Henrietta Manro, Alenarie Santar
29 сентября 1886 года, дом семьи Манро
Через три дня "Глориана" покинет лондонский порт, и прежде чем отправиться в это плавание Аленари Сантар решает повидаться с юной мисс Генриеттой Манро еще раз.
Brimstone |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Brimstone » Недоигранные эпизоды » Before I go
Henrietta Manro, Alenarie Santar
29 сентября 1886 года, дом семьи Манро
Через три дня "Глориана" покинет лондонский порт, и прежде чем отправиться в это плавание Аленари Сантар решает повидаться с юной мисс Генриеттой Манро еще раз.
Бабушка была права, но не во всем, баррикадироваться от леди Аленари Генриетта не стала, но и спускаться - тоже, все еще считая неправильным и неприличным принимать гостей сейчас. На уступку все же пошла, потому что не только миссис Манро хотела знать, что случилось с ее сыном, но и сама Генри. Ей ничего так и не сказали, и пока бабушка тоже не знала подробностей, это еще было терпимо, но с того момента, как дом посетила леди Сантар, знать миссис Манро стала явно больше. Девочка видела это, даже требовала рассказать и ей, но бабушка была непреклонна. "Тебе не следует этого знать", "ты еще слишком мала" и все другие подобные фразы, которые вызывали только раздражение и обиду. Она не маленькая! И прекрасно все понимала. И это было совершенно не честно скрывать от нее подробности. Вот только все ее доводы разбивались о глухое молчание миссис Манро.
"Леди Сантар должна рассказать больше, если я ее спрошу. Просто обязана! Ведь дело касается моего папы!" - по крайней мере именно так думала девочка, когда все-таки согласилась поговорить с Аленари Сантар. И тем не менее, когда они оказались вдвоем в учебной комнате Генриетты, так ничего и не сказала. Сначала - потому что ждала, пока горничная расставит на криволапой парте чай и всякие сладости и уйдет, а потом - просто потому что слова затерялись где-то в глубине горла, что смутило и одновременно рассердило девочку. Она ведь хотела поговорить, а вместо этого сидит и серьезно, даже угрюмо, и пристально рассматривает гостью из-под упавших на лицо локонов. И пристальный взгляд, и молчание были не слишком вежливы, даже возмутительны, и Генри это прекрасно понимала, а потому, крепче стиснув сиденье своего стула, благо что под столом ее руки не были видны, девочка все же открыла рот.
- Я надеюсь, что вы благополучно добрались до нас, офицер Сантар, - голос прозвучал несколько ломко, но все-таки, как надеялась Генриетта, с достаточно светскими интонациями, - погода к концу месяца совершенно испортилась.
За большим окном и впрямь все было серым, отчего в просторной комнате, несмотря на освещение было сумрачно. Но отнюдь не неуютно, хотя бы потому, что вопреки традициям, здесь было куча разнообразных вещей, которые Росс Манро когда-то привозил дочери в подарок. Причудливые статуэтки, фарфоровые куклы разных размеров и в разных нарядах, другие игрушки, книги, лежащие и стоящие на полках, причудливые маски на стенах. Но главенствовала над всем этим по-настоящему огромная карта мира почти во всю стену, нарисованная явно от руки, причем не одной, и утыканная россыпью разноцветных булавок. Больше всего было простых серых, но и другие цвета водились на ней в изобилии. Да и в целом чувствовалось, что в этой комнате ребенок не только отсиживал скучные и нудные уроки, но и по доброй воле проводил немало времени. По крайней мере раньше.
- Хотя в октябре ожидаются еще более сильные дожди и ранний приход зимы. - Все тем же светским тоном продолжила девочка, про себя облегченно выдыхая. Тема погоды была одной из тех, что учебники этикета рекомендовали как самую уместную и непринужденную в любой ситуации. Особенно хороша она была в тот момент, когда надо было нарушить неловкую паузу. Честно говоря, самой Генриетте она не показалась такой уж уместной, но если учебники так говорят, значит, так правильно.
Дети. Что она знает о детях? О чужих и незнакомых детях? По идее, у каждой женщины где-то внутри есть такой рычажок, который отщелкивает при виде ребенка и включает сюсюкающий голос, умиленное закатывание глаз и прочие признаки неадекватного поведения, раздражавшие Аленари и в семь лет, и в двадцать семь. Она, конечно, понимала, что может изобразить нечто похожее, но, во-первых, надолго лейтенанта в такой роли не хватит, во-вторых, Генриетта Манро показалась ей достаточно взрослой и разумной, еще решит, что по «леди Сантар» Бедлам плачет.
Посему, Аленари решила, что лучший вариант – честность. Облагороженная, конечно, как в общении с Эмили – к примеру, племянница никогда не видела ее курящей джаджир, пьющей что-то крепче кларета или стреляющей по чем-то кроме бутылок и тарелок.
И все же, честность. Для этого визита Аленари не стала менять мундир на платье или собирать волосы в какие-то замысловатые прически. Все было просто, строго и привычно.
Сейчас, сидя за партой в окружении заморских вещиц, всех этих статуэток и масок, Аленари совершенно не скрываясь, рассматривала сидящую напротив юную леди.
Генриетта не походила на смешливую и оживленную Эмили. Не походила она, конечно, и на мальчишек-мичманов, которых доводилось учить лейтенанту, порой сдабривая наставления подзатыльниками.
Пауза затягивалась, но Аленари не спешила ее прерывать. Наверняка она такая же диковинка для мисс Манро, как и сама девочка – для нее. Пусть смотрит, пусть скажет то, что захочет сказать – даже если это будет реприманд, мол, приличные люди по домам в трауре не ходят.
Честность.
Однако, Генриетта предпочла начать разговор на тему столь банальную и голосом столь светским, то едва получилось сдержать смешок.
Погодка, тем временем, действительно не радовала – осенний промозглый Лондон был местом еще более безрадостным, чем Лондон обычный. Не знай куда направляется, лейтенант могла бы даже порадоваться, что скоро покинет эти улицы и вернется сюда не раньше весны.
Увы, она знала куда уходит. И не имела никаких гарантий, что сумеет вернуться – поэтому и нанесла этот визит, в пику всем правилам приличия.
