контролировала себя, билась, будто о стену. И тебе больно, сложно, но продолжаешь биться. Не знаю зачем. Будто хотела пробить этот панцирь и увидеть там папу, опять…
Прости. Сколько бы я не пыталась всё держать в порядке, но сейчас из меня льются слова, будто из раны, их хочется сказать. Возможно, я напишу эти строчки и мне станет немного яснее, я надеюсь на это. Ведь я и сейчас не контролирую себя, но мне надо довериться. Хоть кому-то, хоть бумаге, даже если это письмо никогда до тебя не дойдёт, даже если оно не будет отправлено, даже если его прочтут и сожгут, или у меня будет время перечитать и переосмыслить его, а эти строчки так и останутся на черновике. Но сейчас я хочу всё рассказать так, как оно во мне бьётся, и может ответ будет на поверхности.
Сейчас я возвращаюсь мыслями назад.
После нашего разговора с отцом я на какое-то время осталась одна. Не буду тебе рассказывать, какие мной одолевали чувства, это было слишком близко к срыву. Всё, чего мне хотелось - покинуть этот дом. И… знаешь, потом ко мне зашёл Вальден, это был момент, когда кажется, что ты видишь маяк после бури. Помнишь, ты мне так это писала? Я думала, что вот он, маяк. Я попросила его забрать меня отсюда, потому что не могу больше, Аленари, мне кажется этот дом меня убьёт раньше старости, чахотки или родов. И…
Ты знаешь то чувство, когда в тебе что-то рвётся? Ты вроде ступаешь на твёрдую ступеньку, а она под тобой проваливается. И если сноровки не хватает, то летишь вниз. Я полетела.
Вальден сказал, что мне надо остаться тут. Что это для моей безопасности, для моего же блага.
Я… тогда я решила это принять. Понимаешь, я действительно была не в себе от эмоций и понимала, что наверняка выгляжу неубедительно. И наверняка всё от стресса. Потом пришёл отец. И сказал, что с сегодняшнего дня я “больна” для общества, не покидаю дома и не принимаю гостей. Что я должна вспомнить и рассказать ему о всех своих встречах, особенно подозрительных. “Это для твоего же блага”.
“Это для твоего же блага”. Как я устала это слышать! Я не верю этому, я не могу верить этому человеку. Это не папа, это не его взгляд, и прикосновения не его. Будто бы кто-то чужой натянул в издёвке его лицо.
Как так произошло, но все вокруг для меня становятся такими далёкими? Это моя ошибка? Кристофер, Вальден, они все повторяют эту фразу “Это для твоего же блага”.
Но потом произошло кое-что ещё. Вчера.
Я очнулась от того, что Дейзи дёргала меня за руку и кричала. Пол жизни как в тумане, и эти яркие вспышки осознания… Осознания себя босой на стуле, перед глазами петля из простыни, подвешенная к крюку люстры. Это было так… неправильно, так… противоречило всему внутри, что секунд пять я смотрела на эту петлю, на крюк, на всю тёмную комнату будто бы всё чужое, и всё не здесь. Мне так хотелось, чтобы всё это было чужим и не здесь, но внизу кричала, почти рыдая Дейзи и почти силой стягивала меня вниз. И вот, когда эти пять секунд прошли, наверное тогда мне стало страшно по-настоящему, страшно настолько, что внутри меня больше не помещается, и что-то трескается, выливая всё на бумагу.
Дейзи… она говорит, что я пыталась надеть её на себя. Я этого не помню, Аленари, клянусь жизнью, я не собиралась делать ничего такого! Как? Что-то хочет убить меня? И хочет ли это что-то извне, или может я действительно… как дедушка? Помнишь, он же был нездоров, он сжёг себя сам. Я знаю, такие болезни бывают наследственные.
Здесь душно, Аленари, душно от странной атмосферы холодности и смерти, душно от недоверия, подозрения, взглядов. Или может дело всё же во мне?
Знаешь, есть вещь которой я боюсь даже больше. Того, что это действительно для моего блага. Что меня жалеют и из этой странной жалости мне врут. Ведь дед тоже не понимал многого, что делает. Я боюсь очнуться один раз в огне, потому что подожгла себя сама посреди коридора в очередном таком припадке.
Я не хотела бы волновать тебя, но… мне не хватает тебя, Аленари. Мне не хватает того, чтобы кто-то отнёсся ко мне, как к человеку, а не образу младшей сестры, за которую надо решать, и которой не обязательно пояснять, что происходит.
Я знаю, что если это письмо дойдёт до тебя, если оно дойдёт до тебя в таком виде, то это будет… наверное бесчестно. И я надеюсь, что будет время прочитать его позже, написать правильней, но если нет… Это всё, что внутри меня, Аленари, и ему внутри тесно, прости, что я решила поделить с тобой эту ношу.
С любовью, Лили.