– Какой там кабанчик? – Аленари так поглотило зрелище внизу, что она не слишком-то следила за словами. – Боров боровом, только пятачка не хватает.
По правде, посланник махараджи больше напоминал огромного усатого котяру. Блестящего котяру – чалму его украшал темно-зеленый камень с перепелиное яйцо, а шервани покрывала столь обильная и сложная вышивка, что отсюда она казалась какой-то переливающееся чешуей.
Абу Фазл оказался чертовски многословен, что отца здорово раздражало – Аленари могла сказать это по тому, как держался Роланд Сантар, даже по повороту головы. Однако, и велеречивый парламентер и его покровитель нужны были генерал-губернатору и тот дал им знак собственного расположения – спустился из седла для разговора.
Слова лились и лились каким-то масляным бесконечным потоком, что стало утомлять уже и саму Аленари – она переключила собственное внимание на окружение Абу Фазла, разглядывая кривоватые сабли-шамширы на богато украшенных перевязях, всматриваясь в лица слуг, когда…
– Котята.
– Чего? – Лили, оказывается, высунулась из-за парды еще сильнее, и старшая сестра положила руку на плечо младшей. – Тихо ты, не вывались!
Затем она все же присмотрелась и восхищенно присвистнула.
– Гепарды! Совсем маленькие! Ни чер… кхм, ничего себе, в смысле.
Вожак отцовской своры – Санго – восторгов графских дочерей не разделял и встретил пушистого, как цыпленок, детеныша полным неодобрением. Во всей его позе так и читалось «Хозяин, ну на кой дьявол тебе эта гадость?»
Однако, Роланд возмущению пса не внял. Голос его, ровный и громкий, звучал как горный поток, не было в нем заискивающих медовых ноток востока.
– Я благодарен махарадже Нанду и тебе, уважаемый Абу Фазл, за подарок, оказанное гостеприимство и предлагаю присоединиться к моему отряду на пути к Лудхиане.
«Пенни за фунт, отец просто хочет держать на виду этих павлинов».   
Пока парламентер раскланивался и уверял, что это великая честь для него и вообще ничего в жизни ему не хочется так сильно, как сопровождать вице-короля Индии хоть на край света, Аленари потянула сестру назад в их крытый паланкин.
– Всё, Воробей, самое интересное кончилось, сейчас разберутся кто там где идет и двинемся.
Она откинулась на подушки и по привычке положила руку на цевье винтовки. Голос звучал мечтательно:
– Котята гепардов, надо же! Придумаешь им имена? А я выспрошу у Кирана Сингха, как егеря дрессируют гепардов. Он-то точно знает. Представляешь, если их можно будет научить не только дичь загонять, но сидеть там по команде, лежать, лапу подавать?..
Если что-то подобное возможно, то Киран Сингх – бывший кумаонский браконьер, а нынче один из постоянных шикари у «мисси саиб Сантар» – точно это знает.
Как и было предсказано, караван двинулся только после того, как слугам и охране Абу Фазла нашли соответствующее место. Двинулся, естественно, медленнее, поэтому совсем скоро затрубили рожки. Стоянка на ночь.
Аленари потянулась.
– Ну, наконец-то!
Кибитка на спине у слона была пусть статусной и изукрашенной, но при этом довольно тесной. Маленькой, сложенной, будто олененок Лили тут еще ничего, а вот ее рослая старшая сестра страстно мечтала выбраться из этой шкатулки. Погонщик попробовал было уговорить «госпожу» дождаться должно установленного лагеря, но Аленари прикрикнула, и индиец замолк, заставил слона опуститься на брюхо и пошел за лестницей. 
Девушка взяла сестру за руку.
– Пойдем, пройдемся. Шатры отца поставили уже первыми, посмотрим на котят. – И чтобы пресечь на корню всякое «папа будет недоволен», добавила. – Представь как им душно в этих корзинах. Темно совсем, страшно. Пошли.

В лагере Аленари ощущала себя хозяйкой – она смотрела на всю эту суету, бессознательно копируя покровительственную, немного высокомерную манеру отца, и шла с видом человека, которому здесь принадлежит всё и он об этом знает. Да и почему бы нет? Это ведь правда. Вся эта страна подчинена Роланду Сантару, а, значит, и ей самой. Данное утверждение исправно работало по дороге и на входе в палатку. Ну, в самом деле, кто бы посмел противиться воли дочерей генерал-губернатора?   
Кроме гепардов, естественно. Гепардам явно забыли объяснить кто такой генерал-губернатор.
Когда опрокинулась корзинка, Аленари никак ситуацию спасти не могла, потому что собственные руки занимал извивающийся детеныш. А потом… потом было поздно.
– Ку-у-уда?!
Конечно же, ее оклику никто не внял – гепарды прыснули во все стороны, как настоящие кошки. Тот, что был в руках, завертелся с удвоенной силой, видимо, желая воссоединения с семьей, но девушка поступила с ним без лишних сантиментов – сунула под мышку, хорошенько прижав к боку плечом.
Одна рука освободилась, но выковыривать ею котенка между ящиками с венчавшей их статуэткой, оказалось той еще задачкой. Аленари сама шипела не хуже гепарда, шаря вслепую.
– Иди сюда, пятнистая ты сво… – тут вспомнилось о Лили, – свободолюбивая зверюшка.
Наконец нервы у детеныша не выдержали, он попытался выскочить из темной щели, а будущий охотник на тигров-людоедов попыталась его при этом поймать.
Гепард укатился обратно за ящики.
Аленари с победным криком «Ага!» врубилась лбом в оттопыренное колено золоченой статуи Шивы, навсегда потеряв расположение к индуизму в общем и богу-создателю в частности. 
Наконец на шум и мяв в палатку соизволил заглянуть чокидар.
– Держи! – рыкнула порядком озверевшая дочь вице-короля Индии, сунув обалдевшему охраннику не менее обалдевшего котенка, после чего взялась за второго беглеца уже всерьез. Тот попытался шмыгнуть в сторону, и Аленари поймала звереныша приемом, который позже назовут «низкий вратарский прыжок».
Уже поднимаясь, она решила посмотреть как там дела у сестры. И замерла, чувствуя, как внутренности прихватило холодом.
– Лили! Не шевелись. Не двигайся. Не оглядывайся.