В свою очередь, наверное, стоило бы посетовать на погоду, выразить надежду на короткую зиму и все такое прочее… Два «но». Первое – Аленари терпеть не могла пустые беседы ни о чем. Второе – не желала притворяться.
– Вероятно, что так. – Улыбка едва коснулась губ и скорее плясала в глубине глаз. – Я не слишком-то знакома с английской осенью. С тех пор как исполнилось пятнадцать, видела ее всего пару раз, не больше.
Она обвела помещение еще одним взглядом – так смотрит человек заинтересованный, человек, которому нравится то, что он видит.
– Это самая занятная классная комната, в какой мне довелось побывать, мисс Манро. И карта… очень красивая. Позволите полюбопытствовать, что на ней отмечают булавки?
За разговорами о погоде, за общими вопросами, за тоном взрослой дамы, который так пыталась копировать одиннадцатилетняя девочка, за всем этим было что-то другое, что-то настоящее, какая-то причина, почему этот подобравшийся котенок подпустил ее так близко. И Аленари хотела знать эту причину, хотела говорить о вещах настоящих, вроде тех, что их окружали.
Тему о погоде поддержали, но как-то не особо охотно, сразу же уведя ее в весьма сомнительную сторону. Это было странно, в книгах писали, что такие ничего не значащие темы охотно подхватывает любой из тех, кто участвует в разговоре. Видимо, леди Сантар не была "одной из", или попросту не читала всех тех книг по этикету, которыми была забита голова Генриетты. Оба варианта были вполне возможны.
- Вы не часто бываете в Англии? - девочка непроизвольно нахмурилась, все так же не сводя глаз с леди Аленари. Или все-таки не леди? Потому что леди не пристало носить мундир и находится где-то далеко от дома, и быть военным офицером - тоже. Это все должны делать мужчины, а леди должны принимать гостей, вести дом и слуг, музицировать или рисовать. А если она делает что-то другое, то она и не "леди" вовсе. По крайней мере именно так писали в книгах, им Генри верила, потому и смотрела на леди Аленари с таким неодобрением. Взгляд изменился лишь тогда, когда девушка заговорила про комнату и карту. Девочка удивленно моргнула, неодобрение из глаз ушло, сменившись неосознанной тоской, когда Генриетта вслед за леди Сантар посмотрела вокруг. Она прекрасно помнила откуда отец привозил каждую вещь и какая за ней стоит история, и ни за что бы не перепутала маску народа догон с маску племени фанг.
- Мне все это привез... привозил из путешествий папа, - голос дрогнул, когда Генри исправила настоящее время на прошедшее, но так было правильнее, потому что не будет больше никаких "привез", только именно "привозил". Она чуть помолчала, а потом поднялась, подходя к карте. Роста девочки явно не хватало, чтобы добраться до ее верхушки, но рядом стояла небольшая библиотечная стремянка, намекавшая, каким образом Генриетта добиралась практически до самого верха.
- А карту мы рисовали вместе, - сказала Генриетта, хотя вопрос был вовсе не о самой карте, - со старого географического атласа. - Девочка протянула руку и погладила морду нарисованного левиафана рядом с австралийским побережьем. - Раньше их всегда украшали такими чудными существами, хотя никто и никогда их на самом деле не видел. Но папа говорил, что сейчас они появились на самом деле. - Генри смолкла, закусила губу, убрала руку от рисунка и вместо этого взяла со стремянки оббитую бархатом коробочку, открывая ее. В коробке лежали все те же цветные булавки.
Генриетта прекрасно понимала, что сейчас ведет себя не слишком вежливо, сначала не отвечая на прямой вопрос, а теперь и вовсе замолчав, но горло опять перемкнуло и ничего поделать с этим девочка не могла, просто долго, тщательно перебирала острые иголки, пока не вытянула одну. С черной головкой. Немного краски попало и на серебристый металл, так что он сам был наполовину темен.
- Они отмечают места, где папа был, - наконец произнесла она, собравшись с силами, - серые - до моего рождения, цветные - после. - Генри покрутила в руках булавку, не глядя на леди Сантар и сосредоточив взгляд на булавке, потом все же подняла глаза. - Вы ведь умеете читать карты. - Это был не вопрос, а утверждение. - Покажите, где папа... умер. - Голос девочки дрогнул и она часто заморгала, сдерживая мгновенно накатившие слезы. Только расплакаться не хватало вопреки всем правилам и особенно сейчас, когда хотя бы чуть-чуть подошла к тому вопросу, который ее интересовал больше всего.
– Боюсь, что так.
В Англии действительно доводилось бывать нечасто – благодаря связям семьи ей не нужно было месяцами оббивать пороги Адмиралтейства ради назначения. Но сейчас, впервые за всю жизнь, этот факт не показался таким уж благом. «Сколько времени вы бываете дома?» прозвучал эхом вопрос Мэгги Манро.
Немного.
Еще один укол виноватости Аленари ощутила, когда что-то болезненное промелькнуло во взгляде ее собеседницы, когда та запнулась на злополучном «привез». И все же, слов своих обратно лейтенант бы не забрала. Даже зная, что поступает в какой-то степени жестоко, делала это сознательно. Она понимала, что, скорее всего, будет ассоциироваться у Генриетты со смертью отца всегда, но не хотела, чтобы сам профессор стоял между ними темной, тоскливой фигурой, чтобы он и все с ним связанное стало какой-то запретной темой. Это, черт побери, неправильно. Росс Манро был человеком, о котором можно и нужно говорить, которого стоит помнить за то, как он жил. И здесь, в этой комнате, в этой цветастой карте была громадная часть его жизни – возможно, самая важная, куда важнее всех ученых трудов и монографий.
Поэтому Аленари с готовностью покинула свое место и присоединилась к мисс Манро. Смотрела на знакомые массивы континентов, на острова, чьих комендантов знала по фамилиям, на изображения морских чудищ – нарисованными они казались куда симпатичнее, чем в жизни, австралийский левиафан и вовсе красавчик, с такими-то усами!
– Да уж, сейчас их хватает с избытком.
Когда из коробочки появилась черная булавка, где-то на подсознании Аленари поняла, о чем сейчас пойдет речь. Что у нее попросят. Что она не сумеет сделать.
Поняла и, к сожалению, угадала.
Лейтенант-коммандер несколько секунд смотрела в серьезные, светло-серые глаза, затем покачала головой.
– Не могу. Это не означает «не хочу» или «не имею права». Не могу. Этого места все еще нет на наших навигационных картах. Когда это изменится, я покажу вам, даю слово офицера. Знаю, что это очень важно.
Она вновь отвернулась к карте, пестрящей россыпью разноцветных головок.
– Скажите, мисс Манро, а где бы вы сами хотели побывать? Как думаете, какое из этих мест самое интересное?
В том, что девочка хотя бы теоретически сумеет ответить, Аленари не сомневалась – отец наверняка много рассказывал ей о своих путешествиях, а дети самый восприимчивый народ на свете.
Вопрос – захочет ли Генриетта рассказывать что-то подобное?
Генриетта молчала, крутя в пальцах булавку. Не может показать, но потом обязательно покажет. Даже слово дала. Вот только взрослые зачастую так легко дают это самое слово и так же легко о нем забывают. Вспомнить хотя бы папиного коллегу, который столько раз обещал принести одну занимательную книгу, и так никогда ее не принес.
- Хорошо, - наконец произнесла девочка, вновь поднимая глаза на леди Сантар, - я буду ждать. - Булавка отправилась обратно в коробочку и Генри вновь замолчала, хотя все-таки надо было спрашивать дальше. Да, леди Аленари не может показать, где все случилось, но рассказать-то вполне. Девочка уже было вновь открыла рот, решившись спросить, но девушка ее опередила, очередным вопросом вновь задев болезненную струну. Хотя это не было чем-то удивительным, любая тема, так или иначе затрагивающая ее и отца, была болезненной, но откуда это было знать кому-то постороннему?
- Здесь, - Генриетта придвинула стремянку к восточной части карты, ловко на нее взобралась и указала пальцем на ярко-красную булавку, воткнутую в группу небольших островов недалеко от Китая, - это - Япония. Европейцам только недавно было разрешено ее посещать, а до этого власти Японии закрыли ее от гайкокудзинов* еще в первой половине семнадцатого века, потому что боялись, что миссионеры-христиане могут не только смутить умы простых японцев, но и привести с собой армию для захвата страны. - Голос Генри зазвучал деловито и серьезно, как будто она отвечала не на простой вопрос, а урок своему учителю. - Американец Мэтью Пэрри в 1853 году добился того, что Япония стала торговать с Западом и открыла свои порты сначала для Америки, а потом уже к ней присоединились Британия, Россия и Голландия. Папа там тоже был, - с гордостью за своего отца сообщила Генриетта, на какое-то мгновение даже забывшись, но плохие воспоминания быстро вернули все на круги своя, - он обещал взять меня туда, когда я стану старше. - Голос вновь зазвучал тихо и девочка, пользуясь тем, что стоит наверху и ее лица скорее всего не видно, поспешно стерла набежавшие на глаза слезы. Теперь эта поездка никогда не состоится, и не потому что леди одни никуда не ездят, даже в парк на прогулку, не говоря уже о других странах, а потому что папы больше не было.
Генриетта вновь с силой потерла глаза, которые становились мокрыми вопреки воли самой хозяйки. Плакать при ком-то было совершенно неправильно, сделать это можно и потом, когда она вежливо, как и подобает по этикету, распрощается с гостьей. Прощаться же, пока она не задаст самый главный вопрос, Генри не собиралась. Без него эта встреча не имела никакого смысла, а лишь несла с собой возмутительное нарушение правил приличия, за которое, она, между прочим, высказывала бабушке.
- Бабушка говорила, - собравшись с духом и в очередной раз вытерев слезы, сказала Генриетта, - что вы были с моим папой, когда он умер... - голос девочки в который раз дрогнул. - Мне никто ничего не говорит. Считают, что я не вынесу правды, считают, что раз мне одиннадцать лет, то я не имею права знать. - Прозвучало это до обидного сумбурно и по-детски, но слишком уж взволнована была сейчас девочка, чтобы тщательнее выбирать слова. - Вы тогда все рассказали бабушке, я в этом уверена. Расскажите и мне, пожалуйста. - Последнее, несмотря на вежливое "пожалуйста" в конце, прозвучало даже скорее как требование, нежели просьба, хотя исключительно потому, что в глубине души Генриетта боялась, что офицер Сантар откажется ей что-то говорить, сославшись все на тот же возраст. И тогда все, спрашивать будет не у кого.
Офф: * - иностранец (яп)
Отредактировано Henrietta Manro (24 февраля, 2018г. 16:10:51)
Япония, надо же…
Дальше Южно-Китайского моря лейтенанта Сантар рейсы никогда не заводили, поэтому россыпь островков у восточной оконечности Евразии были для нее такими же теоретическими, как для Генриетты. Но теорию девочка чесала так бойко, как по писаному, в какой-то момент Аленари даже заслушалась.
А затем голосок стих, сломался, и вновь накатило чувство вины – на этот раз посильнее.
«Сантар, ты идиотка. Кто тебя вообще к ребенку пустил?»
Надо было менять тему… но на что? О чем говорят с детьми? Как дела в колледже? Что ты любишь читать? Господи, какой бред лезет в голову!
Внезапно юная мисс Манро сама сменила тему, да так, что Аленари ощутила себя юнгой на шканцах линейного корабля – шевельнутся нельзя, чтобы не напортачить.
Лейтенант слегка нахмурилась. Левиафан ухмылялся – почти издевательски.
Она очень четко понимала, что не имеет права ничего рассказывать – если миссис Манро решила, что внучка слишком мала для правды, то так тому и быть. Кто такая офицер Сантар, чтобы вмешиваться?
И в то же время она отлично помнила себя в этом же возрасте. Знала, если Генриетта захочет узнать, то рано или поздно раскопает чертову статью в «Монинг мирроу». И вот это будет худший вариант из всех возможных, ведь не зная настоящей правды, она примет за нее мерзкую переиначенную историйку.
Ее собственный отец когда-то сказал, что самая горькая, самая жестокая правда лучше лжи и неизвестности. Она как твердый камень под ногами позволяет идти дальше, без нее же человек завязнет на годы – возможно, на всю жизнь.