В тройке шагов от сестры, между двумя тюками капюшон раздувала кобра.
И… и дальше что? Будь в руках револьвер, с такого расстояния можно было бы убить змею. Только вот револьвера нет. Есть только гребаный гепард. Когда она станет взрослой, то никуда – никуда, мать его! – не пойдет без оружия.
Собственные руки разжались – котенок тут же исчез в очередном укрытии.
От Кирана Аленари знала, что у очковой кобры зубы будто бы короче и она не бьет раз за разом откидывая голову, а вместо этого вцепляется в добычу, как собака. Может это даст лишнюю пару секунд?
Девушка медленно, очень медленно стянула с плеч форменный колет. Потом все так же медленно двинулась к змее – та слегка раскачивалась из стороны в сторону, то и дело пробуя языком воздух. Взгляд метался между ней и замершей Лили.
– Не шевелись. Не шевелись и все будет хорошо. Все будет нормально. Все будет…
В нужное мгновение она просто бросила куртку вперед к змее, надеясь, что та атакует большой движущийся предмет и – слава знаниям бывшего браконьера, он только что заработал себе нож в подарок! – кобра действительно яростно кинулась на колет, вцепилась в грубую ткань. Тогда же Аленари схватила сестру за плечи, рванув ее назад, вон из палатки.
Снаружи она рявкнула на охранника:
– Ты! Созови людей! Убейте змею, сейчас же! Или принесите ларь из моего багажа – там пара мангустов.
Чувствуя, как ее саму потряхивает, девушка опустилась на колено перед Лили:
– Ты как, Воробей? Порядок?

О чем еще думать после встречи с очковой коброй? Конечно о котятах! Видя, что в воображении Лили вот-вот развернется целая трагедия, старшая тут же привлекла к себе девочку.
– Не перекусает! Точно не перекусает, – уверенности в голосе позавидовал бы и защитник Высокого суда, – сожрать она их не сможет, а гоняться все равно не будет, это ж не гамадриад.
На самом деле сможет и будет, если захочет, но Аленари верила, что кобра шокирована не меньше всех остальных. Виданное ли дело, заползти в темный спокойный шатер в поисках прохлады, и получить в морду офицерским колетом? Разделавшись с ним, она забьется в угол или щель, а остальное – проблемы того, кому придется выковыривать тварь на свет божий.
– К тому же ты видела, какие эти гепарды шустрые? Не хуже мангустов…
Так, расписывая замечательный ум, скорость и ловкость гепардов, Аленари и просидела рядом с сестрой, поглаживая ту по плечам. Долго ждать не пришлось: у входа в шатер стали собираться слуги с длинными рогатинами – ловля змей для индийцев событием не являлась, скорее обычной рутиной. Лили получила на руки котенка – самого первого, которого старшая успела передать чокидару, – сама же Аленари решила остаться рядом с сестрой. Ничего интересного в шатре не произойдет: прижмут рогатиной к земле и раздавят башку. Подумаешь, зрелище, они с Алеком такое уже сотню раз проделывали.
Так оно и вышло. Дохлой кобра уже не казалась такой впечатляющей. И все же…
– Здоровая, – Аленари скривила губы в отвращении – тварь действительно была матерой, метра полтора в длину. – И откуда она только взялась?
– Sap – хитрая тварь, мисси саиб, – доверительно сообщил чокидар, – вот такой щелки достаточно, чтобы она проникла в жилье. А в сезон дождей они забираются на деревья, вползают на крыши, мисси саиб, и могут упасть прямо на голову.
– Ну, так осмотрите там всё, чего встали? – В голосе проступило раздражение. – Или ждете, пока нам всем на головы змеи посыплются? И поймайте, наконец, гепардов, пока они в этом Бедламе по всему лагерю не разбежались!
Вряд ли индийцы знали, что такое Бедлам, да и корзину, строго говоря, перевернула Лили, но то никому не интересные частности. Манеру поведения «Почему-меня-окружают-идиоты?» Аленари подсмотрела у Кристофа и теперь уверенно ее копировала.
Вскоре уже сестры сидели в одном из собственных шатров – свежепойманные гепарды теперь находились в импровизированном манеже, под который Аленари без лишних сомнений приспособила небольшую ширму, несколько высоких подушек и валиков. Злополучная корзина валялась тут же.
– Надо же, ну кошки кошками, – с улыбкой Аленари подхватила одного из котят под мягкое брюшко и повернула то так, то эдак. – Уже придумала, кого как будут звать?
У входа в шатер раздалось знакомое пофыркивание – к ним пожаловал Санго. Вожак отцовской своры вообще был здесь нередким гостем – в «апартаментах» сестер ему частенько перепадали запрещенные лакомства, особенно с легкой руки Лили.

Об инциденте с подарочными гепардами и змеей Роланду донесли сразу же; о том, что никто не пострадал – тоже, и все-таки он решил заглянуть к дочерям и удостоверится лично. Однако, как оказалось, тут уже все позабыли про всех змей Индии – комната пребывала в состоянии первозданного хаоса, гепарды пищали, Санго попрошайничал и никто даже внимания не обратил на появление самого генерал-губернатора.
– …а вот тебе кого бы хотелось больше – тигра или гепарда?
– Тигра, конечно! Да кто ж мне его даст завести? Киран говорит, их натаскать невозможно.
Роланд не сумел сдержать смешок, слушая это охотничье совещание. А потом все же поинтересовался нарочито озабоченным тоном: 
– А папе для охоты хоть кто-то из них достанется?
Младшая дочь так и лучилась восторгом, старшая – синяком на лбу. Поймав его взгляд, Аленари тут же попыталась начесать на лоб челку погуще, словно это могло тут же стереть отцовскую память. Затем, осознав всю тщетность подобных попыток, вздохнула и созналась:
– Гепардов ловила.
– Могу предположить, они отбивались?
– Да это всё дурацкий Шива! Какой только идио…
– Аленари.
– …какой только гений придумал тебе его дарить? Урод уродом же. Котята куда лучше. Лили им имена придумает! – Девушка наклонилась и выудила из «загона» самого крупного, толстого и пушистого. – Вот как мы этого назовем?
Санго, поняв, что мир определенно встал с ног на голову и даже Лили – обожаемая Лили, втихую подсовывающая кусочки прямо за столом – его предала, сунулся было к зверенышу, и заворчал.