– Хорошо. – Все еще слегка хмурясь, Аленари кивнула. – Пойдем.
Они вновь сели за парту, туда, к остывающему чаю и нетронутым сладостям.
Начинать пришлось издалека:
– Вы умная девочка, мисс Манро, и знаете, что наш мир не всегда был таким, как сейчас. Великобритания когда-то была единым островом, а в морях не жили чудовища. Но теперь… теперь встречается разное. Есть люди, которые считают, что если пролить чужую кровь, то они получат какую-то силу, могущество, бог знает что еще. Практически безумцы. К несчастью, такие люди оказались в составе экипажа «Сильвер датчес», нашего корабля. Они подняли бунт. Ваш отец, я, те, кто не захотел подчиниться – сопротивлялись. И мистер Манро был убит.
В собственный голос прокралась предательская хрипотца, но Аленари продолжила:
– Он погиб защищая других и возглавляя других. Но прежде…
В этот момент лейтенант-коммандер словно увидела себя со стороны – рослая, загорелая, в офицерском мундире. Как странно, наверное, прозвучит то, что она собирается сказать. Диковато даже.
– …прежде, попросил меня приглядывать за вами. У меня нет своих детей. И, честно говоря, я… слабо представляю, как ладить с детьми. Но в этом плавании ваш отец стал моим другом. И я очень хотела бы стать вашим.
Леди Сантар молчала, видимо, обдумывая стоит ли выполнять просьбу Генриетты, и это молчание для девочки растянулось, казалось, на долгие часы. Больше всего она боялась, что леди Аленари откажет, так что когда та все-таки хмуро кивнула и выразила свое согласие, у Генри вырвался облегченный вздох. Нет, ей было страшно было узнать настоящую правду, но и ограничиваться простым «умер» девочка не хотела. В свое время папа честно рассказал, почему мама больше не с ними, теперь девочке была нужна честность и здесь.
Генриетта слушала молча, не перебивая рассказ ни вопросами, ни всхлипами или иными звуками. Просто сидела, выпрямив спину так, будто к ней была привязана доска, и пристально смотрела на девушку, сидящую напротив, только сцепленные в замок руки, лежащие на коленях, подрагивали. Генри действительно была умной, кое-кто говорил, что чересчур, но одну вещь она никак не могла понять – мир взрослых. Они выдумывают правила, даже записывают их в книгах и все ради того, чтобы потом не выполнять их. Или творят еще более странные вещи, например, как то, что рассказала леди Аленари. Сила и могущество, ценой чужих жизней? Этого при всем своем уме Генриетта понять не могла никак. Да и не старалась, если честно, потому что все это забрало у нее папу. Какие-то незнакомые ей люди решили, что они могут поднять бунт и распоряжаться чужими жизнями ради собственных интересов. Нет, все исторические войны, о которых читала девочка, по сути ради этого и затевались, но одно дело читать про чужие войны и чужих людей, и совсем другое, когда это касается самого родного человека. Понять и принять этот факт Генриетта не могла. И слов, чтобы как-то прореагировать на рассказ Аленари у нее не было, все, что она могла, крепче стиснуть пальцы. Все это было дико, неправильно, напоминало страшный сон или выдуманный рассказ, что угодно, но не реальность. И все-таки все это было реально, как и то, что леди Аленари сидела сейчас перед ней и говорила дальше, про последние слова папы и про их дружбу. Генриетта встрепенулась, резко дернув по-детски острыми плечиками, вновь выпрямила спину, которую сгорбила и сама не заметив как.
- Спасибо, что рассказали все, леди Сантар, - голос прозвучал тихо, но слишком высоко, чтобы не угадать в нем подступившие слезы, - и я рада, что хоть кто-то… - слово «выжил» так и не прозвучало, заученная фраза все из того же учебника этикета оборвалась, так и не закончившись, девочка не выдержала и, уткнувшись лицом в ладони, разревелась. Это было так же неправильно, как и все остальное, и до этого момента Генри даже при бабушке старалась сдерживаться, поливая слезами только свою подушку, когда никто не видел. Но слишком сильное впечатление произвел рассказ леди Сантар на девочку, которая до этого момента не сталкивалась ни с чем таким. Смерть от старости или болезни – это все было понятно и вписывалось в картину мира как его естественная, пусть и очень грустная, часть, с этим ничего нельзя было поделать. Но такая вот смерть, в месте, которое даже еще не нанесено на карты, слишком горькой и несправедливой она была в понимании одиннадцатилетней девочки, которую взяли и лишили отца ради какого-то там могущества. Потому и не стало больше сил сдерживать слезы, несмотря на то, что практически посторонний человек, пусть и друг ее отца, сидела сейчас напротив.
Редко приходилось ощущать себя такой беспомощной. Такой слабой, бесполезной и растерянной. Черт, ну почему у нее нет способности Лили всегда находить правильные слова в нужный момент?
А были ли вообще правильные слова? Ее саму выворачивало от неправильности происходящего. Для офицера очень важно принять простую формулу – ты ведешь за собой людей, и некоторые из них погибнут. Сперва это бьет под дых, деморализует, но, в конце концов, привыкаешь ко всему. Что-то отмирает в тебе самом. Что-то умерло и в Аленари Сантар, она научилась вести своих людей на смерть, а затем смотреть, как море поглощает трупы, зашитые в парусину. Это часть ее жизни – но не жизни Росса Манро. Он поднялся на палубу «Сильвер датчес» не для того, чтобы стрелять. Он не был офицером, или матросом, или пехотинцем. Он был ученым. Был целым миром для девочки сидящей напротив, и теперь ей, лейтенанту Сантар, надо рассказывать девочке, как же так получилось…
Правильных слов не нашлось. Ни у кого.
И когда хлынули слезы, у самой Аленари внутри что-то дрогнуло – что-то вроде бы совсем не существующее, а может и просто давно забытое. Жизнь плохо научила ее утешать и уговаривать, напротив, всегда требовала стоять прямо и твердо. Но здесь не применимо ничего из ее офицерского мира, и лейтенант позволила себе пойти на поводу у порыва.
Она обошла парту, опустилась на колено, коснулась худенького детского плечика – неужели Лили когда-то была такой маленькой? – и заговорила.
– Мне жаль. Мне так жаль… - как же хотелось сейчас передать, физически поделиться знанием, что любая боль потери рано или поздно блекнет, превращаясь в тоску, а затем – в грусть.
– Будет легче. Поверьте, я знаю о чем говорю. Вы не забудете отца и он всегда, – Аленари коснулась темных волос, поймав выбившуюся прядь, пригладила ее, заправив за ухо, – всегда будет где-то рядом. В этих картах, во всем, что он рассказал и показал вам. Во всем, что вы делали вместе. И со временем станет легче. Не так больно. Обещаю.
Пожалуй, это единственное, что могла пообещать лейтенант-коммандер – тот факт, что она собирается вернуться на проклятый остров и при оказии убить бывшего лейтенанта Гейбла, зачинщика бунта, вряд ли юную мисс Манро бы утешил.
Слезы все никак не кончались, продолжая литься, хотя сейчас Генриетта уже не просто прижимала ладони к лицу, а старалась вытереть их. Всё-таки не должна себя так вести леди, она должна уметь брать себя в руки в любой ситуации, как бы плохо все не было. Генри и старалась себя взять, да вот только что-то не бралось в этот раз. Легко реветь в одиночестве, когда никто не видит и не пытается утешать. Там слезы кончаются сами собой и остаётся только судорожно стаскивать мокрую подушку, а потом старательно растирать глаза и лицо, чтобы даже следов не осталось.
Искренняя же попытка леди Сантар только все усугубляла, с каждым словом словно открывая новые потоки слез. Девочке не хотелось, чтобы отец оставался в ее воспоминаниях, он ей был нужен живой и рядом, и от осознания того, что это невозможно, было только горше. В конечном итоге Генриетта просто уткнулась в плечо Аленари, поливая слезами уже его. Успокоилась девочка лишь когда сил на слезы больше не осталось, и вместо всхлипываний у нее стала вырываться икота. Это уже было совсем ни в какие ворота и, зажав себе рот, Генриетта поспешно отстранилась.
- Из-звините, - пробормотала она, опуская красные и заплаканные глаза и совсем уж неподобающе шмыгнула не менее красным носом. Хотя виноватой она себя наверное не чувствовала, скорее почему-то жутко уставшей и опустошенной, только в ушах звенело. - Я н-не хотела вести себя неподобающе. - Но тем не менее говорить себя Генри всё-таки заставляла, нельзя было, чтобы у леди Сантар сложилось превратное мнение о ее поведении. - И я не против, чтобы мы с вами подружились. - А что она ещё могла сказать после того, как прорыдала на плече у первого человека, который рассказал ей правду. И это, пожалуй, перекрывало и то, что леди Сантар в своей офицерской форме не очень на леди походила, и неловкую ситуацию со слезами. Девочка с силой потерла лицо, стирая мокрые дорожки и добавляя красноты.
- Я очень благодарна, что вы все мне рассказали, леди Сантар. - Тихо добавила Генри, вновь опуская глаза. Пусть от правды было больно, но лучше уж так, чем пустая констатация факта без намека на причины. Мисс Манро немного помолчала, слушая, как продолжает то тише, то громче звенеть что-то в голове, а потом так же тихо спросила. - Скажите, леди Сантар, могущество и что-то такое действительно стоят всего этого? Бунта, чьих-то смертей? - она подняла глаза на девушку. Для себя Генри все решила, но все же хотела услышать ответ на этот вопрос и от другого человека.
Если время, когда надо говорить – какие угодно глупости, любые странности, лишь бы говорить, лишь бы звучал голос.
Есть время, когда нужно замолчать.
И Аленари замолчала, осторожно обнимая худенькие плечики, поглаживая, перебирая темные пряди. Наверное, если бы не чувство собственной беспомощности и виноватости, мешающее мыслить трезво, она бы обязательно подумала о том, что за последние пять лет много раз держала в руках оружие, но ни разу не успокаивала ребенка. Возможно, на секунду даже решила бы, что это совершенно неправильно. Что где-то и когда-то ошиблась, свернула не туда на жизненном пути. Возможно, она о чем-то бы пожалела.
Возможно.
Но затем все закончилось, в это мгновение Генриетта неуловимо напомнила ее саму в детстве – неловкую, немного нахохлившуюся, потому что кто-то посторонний только что стал свидетелем твоей слабости.
Аленари убрала руки, но с колен не поднялась.
– В слезах нет ничего неподобающего.
«По крайней мере, в таких…»
Боль, разочарование, тоску, страх – все это надо выплескивать. Потому что, накопившись, перебродив, они отравляют. Ей самой этот урок дался непросто, и раз за разом Аленари повторяла его, пытаясь усвоить до конца.
Было ли за что ее благодарить? Наверное. Но лейтенант Сантар сейчас совершенно не чувствовала себя как человек, сделавший что-то хорошее, что-то правильное. Последние же слова заставили опустить взгляд ее саму.
Такой простой вопрос. На него нужен такой же простой ответ? Мол, убивать плохо, бунтовать плохо, нужно слушаться взрослых и королеву? Но ведь мир намного сложнее. Не каждый, кто хоронит других ради своего блага – безумный культист. Не всякое могущество – от потусторонней твари. Рано или поздно юная Генриетта столкнется и с этим.
– Нет. – Аленари вновь подняла глаза на девочку, но теперь во взгляде не было растерянности или сочувствия, только спокойная прямота. – Конечно, есть люди, которые не согласятся со мной. Иногда они безумцы и фанатики. А иногда… просто люди. Просто люди, которые поднимаются по чужим жизням, как по ступеням. Но даже когда они говорят, что делают это ради великой цели, большой идеи. Или, что они необходимое, меньшее зло. Или, что это право сильного – взять то, что понравилось, и так было испокон веков. Даже тогда – нет. Не стоят.
Генриетта медленно и серьезно кивнула, показывая, что запомнит это. И все-таки где-то в глубине вновь появилась досада, а вместе с ней и еще один вопрос - зачем тогда все это, если не стоит? Но задавать его девочка не стала, просто для себя приняв это как еще одну условность взрослого мира. Безрадостная, прямо, скажем, условность, но с ней, как и со многими другими приходилось мириться. Вместо этого Генри вновь потерла красные глаза и покачала головой.