– Назад, – Роланд не повысил голоса, но сейчас тон полоснул сталью и пес пригнул голову. С тяжелым вздохом он отошел к входу и лег там, всем своим видом демонстрируя, что совершенно не заслуживает такого обращения.
– Мне доложили о змее. Всё хорошо? – его ладонь легла на плечо младшей дочери, да и вопрос, в большей мере относился к ней. Если близнецы очень быстро научились обращаться с ядовитыми тварями Индии и потеряли перед ними всякий страх, то Лили укус кобры оставил о себе дурную память.

Ну да, котята не пострадали… Два совершенно идентичных, несколько снисходительных взгляда обратились к Лили. Взгляда, словно бы говоривших «Котята? Серьезно?». Затем Роланд все же обернулся к старшей дочери.
– В следующий раз, будь добра, позови слуг. 
– Хорошо, пап.
Он отлично знал это скоренькое «Хорошо, пап», и такой вот отведенный взгляд. Они означали «Хорошо, но я все равно поступлю по-своему». В такие моменты Роланд почти жалел, что позволил дочери изначально надеть тот самый колет. Он думал, что мичманское звание обуздает детскую лихость, но, кажется, добился прямо противоположного эффекта.
– Верно. – Чисто детская серьезность вопроса отвлекла и заставила улыбнуться. Роланд не любил, когда дочери баловали щенков и молодых псов его своры, но гепардов натаскивали несколько по-другому. Спустя несколько месяцев их отдадут на дрессуру шикари,  пока же пусть девочки нянчат «котят», если так хочется.
– Будет большой ужин, Лили. Я пригласил послов махараджи в наш кортеж и теперь должен дать в их честь ужин – такой, каким бы я приветствовал самого махараджу.   
Говоря по чести, устраивать пирушку в честь каждой дип.миссии от любого князька казалось несколько… обременительным, но восток имел свои законы гостеприимства. И Роланд станет соблюдать их – по крайней мере, до тех пор, пока не войдет в силу достаточно, дабы навязать востоку законы собственные.
– Ужин скоро начнется, поэтому зоосад придется закрыть. Завтра… завтра можете взять с собой одного котенка в хаудах.
Уже покидая шатер, Роланд услышал бодрый голос старшей:
– Ты же вроде в честь итальянцев их назвать хотела? Франческо, там… А еще в Италии когда-то жили римляне! У них тоже имена красивые были, Калигула, например…
Представив себя зовущим в лесу Калигулу и какого-нибудь Суллу, генерал-губернатор слегка поперхнулся и понял, что, кажется, вопрос имен для гепардов надо будет взять под свой контроль.
***
Обременяло британцев гостеприимство или нет, а ужин действительно был дан княжеский – даже с поправкой на походные условия. Столы ломились от еды, в черное ночное небо поднимался гомон сотен и сотен голосов. 
Поляна, освещенная с помощью фонарей и лампад, привлекла множество светлячков, отчего лес вокруг приобрел какое-то потустороннее зеленоватое свечение. Этот желто-изумрудный пересвет рассыпался мириадами ярких бликов на драгоценной вышивке сидящего по правую руку человека. Вблизи Абу Фазл казался еще более толстым, сверкающим и говорливым. Вблизи он раздражал еще сильнее. И все же…
– Я слышал, уважаемый Абу Фазл, будто бы северный сосед твоего господина неспокоен. Будто бы новым навабом Рамджулы стал некий Каиб Фаррах, и что к весне он собирает у своей границы армию.
«Уважаемый» всплеснул своими холеными, никогда не знавшими оружия, руками. «Уважаемый» был поражен, взволнован и категорически не согласен. «Уважаемый» возражал.
– Злые языки говорят много лжи, сахиб-лог, много клеветы! Клевета, сахиб-лог Сантар, клевета, что уголь – не обжигает, но чернит всё, к чему прикасается. Мой господин – да продлит Аллах дни его – добрый друг своих соседей, ведь как говорил Пророк: «…тот, кто уверовал в Аллаха, пусть почитает соседа». Столь же добрым другом мой господин мечтает стать для сахиб-лога…
– Я верю тебе, уважаемый Абу Фазл, и благодарю за твои слова. 
Роланд кивнул.
«Уважаемый Абу Фазл» лгал. Лгал, как сивый мерин. И возникал закономерный вопрос – зачем?
Генерал-губернатор по привычке глянул на сидящих недалеко дочерей – и успел заметить, как под столом исчез темно-рыжий собачий хвост.

В отличие от младшей сестры старшая отсутствием аппетита никогда не страдала, но сейчас её отвлекало кое-что другое. Аленари была занята. Аленари подслушивала. Правда, подслушивать Абу Фазла оказалось той еще задачкой – чертов посол был зануднее латинистки из колледжа, а уж когда он начинал нахваливать своего Аллаха, фонтан красноречия заткнуть вообще не представлялось возможным. Серьезно, как отец это все выносит? Впрочем, подслушивать все равно придется. На какие жертвы только не пойдешь, чтобы потом пофорсить перед Алеком подкованностью в папиных делах…
Пассаж про немецкие колбаски заставил тихонько фыркнуть, спрятав лицо в тени. В остальном же старшая дочь Роланда Сантара вела себя и выглядела приличнее некуда: обычный колет сменил парадный, с серебряной вышивкой вдоль манжет и ворота, растрепанную от влажности и ветра косу – аккуратно собранные и сколотые пряди, хитрую ухмылочку – благостное выражение лица. В общем, Аленари походила на образцовую дочь генерал-губернатора – то есть, производила на хорошо знающих ее людей подозрительное и удручающее впечатление.
От очередного велеречивого пассажа ее отвлекла Лили, и кто там опять заварил религиозную кашу Аленари частично прослушала. Алек бы за такое получил ласковую улыбочку с сердечным пожеланием заткнуться и затеряться в лесах, но бесхитростное любопытство сестры, помноженное на ее искреннее восхищение и преданность, мешало не только злиться, но и даже раздражаться. Девушка наклонилась, понизила голос практически до шепота.
- Местные всё решить не могут, в кого верить правильнее – в Аллаха или Шиву с компанией. Слышала, как Фазл индусских богов демонами назвал? Вот мусульмане совсем не рады, когда в честь «демонов» устраивают праздники с плясками и песнями. Иногда из этого получаются проблемы. А до этого они про какого-то нового князька говорили – вроде бы в Рамджуле армия собирается.
«…а ведь мы практически туда и едем».
Под ребрами сладко и волнующе екнуло.
И почти сразу же Аленари обнаружила блюдо с пахлавой, едва сдержавшись, чтобы не скривиться. Сладкое девушка не очень жаловала – разве что в определенное время разок за месяц – а приторные индийские сласти можно было есть только закусывая тут же лимоном. 
- Воробей, хочешь мой десерт? – одного взгляда в несчастные сестринские глаза хватило, чтобы понять. – Нет, не хочешь. И я не хочу.
Вздохнув, он глянула в папину сторону и столкнулась взглядом с послом махараджи.
И чего он сюда пялится?
Забыв про свою «образцовость» Аленари глянула на Фазла так, как смотрела в лица матросам – открыто, прямо, твердо. Взгляд толстяка тут же ушел в сторону.
К ноге тем временем привалилось что-то большое и горячее.
- О, смотри, кто у нас тут в трюме… Лили, давай я прикрою, а ты ему как-то потихоньку всё скормишь? Если это сжевать, мы неделю челюсти не расклеим.
Вообще, от этого праздника Аленари начинала уставать. Очень уж хотелось потянуться, выгнув спину, а еще больше – размять ноги.

Философия – одна из вещей, в которых Аленари была не сильна. Все эти Аристотели с Фомами Аквинскими и прочие высоколобые господа, дающие очень сложные ответы на очень странные вопросы казались ей такими же далекими как звезды на небе. Поэтому она слегка нахмурилась, услышав слова сестры. Попыталась представить, как ответили бы эти умные люди на ее месте, но вспомнила только, что «Платон мне друг, но истина дороже». Вздохнула. И решила сказать, что думает.
- Знаешь, Воробей, по-моему, дело тут не в религии совсем. Иногда она просто повод напасть и забрать, что хочется. А иногда… - Аленари понизила голос еще сильнее, - знаешь, есть такие люди, которые все делают с перебором. Если они воюют, то крови по колено, а об офицерской чести никто и не слышал. Если верят во что-то, то все вокруг должны верить в это же и никак иначе. Такие чокнутые называются фанатиками. Вот туги в подземном храме были как раз фанатиками…
Увлекшись своими собственными рассуждениями, она не видела, как отец аккуратно взял двумя пальцами липкое, так и сочащееся медом угощение.
- Скорее отвык, - улыбка генерал-губернатора была тонкой и совершенно искусственной, - совсем отвык, уважаемый Абу Фазл, за годы службы.
Разговор пошел дальше, он тек как тот самый мед – вязкий, медленный, приторно сладкий. И в какой-то момент кусочек пахлавы лег обратно не блюдо нетронутым. 
Сладости Сантар-сахиб действительно не любил.
***
Лениво и в полудреме Аленари наблюдала за пляской света и тени. Будь она одна уже видела бы десятый сон, но Лили не спалось и девушка привычно поддержала игру (тем более, что фантазии у младшей сестры хватило бы на дюжину детей).
Силясь все еще рассмотреть вверху Крапинку, Аленари подавила зевок:
- Ну-у-у, немножко, наверное… - она хотела уже добавить, что скучает не столько за графством или Англией, сколько за Порфири-холлом, и вот перенести его в Индию было бы просто идеально, но тут сестра как-то резко шевельнулась, сжалась, вскрикнула и всю сонливость со старшей как рукой сняло.
Аленари подхватилась со своего места в такой спешке, что чудом не опрокинула одну из ламп.
- Что? Укусил кто-то?
«Змея! Сколопендра! Чертовы многоножки!»
Единой лентой перед внутренним взором пронеслись все те жуткие и омерзительные твари, коими так богаты тропические леса и через секунду начало казаться, что уже по ней самой кто-то бегает. 
- Мадху, за доктором Ливингстоном, живо! Джита, сообщи отцу, что Лили плохо! Да шевелитесь уже!
Она осталась с сестрой, сидела, сгорбившись, рядом, гладила по худенькому плечу и пыталась все выспросить где именно болит, и как, и точно ли никто не кусал…
В самый короткий срок внутреннее кольцо лагеря было поставлено на уши: все нужные люди разбужены по приказу, а не нужные проснулись сами. По распоряжению доктора Лили дали рвотное и, на всякий случай, хинин, потом все же осмотрели на предмет укусов и ожогов. Спустя некоторое время, девочки оказались в отцовском шатре, в постели, приготовленной для генерал-губернатора – только Лили в ней лежала, а Аленари сидела, поджав босые ноги. 
Сам генерал-губернатор был здесь же – он склонился над младшей дочерью, обращаясь к ней самым увещевательным тоном, на который был способен. 
- Лилиан, ты уверена, что не ела ничего незнакомого? Не пила сырой воды? Я не рассержусь, обещаю, просто скажи правду. Возможно, съела одну яркую ягодку? 
Аленари молча наблюдала за этой сценой, хмуро выдирая ниточки из москитной сетки. Отец ее ни в чем не винил, но чувствовала девушка себя так, словно сама накормила сестру волчьей ягодой и дала запить водой из Ганга.

Сестра посмотрела на нее – своим этим особым взглядом олененка, и Аленари тут же встряла. Не потому что спрашивали ее, или была в этом какая-то реальная необходимость, а потому что… надо. Если Лили так смотрит, значит надо.
- Пап, она ела то же, что и я.
- А до пира?
- Мы постоянно были вместе, пап. Да и Лили не дурочка, она же знает, что нельзя.
И это было правдой – по прибытию в Индию первое правило, которое выучили все дети Сантар касалось вовсе не диких животных или не менее диких людей, а незнакомых фруктов, ярких цветов и сырой воды. Все это даже трогать не стоило без необходимости, не говоря о том, чтобы в рот пихать.
Роланд устало потер переносицу. Внезапно Аленари подумала, что он выглядит очень усталым Человеком, на которого в единочасье навалилось слишком много дел, мыслей и решений. Но мгновение миновало, и это снова был их отец – спокойный, всезнающий, всесильный. Правитель их маленького домашнего королевства.
- Палатку осмотрели?