- Я больше не буду плакать, - губы сжались в упрямую линию, - леди не подобает проявлять эмоции при... - она запнулась, вовремя поймав чуть не соскользнувшее с языка слово "посторонние". По сути таковой леди Сантар уже не являлась. Она была другом отца, выразила желание подружиться с самой Генриеттой, да и бабушка говорила о ней исключительно тепло, хотя уж кто-то, а миссис Манро никогда не считала себя нужной сдерживаться, давая кому-то характеристику. -... на людях. - Поправилась девочка и вздохнула. Конечно, не следовало, но действительно стало хоть немного легче. Горькая обида никуда не делась, на прежнем месте осталась и тоска по отцу, но все-таки что-то изменилось. То ли от того, что кто-то кроме бабушки попытался ее утешить, то ли потому, что девочка наконец действительно выплакалась. Сейчас Генриетта даже не пыталась разобраться в собственных эмоциях, полностью сосредоточив внимание на гостье. То, что она узнала все, что хотела, совершенно не значило, что девочка собиралась прощаться. Слишком неправильно и невежливо это было бы по отношению к леди Аленари. Но и возвращаться к разговорам об отце тоже не стоило. Может быть со временем и станет легче, но точно не сейчас.
- Вы тоже много путешествовали? - все-таки наконец спросила Генри. Раз леди Сантар не очень нравятся обсуждения погоды, то и другие светские темы она не слишком оценит, да и если честно, девочка и сама в них была не сильна в силу возраста. Так что тема путешествий показалась ей самой уместной и безопасной. Хотя и вновь заставила вспомнить о том, что леди вообще-то путешествовать не подобает. Но в данном случае наверное стоило просто смириться и с офицерским мундиром, и с тем, что леди занимается совсем не тем, чем положено леди. - Вы не расскажите, где были? - наверное стоило бы еще сказать, чтобы им принесли чай, тот, что был давно остыл, но, немного посомневавшись, девочка все-таки не стала никого звать. Потом, чуть позже.
Разговор коснулся путешествий собственных, и Аленари почувствовала, как сошла с узенькой неверной тропки. Рассказывать о виденном всегда проще, чем рассуждать о таких материях, как жизнь, смерть и справедливость – вещах, в которых она сама-то не великий знаток.
– Да, пожалуй, что так.
Вот только что из ее путешествий покажется интересным для одиннадцатилетней девочки? Явно не стычки с морскими тварями и алжирскими пиратами.
Аленари начала медленно, словно нащупывая правильные слова и образы.
– Я плавала по северным морям, бывала в Дании и Германской империи. Раз пять бросала якорь в порту Фленбурга – этот город лежит на берегу фьорда. А фьорд это длинная-длинная гавань, такой очень узкий залив. На севере нет ничего красивее этих фьордов. Берега у них высоченные, укрыты лесами, как густой овечьей шкурой, а вода ярко-синяя или бирюзовая. Такая холодная, что у человека может остановиться сердце, упади он в нее.
Память сама по себе сыпала яркими картинами прошлого – образами, запахами и звуками, жаром и холодом, соленым ветром, земной дрожью под копытами сотен бизонов, странными напевами инструментов из кости и дерева.
– Я бывала в Америке. В Африке – южной и западной. В Австралии. В Китае. В Греции и Италии. В Египте после англо-египетской войны – там пришлось даже оказаться в старом храме, где века назад поклонялись богине с львиной головой.
И все же воспоминания об этих странах были лишь фрагментами, словно кусочками мозаики на которые довелось бросить мимолетный взгляд. Кроме Англии Аленари Сантар знала лишь одну страну.
– А когда я была немногим старше вас, моя семья переехала в Индию и несколько лет я жила там.
Она сама не понимала, что улыбается:
– Это невероятный край, мисс Манро. Очень неспокойный. Очень опасный. И один из самых интересный на свете. На севере его лежат горы – Гималаи, высочайшие в мире. Их вершины всегда покрыты снегом, но когда солнце восходит и заходит, оно делает эти вершины ярко-алыми. Через всю Индию течет священная река – Ганг. Ее берега поросли слоновьей травой, и эта трава вырастает в два раза выше меня, в ней можно идти, как в лесу. Ну а настоящие леса Индии… это целый мир. Иной мир, не похожий на наш и правят им вовсе не люди. Слона называют богом индийских джунглей. А тигра – царем. Там живут здоровенные змеи – гамадриады, длиной футов в десять или даже двенадцать. Но есть среди индийцев такие, кто зовут себя заклинателями змей – эти люди заставляют кобр танцевать под дудочку, как каких-то дрессированных собачек. Но самый страшный враг ядовитых змей – не заклинатель, а мангуст. Это зверек размером с кошку, совсем маленький, а храбрости в нем, будто в каком-то тигре. Он проворнее любой змеи, легко может убить ее в поединке. Пока я жила в Индии у меня была пара мангустов – Кай и Тез-Ла. Каждую ночь они охотились на змей вокруг нашего дома. А еще там полно павлинов – вы видели когда-то павлина? – в лесах они сидят по деревьям, словно скворцы и каждое утро голосят своими дребезжащими голосами. Невероятно красивая птица, но петь не умеет совершенно…
В какой-то момент Аленари поняла, что увлеклась и рассеянно потерла переносицу, поднимаясь.
– Сказать по правде, я неловкий рассказчик, мисс Манро. И большая часть моих баек или морские, или охотничьи, но если вам захочется – постараюсь вспомнить что-то занятное.
Генриетта слушала с интересом, устроив голову на сложенных кулачках и не сводя с Аленари серьезных глаз. Не удержалась и влезла только один раз, когда та заговорила про египетскую богиню:
- Ее зовут Сехмет, она считается истребительницей врагов богов, но при этом так же покровительствует и врачам и может исцелять и насылать любые болезни. - Может это было не слишком вежливо, но и удержаться и не блеснуть, и может быть немного выпендриться, знаниями было выше ее сил. Но дальше Генри все-таки молчала, слушая и думая про себя, что леди Аленари наверное просто некогда было учить то, что обычно делает из девушек леди. Она же побывала практически везде, а путешествия занимают изрядную долю времени, когда уж тут учить что-то другое?
- Я видела их на картинках в альбоме отца, а живых - нет, - девочка встрепенулась и вновь села прямо, до этого она прямо распласталась по парте, потому как слушать так было значительно удобнее. - Нет, вы хорошо рассказываете, - она серьезно покачала головой, вновь смолкла, задумавшись, а потом спросила, - а вам не было страшно там в Индии? Папа говорил, - Генриетта замялась, прикусила губу, но совладала с собой, - что там постоянно идет война. А еще много всяких воинственных культов и старых храмов, и есть змеи, которые могут бросаться на людей и жалить их, пока человек не упадет замертво. - Вообще, конечно, он не говорил ей об этом напрямую, ну по крайней мере не обо всем, но и не запрещал читать то, что писал о своих путешествиях, а уж там-то было расписано все-все. Представлять это "все-все" было даже страшновато, но любой страх под влиянием уютного дома проходили, к тому же рядом была бабушка или отец, или оба сразу, разве можно долго и всерьез боятся в такой атмосфере? А леди Аленари жила в том краю и наверняка видела не только мангустов и змей, но и все то, о чем писал отец Генри.
"И совершенно этого не боялась?" - девочка склонила голову на бок, пытаясь самостоятельно ответить на свой же вопрос. Это было трудно, поскольку представить леди Сантар девочкой тоже удавалось с трудом, с воображением у Генри всегда были проблемы. Но одно понятно точно, человек, который не любил ту страну, не улыбался бы сейчас, рассказывая о ней.
Генриетта опять смолкла, досадуя, что в разговоре то и дело возникает пауза, хотя все тот же этикет требовал, чтобы они или не возникали, или заполнялись бы чаем или более основательным приемом пищи.
"Точно - чай!" - Генри встрепенулась, опуская взгляд на совершенно остывший чай, что тоже было недопустимо.
- Я сейчас попрошу, чтобы подали горячий чай, этот совсем остыл. - Вновь возвращаясь к советскому тону, ну или попытке его изобразить, сообщила Генриетта Аленари, тут же подскакивая и вызывая горничную, после чего вернулась на свое место и с любопытством спросила.
- А вы ездили на слонах? - про них Росс Манро тоже много чего рассказывал, и про их нрав, и про то, что они в равной степени могут служить людям помощниками и быть безжалостными убийцами. - Папа рассказывал, что они там почти как лошади и кареты здесь... - Генриетта осеклась, прикусывая губу и разом вновь сникая и хмурясь, а от того выпрямляя спину еще больше, словно бы пытаясь за проявлением правильным манер спрятать все остальное.
Вошла горничная с подносом, на котором исходил паром новый чайник и стояла пара чашек, избавляя от необходимости говорить что-то вот прямо сейчас. Женщина молча, но кидая любопытные взгляды на Аленари, расставила чашки и наполнила их чаем, забрала старые и поспешно удалилась. Девочка придвинула к себе чашку, но отпивать из нее не спешила, уставившись на чай так, словно пыталась в нем что-то рассмотреть.
Страшно ли ей было в Индии? Странно, наверное, но она никогда толком не задавалась этим вопросом. Всё девочка сказала верно – и война, и культы, и храмы, и змеи, и много чего еще, но страшно ли ей было жить там?
Нет.
Даже пленение в храме Кали не стало поводом бояться всего и всех вокруг, прятаться за спинами отцовской охраны. Трюк ли это памяти, которая оставила только самые яркие победы и впечатления? Или же сама Аленари настолько верила в ум и силу отца, что просто не допускала всерьез, что с ней может случиться нечто непоправимое? Теперь уже не скажешь.
– Наверное, мне просто некогда было бояться, если вокруг столько интересного. – Она опустилась на прежнее место за партой. – Но если доведется попасть в Индию, то про змей не забывайте никогда, мисс Манро. Их там действительно много, а уж ночью и вовсе не вздумайте выйти из дому без фонаря и хорошей палки.
Пока меняли чай, пока горничная стояла над душой и расставляла чашки, лейтенант-коммандер наблюдала за юной хозяйкой этой встречи. Она уже успела подметить, что каждое упоминание профессора Манро приходится болезненным уколом для его дочери. Значит, надо говорить самой – о слонах, Индии, джунглях, собственных путешествиях, о чем угодно. Надо говорить.
За горничной закрылась дверь.
– Мне довелось ездить на слонах, причем не раз. Они там действительно как кареты для самых богатых, вроде принцев-раджей или британских чиновников. И это ну очень удобно – хороших дорог-то в Индии раз, два и обчелся, в сезон дождей карета завязнет по самую крышу. Слоны невероятно умные и чер… кхм, то есть очень опасные, если разозлить. Я видела взбешенного слона всего пару раз в жизни и скажу, что больше не хочется. А ведь давным-давно люди воевали на них, наряжали в специальные доспехи – вот это было зрелище, наверное, стальной слон! – Поняв, что, кажется, съезжает в проторенную колею военной истории, которая одиннадцатилетнему ребенку едва ли интересна, Аленари исправилась. – Его недаром считают хозяином джунглей, мисс Манро, ни один хищник не рискнет напасть на взрослого слона. Правда мой шикари – так в Индии называют охотников – рассказывал, будто видел настоящую битву между слоном и тигриной парой, но самой мне ничего подобного видеть не доводилось. А еще они хорошо запоминают людей и могут узнать их спустя годы. Когда мне было шестнадцать, отец подарил собственную слониху – Эбби. Так вот прошло несколько лет, я уже получила лейтенантский чин, но каждый раз, когда возвращалась домой из плавания, Эбби встречала меня таким трубным гласом, что тарелки на столах подпрыгивали. Однажды она спасла меня от разъяренной самки леопарда – в тот раз я оказалась достаточно беспечна, чтобы сунуться в лес без оружия.
Все эти разговоры о животных, породили странную идею – такую неожиданную, что Аленари замерла, не донеся чашку до губ – возможно, ей действительно есть что рассказать и показать юной мисс Генриетте. Конечно, катание на слоне в Англии не организуешь, но все же…
– Знаете, мисс Манро, а ведь в Лондонском зоопарке, кажется, есть слон. Африканский правда, но все равно ведь слон. Когда я вернусь из плавания, возможно, мы могли бы сходить туда вместе, посмотреть на него?