- Да, когда доктор пришел, я велела служанкам протряхнуть каждый матрас. Ничего.
Отец положил ладонь на лоб сестры, убрал налипшую темную прядку.
- Останьтесь сегодня здесь.
Она кивнула. Помедлила немного, потом соскочила с постели, а вернулась уже с кружкой воды.
- Но ведь док сказал, что все будет хорошо, да, пап? Пить надо побольше, чтобы икота прошла. И все будет хорошо, да?
- Да, - он смотрел на Лили, смотрел так, что нельзя было не верить. – Будет. Если заболит сильнее или начнет мутить, ты не должна молчать, Лилиан. Сразу позови кого-то. Сразу.
Поднимаясь от постели, он потянулся было провести рукой по спутанным черным волосам старшей дочери, но Аленари ушла из-под его касания своенравной кошкой – ну еще, что он с ней, как с маленькой? Она забралась в постель – рассчитанная на взрослого мужчину, той хватило двум девочкам с лихвой, – устроилась на боку, положила кулак под щеку, и зашептала:
- Если что – буди меня, Воробей. Даже если чуть-чуть заболит, самую малость.
В шатре еще некоторое время горели свечи, отец разбирал какие-то бумаги, читал что-то. А потом свет их как-то рассеялся, расплылся, и Аленари провалилась в сон.
***
Утро в лагере начиналось, как правило, довольно рано для всех, но сегодня никто не принес блюда для умывания, не лез ни свет, ни заря, с гребнями и прочей чушью. Аленари проснулась, и некоторое время просто лежала, прислушиваясь к ровному дыханию сестры и отдаленным людским голосам. Навскидку было часов девять. В шатре пусто… интересно, где отец велел себе-то постелить?
Повалявшись и, в конце концов, устав от этого, она осторожно выбралась из постели. В собственной палатке оделась, наскоро умылась холодной водой, кое-как расчесала и переплела волосы. А чуть ли не у входа наткнулась на Кирана. Шикари часто находил ее с утра и сообщал какие-то мелкие лагерные новости – это стало у них своеобразной традицией.
При виде Аленари он коротко поклонился. Улыбнулся. Иногда ей становилось интересно: сколько же ему лет? Лицо индуса казалось вырубленным из камня или дерева, но зубы… ни у кого она не видела таких белоснежных и крепких зубов.
- Для великого лорда прибыл еще один подарок, леди. Ахал-теке. Черный как сама бездна.
Еще одна традиция – Киран звал ее не «мисси-сахиб», как все остальные, а «леди». Где подцепил это обращение – бог весть. И Аленари пыталась ему вроде объяснять, что леди из нее, как из крокодила – миссионер, но потом махнула рукой. Леди так леди. Черт с тобой.
- Ну махараджа Нанду, я смотрю, прям разоряется… - в голосе звучала насмешка, но все же было чертовски любопытно. Текинских лошадей она никогда не видела, хотя наслышана была.
- И еще одно, леди. Ночью околел один из псов великого лорда.
Аленари нахмурилась.
- Кто-то из папиных? Кто?
- Рыжий Блитц, леди.
- Вот черт… При Лили только не болтай. Расстроится. 
***
Тем временем, в шатре все же появилась служанка с блюдом горячей воды и столь ненавистными старшей из сестер гребнями. Она принесла одежду, хотя одевать и пришлось на одного человека меньше. В тот момент, когда Мадху прилежно расчесывала густые волосы младшей из дочерей генерал-губернатора, пожаловал сам генерал-губернатор.
- Доброе утро, Лилиан. Как ты себя чувствуешь?

При виде отца Лили как-то особенно оживилась, защебетала и этот приподнятый настрой передался всем; даже Мадху, обычно опускавшая взгляд при виде генерал-губернатора, сейчас разулыбалась.
- Происходит ли в этом лагере хоть что-то ускользающее от внимания моих дочерей? – он говорил без улыбки, но и без толики недовольства. Напротив, в глубокий баритон сейчас примешались очень домашние нотки, такие далекие отголоски, напоминавшие об урчании огромного хищного кота. И чувствуя этот настрой, Аленари залихватски подмигнула сестре:
- А я уже давно говорила – мы с Лили стоим всей твоей внутренней разведки!
Отец улыбнулся наконец, легонько провел ладонью по волосам младшей дочери – так, чтобы не разрушить совсем взрослую и такую лондонскую прическу.
- Правда, Лилиан. Самая черная, из всех, что мне доводилось видеть. Мы отправляемся совсем скоро, сразу после завтрака. Я хочу, чтобы вы хорошо поели – следующая остановка будет лишь поздним вечером. Поели, Лилиан, даже если не очень хочется. – Взгляд обратился к старшей дочери. – А яблоко, съеденное у конюшен, завтраком не считается.
Аленари покаянно покивала – отец ранее застукал ее у кавалерийских палаток за поисками подарочного коня. Яблоко, строго говоря, было вторым, и аппетит перебило полностью. Ладно, это потом.
Роланд удалился, и служанка потянулась было к косе самой Аленари, но та лишь досадливо отмахнулась, мол, ну тебя, иди уже. Когда за Мадху сомкнулись полы шатра, старшая из сестер стремительно крутанулась на месте и в миг опустилась на колено перед младшей.
Во взгляде плясали черти.
- Воробей, помощь нужна твоя позарез! Чуть погодя мы пойдем к стойлам, где седлают лошадей для кавалерии. Нужно чтобы ты отвлекла папу минуток на десять – спроси у него… ну что-то, я не знаю! Или попроси. Ты ведь умеешь чирикать, как настоящий воробей, – Аленари озорно улыбалась, чувствуя, как внутри затягивается такой знакомый узел предвкушения каверзы. – Только ты можешь его заговорить, чтоб он стоял довольный такой, и рассказывал, рассказывал… А я, пока он не видит, сделаю кружок на ахалтекинце. Один маленький кружок, никто и не заметит толком. Все отличненько получится! Договорились?
В том, что план идеален, она не сомневалась ни секунды. И безразлично, на самом деле, заметит кто-то или нет, главное, никто ничем не рискует. Лили просто поговорит с папой, никакого криминала. А если – точнее когда – донесут ему о выходке старшей дочери, то ничего толком отец не сделает. Это одно из преимуществ жизни на марше – взрослые так заняты, что быстро забывают мелкие провинности детей.

На раскинувшуюся внизу картину Роланд взирал бесстрастно, с каким-то истинно сократовским спокойствием. И все же, человек, хорошо знающий генерал-губернатора, мог заметить, что нет-нет, но проскальзывало в манере держать себя недовольство, из-под неподвижной маски командира прорывается кипучая энергия, порывы критиковать, отдавать приказ за приказом, переставлять эти маленькие фигурки, менять что-то.
Менять тут на самом деле хотелось многое. И дороги, именуемые так по чистому недоразумению. И рыхлый строй пехоты, который не может собраться воедино, потому что для нормального марша нужен нормальный же путь. И тот факт, что обоз растянется чуть ли не до Гималайского хребта, а по пути кто-то обязательно застрянет, где-то треснет ось и все это застопорится еще сильнее. И кавалерия их, хваленая британская кавалерия, по сути, совсем бесполезна, ведь она не сумеет прикрыть фланги этой гигантской гусеницы…
Когда рядом тропической птичкой вспорхнула дочь, Роланд даже рад был слегка отвлечься. Она все еще смотрел вниз, и краем мысли прикидывал, как покомпактней выстроить обоз, но на вопросы отвечал вполне осмысленно.
- Моя «Роял Онор» действительно не несла паровой машины, Лилиан, ты совершенно права. Но там же, на Балтике, в войне участвовал «Дюк оф Веллингтон», и вот он кроме парусов нес и паровой двигатель. Он был флагманским кораблем всей нашей эскадры. Флагман, Лилиан, это самое главное судно, на котором плывет командир. Окажись мы сейчас в море, то стояли бы на шканцах флагманского корабля…
И он рассказывал ей – ясными, доступными словами, многое упрощая, но стараясь не грешить против истины – рассказывал, почему таким прорывом в той балтийской кампании оказался паровой двигатель, и как важно не зависеть во время боя от ветра.
Рассказ этот прервался внезапно: от подножья холма, оттуда, где его опоясывала мелкая речушка, ветер донес крики, топот, звуки сумятицы и проблем.
Роланд обернулся так резко, что в шее щелкнуло. Обернулся и увидел несущегося по берегу черного коня.
Каким-то шестым или даже седьмым родительским чувством он понял всё – не нужно было ни объяснений, ни полной картины. Хватило пустого седла.
- Капитан О’Кейси, моя дочь под вашем присмотром. Сопроводить ее в палатку. Выполнять.
Последнее он уже бросил торопясь вниз.
***
На то, чтобы сломать конюха ушел весь арсенал – и лесть, и посулы, и, что уж греха таить, шантаж. Бедолага саис заклинал ее всеми известными богами (похоже, даже Буддой и чем-то китайским), не отъезжать далеко, не попадаться на глаза отцу и, что самое главное, не свернуть свою высокородную шею. Аленари только снисходительно хмыкала.
На спину жеребцу она взлетела птицей. Откинула голову назад. Ухмыльнулась. Времена лохматых пони давно прошли – старшая из сестер Сантар отлично держалась в мужском седле, могла с места уйти в галоп, играючи брала заборы.
Текинец после арабов показался каким-то слишком длинным. Пришлось опереться на стремена, найти  удобную точку равновесия. Равновесие нашлось, девушка глубоко вдохнула, выдохнула сквозь зубы… и с разбойничьим выкриком, дала жеребцу шенкелей.
Она хотела просто погонять его по южной подошве холма, посмотреть, на что способен жеребец в действии.
Оказалось – на многое.
Ахалтекинец внезапно вскрикнул – совсем по-детски, взбрыкнул задними ногами так, что Аленари прикусила себе язык до крови, и ринулся вперед, к реке прежде, чем саис успел повиснуть на поводьях.
Дальнейшее слабо поддавалось описанию. Конь вихлял, всхрапывал, повизгивал то ли от злости, то ли от боли. Брыкался, рыскал, разве что не становился в свечу, а самой всадницы только и хватило, что вцепиться в лошадиную шею.
Шок вымел все мысли, кроме одной – у нее ни шпор, ни хлыста. А поводья эту адскую тварь не слишком-то впечатляют.
Под копытами зазвенело. Блеснуло слева. Вода. Речка.
Кто-то кричал.
Если они врежутся, если этот черт споткнется и подомнет ее, если, если, если…
Ноги вылетели из стремян прежде, чем в голове оформился какой-то план. Нужно в воду. Сейчас. И вот теперь под дых вонзился страх, но прежде чем осознать его, проникнуться, Аленари оттолкнулась от луки седла и швырнула себя в бок.
Только бы не на гальку. Только бы…
В лицо и грудь ударила вода – так больно, что на мгновение сознание угасло. Потом вернулся и холод, и удушье, и боль, и страх. Аленари барахталась, захлебываясь; сделала пару гребков куда-то вперед, но пальцы сжали ил. Не в ту сторону.
Затем чьи-то сильные руки выдернули ее наверх, к свету, к воздуху – оказалось, что дочь славного генерал-губернатора боролась за свою жизнь на глубине в четыре фута.
Кое-как откашлявшись, отплевавшись и отдышавшись, она разлепила глаза и увидела приближающегося отца. Внезапно перспектива свернуть себе шею не показалась такой уж плачевной…
***
Походный лазарет к тому моменту был собран, поэтому доктор осматривал несостоявшуюся утопленницу в малом штабном шатре. Переоделась в сухое Аленари тут же и теперь сидела в плетеном кресле, поджав под себя ноги и растеряв всю свою лихость. Плечо дергало, содранную кожу на руках саднило, почему-то чертовски болело левое колено – в общем, забег вышел так себе. Самой же унылой перспективой реяло будущее объяснение с отцом.
За пологом, в основном штабе раздались звуки шагов, мужские голоса. Это хорошо. Если отец не один, а с офицерами, то пробирать ее всерьез точно пока не станет.

Нет, сперва она даже не собиралась подслушивать. Слишком занята была собственными боевыми ранениями и безрадостным будущим. И в голоса вслушиваться начала только затем, чтоб понять – кто из офицеров пришел с отцом и надолго ли они там застрянут. Вдруг папа вообще про нее забудет?! Вот было бы здорово!
А потом как-то словечко за словечком…
- Вы уверены, капитан? – в голосе отца неприятные стальные нотки. Ох ты черт, неужели он так разозлился?
- Абсолютно, милорд, иначе н-не беспокоил бы в-вас. Взгляните.
Это Джефферсон, папин адъютант. Хороший парень, но ты гляди, как разволновался, даже заикаться начал. С ним такое бывало после контузии у Чхивара.
Мужчины замолчали.
- Но позвольте, сэр, - а это полковник Инвотер, у него во втором колене есть граф, поэтому в такой неформальной обстановке зовет он папу просто «сэр», - позвольте, но это ведь… Это же… это неслыханно. Это… - голос полковника упал до шипящего шепота, отчего Аленари пришлось напрячься, дабы расслышать, - покушение. Возможно, это какая-то ошибка. Девочка испугалась, не справилась с лошадью, та понесла, поранилась. Все же девица на боевом коне…
Аленари аж задохнулась от возмущения: это она испугалась? Она – девица на боевом коне?! Да этот Инвотер вообще себя видел? Болтается в седле, как мешок с репой. Сам он… девица!
- Моя дочь вполне способна управиться с лошадью, полковник. Да и в любом случае, этого испугом не объяснить.
Да что такое «это»? В конце концов, Аленари не выдержала, тихонько соскользнула со своего места и на цыпочках – благо, обуться пока не успела, – подкралась к полам, разделяющим два штаба. Осторожно, боясь даже дышать, взяла ткань двумя пальцами, и чуть-чуть сдвинула в сторону. Теперь она могла видеть капитана Джефферсона в профиль и плечо отца. Тот держал в руках что-то… что-то маленькое.
- Милорд, я лично п-проверил лошадь. Круп изранен, и в седле – вот эта ч-чертовщина.
- Но это же… - опять затянул свою волынку Инвотер.
- Мы все понимаем, что это такое, полковник.
- И что теперь делать? – это О’Кейси, который до сих отмалчивался. – Поворачивать? Остановить марш? Взять их под стражу?
Отец молчал. Молчал так долго, что у Аленари заломило поясницу – стояла она полусогнувшись, как артритная цапля. Наконец…
- Нет. Мы движемся дальше. Тем же порядком. Никаких арестов, никаких обвинений. Но я хочу, чтобы за нашими гостями теперь присматривали еще бдительней. Во время марша оцепить их кавалерийским кольцом. На стоянке - удвоить часовых. Если возникнут вопросы, то это для их же безопасности. Я хочу, чтобы Фазл и его люди до выгребной ямы без нашего ведома дойти не могли. Вечером – всех старших офицеров в штаб. 
Дальше отец начал раздавать конкретные приказы – кто куда сейчас выдвигается, и кто караулит Фазла. Понимая, что разговор движется к завершению, девушка сделала шаг назад, глянула в сторону… и тут же увидела на просвет маленькую фигурку за тканевой стенкой. И платьице такое, знакомого фасончика.
Втянув младшую внутрь, Аленари тихонько отвела ее подальше от входа.
- Слышала? – она кивнула в сторону большого штаба.
В голове словно калейдоскоп кто-то встряхнул – мысли сыпались, мешались, накрывали друг друга.
- Послушай, Лили, - она серьезно глянула девочке в глаза, – отцу ни слова о том, что мы сейчас слышали, и о том, что отвлекать его отправила тебя я. Ни полсловечка! – зная, что сейчас последует пассаж про «нечестно», Аленари тут же перебила. – Ну вот посадят нас обеих под домашний арест, дальше что? Будем в графа Монте Кристо с твоей нянькой играть и подкоп рыть чайными ложками? Ни слова. Спросит – ты вообще ни о чем не знала. Хорошо?

Надежды на то, что отец как-нибудь про нее забудет, естественно, не оправдались – он стоял перед ней, мрачный, как грозовая туча над Бенгалией в сезон дождей. И все на что хватило Аленари это состроить максимально раскаивающуюся мину и попытаться задвинуть назад сестру, дабы та случайно не созналась в том, о чем папа еще не знает.
Роланд помолчал немного. Посмотрел на дочерей. А потом припомнил старшей всё: поездки в кавалерийском седле, растрепанные волосы, синяк на лбу, гепардов, то, как она чертыхнулась при нем третьего дня, запущенного в спальню Кристофа павлина несколькими неделями ранее (было забавно), чертового ахалтекинца (совсем не забавно), дохлую гиену на веранде (вообще-то трофей Алека, но какая уже разница), и многое, многое другое…
Аленари узнала, что ведет себя совершенно немыслимо и недопустимо ни для дочери графа, ни для офицера флота Ее Величества, что своим поведением она позорит и лично его, генерал-губернатора, и всю Империю, которую Сантары здесь олицетворяют. В таких вот выволочках задевали сильнее всего, как правило, не слова, а именно тон – папа умел говорить так, словно гвозди вбивал, и после каждой фразы хотелось чуть-чуть пригнуться. Однако, сейчас что-то шло против обычного.   
Да, отец был недоволен и раздосадован, слепой надо быть, чтобы не понять. И все же пробирал он ее как-то… без огонька. Ну, в самом деле, даже разжалование и закрытую школу-пансион в Швейцарии ни разу не упомянул (в этом месте ехидный Кристоф обычно замечал, что короне совершенно не нужны проблемы в Женеве, поэтому лучше отправить близнецов в Петербург, обеспечив Российскую Империю кризисом и коллапсом на долгие годы).
Так вот, отец сердился, но мыслями он, кажется, был очень и очень далеко. А что это значит? Правильно, что подслушанный разговор чертовски, просто невероятно важен. Дело очень серьезное. 
Отчасти поэтому, отчасти потому что хотелось поскорее со всем закончить, Аленари молча стерпела упреки, сделала вид, что ей очень-очень жаль – тут даже притворяться особенно не пришлось, колено болело, как проклятое, – получила запрет появляться возле кавалеристов, конюшен и вообще покидать свою палатку после отбоя в лагере, после чего им с Лили велели немедленно идти к слонихе и к моменту отбытия сидеть в повозке.
Всю дорогу к Эбби девушка молчала. Думала. Вспоминала. Нарушила это молчание она лишь единожды – прежде чем подниматься в повозку, подозвала Кирана и перебросилась с ним парой тихих слов на хинди.
Уже внутри, когда узорчатая парда отгородила их с сестрой от всего остального мира, Аленари кое-как вытянула ноги и задумчиво пробормотала:
- Ох и гадина, оказывается, этот Фазл…
Она колебалась пару мгновений, но потом все же продолжила:
- А подумай-ка, Воробей, кого из псов ты вчера за ужином подкармливала. Потому что тут такое дело… в общем, вчера ночью умер папин Блитц. Рыжий такой, с черными ушами. А тебе ночью плохо было. Как-то это… странно.
Теперь, в свете подслушанного, чуть ли не каждое событие прибрело зловещий оттенок – и внезапный недуг сестры, по словам доктора так похожий на пищевое отравление, и околевший пес, которого по-хорошему любая многоножка ужалить могла.

Глаза у младшей тут же заблестели, трагедия прибрела совершенно иной масштаб.
Вот именно этого Аленари и не хотела! Пса, конечно, жаль, да только собаки для нее были кем-то вроде лошадей или шикари – помощники, а не друзья. Сейчас под рукой эти, потом другие появятся… Но то для нее. А Лили, как правило, таскала этих псов на руках еще щенками, подкармливала и баловала, чем зарабатывала бесконечную преданность со стороны собак и не менее бесконечное недовольство со стороны отца.
Впрочем, не папина свора сейчас тут на повестке дня.
А ведь права сестра! Очень уж неудачно – или удачно, смотря с какой стороны глянуть – в палатке оказалась змея. Даже слугам она большой показалась. Взрослые кобры под ногами у лошадей не путаются и не заметить ее, гордо ползущую через лагерь, просто не могли!
Черт, как же всё это сложно…
Девушка едва сдержалась, чтобы не закусить кончик собственной косы по старой еще, ученической привычке.
Все эти мистические истории про подлых индусов, отравленные сладости и ядовитых змей здорово выглядят только в книжках. На деле Аленари понятия не имела, с какой стороны тут подступиться, как это всё понять и как реагировать. Да, она полностью разделяла возмущение сестры, хотя чувство ее было менее явным, более холодным и мрачным. Да кем этот жирный индюк себя возомнил?! Он чуть не отравил ЕЕ сестру. Едва не организовал ЕЙ сломанную шею. Да половина упреков, которые сегодня пришлось выслушать, на совести проклятого Фазла, чтоб он прямо сейчас провалился в выгребную яму!   
- Не нас, Воробей. – Наконец отозвалась Аленари. – Не нас. Конь и сбруя были личным подарком отцу. Если б он отдал его кому-то – был бы этот… - девушка прищелкнула пальцами вспоминая сложное слово, - афронт, во! В общем, послы бы обиделись. На жеребце ехал бы только папа. И пахлаву предлагали ему. Только они не знали, что он сладкого не любит. И гепардов дарили тоже ему. А значит…
Она осеклась, не зная, стоит ли продолжать. Все же Лили такая маленькая…
А, маленькая, не глупая. Сама уже, небось, поняла.
- А значит, убить хотели отца, - припечатала Аленари. – Хотят. 
Произнесенные вслух слова словно бы приобрели материальный вес – что-то тошнотворно провернулось под ребрами. И чтобы скорее заглушить это чувство, девушка продолжила:
- Я вот только не пойму, почему он велел их не трогать? Если б я решала, то на этом Фазле уже места живого не было! Всё бы сказал – и когда, и зачем, и кто приказал, и вообще… - Она запнулась на мгновение, а дальше продолжала чуть тише. – А в штабе они сегодня только говорильню разведут. Ты слышала этого Инвотера? «Это немыслимо, это неслыханно, ко-ко-ко, ко-ко-ко!» Тоже мне, полковник. Вот если бы… - глаза Аленари сузились в раздумьи, - вот если бы послушать о чем Фазл со своими слугами говорит. Или пошарить немного среди его вещичек… глядишь, и нашлось бы что-то интересное. Не из рукавов же он этих змей достает!

Мотивы и планы отца были для Аленари такой же загадкой, как улыбка какого-нибудь сфинкса. Ничего она не смыслила в хитросплетениях местной политики и сейчас впервые в жизни об этом жалела. Ну, то есть всяких фразочек, которые можно с многозначительным видом вворачивать в разговор, нахваталась быстро. Здорово же как бы между прочим бросить «А Пенджаб-то снова бунтует», мол, она вся такая дочь генерал-губернатора и политика этой Индии для ее семьи просто развлечение после завтрака. А вот на деле… 
На деле, в понимании отцовских поступков преуспела Аленари не больше сестры. Поэтому просто подалась вперед, слушая.
- Делать? Ну…
Умела Лили со своей прямодушной логикой поставить в тупик. А, в самом деле, что они сделают-то с доказательствами? В Скотланд-Ярд отнесут и на Абу Фазла пожалуются? Но и сидеть вот так просто тоже нельзя! Деятельная натура сопротивлялась подобному каждой своей клеточкой, она требовала бежать куда-то, искать, отплатить этому сверкающему жирдяю как можно скорее.
- Я вот еще чего не понимаю – если папа знает, какой мерзавец этот посол, почему мы не остановились? Почему все еще едем к Нанду? Фазл небось не сам придумал отраву в нашу еду сыпать. Ох, как же всё это сложно… - в отчаянии Аленари запрокинула голову, но почти тут же взяла себя в руки, вновь наклоняясь к сестре. – В общем, слушай, Воробей. Папа, он, конечно, всё уже понял. И у него обязательно есть какой-то план. Но даже он не знает всего, да и мы сидеть так просто не можем. Вот представь, пока он сегодня вечером с офицерами в штабе совещаться будет, Фазл в это время станет готовить очередную пакость. Кто ему помешает? Мы просто к нему хорошенько присмотримся. И ближайшего слугу его вычислить надо, это ты отлично придумала. А если найдем или услышим что-то подозрительное – так сразу расскажем папе, предупредим его! – Собственные слова увлекали все сильнее, заговорщицкий полушепот становился быстрее и горячее. – Вечером снова будет пир. И ты, Воробей, скажешься больной – мол, после вчерашнего еще мутит. Я тоже что-то придумаю. И пока они там сидят, «сиятельными» друг друга обзывают, мы с тобой тихонько среди палаток Фазла и осмотримся. Ничего страшного не сделаем, просто глянем что к чему, м?