Слова леди Аленари про ночные выходы вызвали у Генриетты недоумение, леди и незачем ночами куда-то выходить, но на всякий случай совет она все-таки запомнила. Хорошие и правильные советы вообще штука очень полезная, это все вокруг твердили, и глупо от них открещиваться только потому, что сама никогда и никуда не собирается выбираться ночью. А вот про отсутствие страха при наличии чего-то интересного было понятно, отец и его друзья в разговорах, которые Генри слышала, тоже не раз говорили о чем-то таком. Хотя самой девочке подобные материи были еще не доступны и она не боялась исключительно потому, что отец ее учил быть смелой. Всегда. Чтобы ни случилось в жизни. Правда, ничего "такого" с ней никогда не случалось, но на будущее это тоже могло пригодиться.
Дальнейший рассказ леди Сантар Генриетта просто слушала, не сводя с девушки глаз и только ерзая от желания высказаться, но сдерживалась. Перебивать рассказчика было в высшей степени неприлично, да и выскакивать со своими знаниями – тоже. Тем более что леди Аленари наверняка знала такие простые вещи и сама. И сам рассказ был удивительный, особенно, та его часть, которая касалась домашнего слона. Представить его таковым было не самой простой задачей, но детское воображение справилось, только почему-то поместило серого гиганта в лондонский антураж на задний двор их дома. И судя по насупленному выражению морды воображаемого слона он был совершенно не рад этому факту.
- Ух ты, - все-таки выдохнула Генри, не сдержавшись, - собственный слон это удивительно… - обычно девочка к животным относилась довольно равнодушно, своих у нее никогда не было, не считая несчастного попугая, но и тот скорее принадлежал бабушке, а чужие особо не интересовали. Но, пожалуй, от своего собственного слона и она бы не отказалась. Хотя вот с леопардом бы точно не захотела сталкиваться, это, наверное, все-таки было страшно, и леди Сантар, которая так спокойно говорила об этой встрече, достался полный уважения взгляд. Это же насколько надо ничего не бояться, чтобы пережить эту встречу и не перестать ее упоминать?
А вот над предложением пойти потом в зоопарк девочка раздумывала дольше, но все-таки кивнула:
- Да, можно сходить, когда вы вернетесь и кончится траур, потому что раньше это неприлично. – И потом добавила торопливо, словно боясь, что ее мысли опять зациклятся на смерти отца. – На африканских слонах в древности воевали. Во время пунических войн в карфагенской армии было более трехсот голов этих животных. На их спинах устанавливали башни, в которых помещалось до трех человек. А вот доспехи наверное все-таки не одевали, - воодушевленная своими знаниями девочка запнулась и с сомнением покачала головой, - Карфаген же был на северном побережье Африки, там жарко, слоны бы в стальных пластинах просто испеклись. Но наверное какая-то защита все-таки была, - все-таки была вынуждена признать Генриетта, - хотя ее не особо изображают. Вот, - она поспешно, не так, как приличествует леди, вскочила и подошла к одной из полок, заставленной книгами, потом подтащила к ней всю ту же стремянку, забралась и сняла массивную фигурку слона, на ее место придвинув пузатого человечка с распахнутым ртом и курчавой бородой. – Это Бес, - на всякий случай пояснила Генриетта, - египетское карликовое божество и хранитель домашнего очага. А это, - она поставила перед леди Сантар слона, - точная копия тех, что делали в Карфагене, только современная. Тут даже башня есть и человечки, - человечки и в самом деле были, набросаны схематично всего лишь парой штрихов резца, в отличии от самого слона – тот был сделан с особой тщательностью, каждая складка, каждая морщинка была видна. – Это Loxodonta Africana cyclotis, лесной африканский слон, - спохватившись, пояснила Генриетта, - они окончательно исчезли из региона во времена римских завоеваний.
Глупо, конечно, но согласие юной Генриетты ощущалось как некая… победа, что ли? Будто сама Аленари наконец-то сделала и сказала что-то верное. Угадала. Будто она оказалась не так безнадежна, как думала в самом начале.
Однако, чувство внезапной победы очень быстро отошло на задний план перед самым обычным удивлением. Потому что мисс Манро, совсем недавно изображавшая чопорную светскую даму, внезапно выдала на гора такую речь, что ее смысл не сразу в голове у лейтенанта-коммандера уложился. То есть всё это она, конечно, знала, но меньше всего ожидала справку о пунических войнах от одиннадцатилетней девочки. Нет, серьезно, да среди собственных сверстниц найдется не так много тех, кто вообще скажет, кто в этих войнах кого бил, чем дело кончилось и откуда там взялись слоны!
Всё в том же немом удивлении Аленари проводила Генриетту взглядом до полки и обратно, а потом в некотором замешательстве уставилась на резную статуэтку слона. Но спустя секунду, другую, третью любопытство всё же взяло верх. Она наклонилась поближе, рассматривая изящную фигурку – башенку, сбрую, людские силуэты…
– В римские времена из Африки куча животных исчезла – их ловили для цирков. – Пальцы аккуратно прошлись по стенкам башенки. – А эти слоны будто бы были меньше индийских и южноафриканских, только поэтому Ганнибалу удалось провести их через Альпы в Италию. Вообще, элефантерия – слоновья кавалерия – штука довольно спорная. Многие авторы писали, что слонов легко было испугать и тогда они начинали давить собственные же войска. Даже не знаю сколько в этом правды… А вот насчет брони, мисс Манро, вы не совсем правы, – лейтенант-коммандер слегка улыбнулась, – то есть, во что наряжали слонов карфагеняне не знаю, но жена Роберта Клайва вывезла из Индии полный слоновий доспех. На него тоже можно как-то посмотреть.
Внезапно Аленари поняла, что вот такой Генриетта ей нравится сильнее всего – оживленной, заинтересованной. Она явно много знала и любила этими знаниями делиться. Может это и есть ключик?
– А позволите поближе поглядеть на Беса? Хотя я, признаться, в египетской мифологии не слишком сильна…
«…как и в любой другой мифологии».
– В Египте доводилось видеть не только львиноголовую женщину – как ее? Сехмет? Но и бога с головой птицы и, кажется, даже шакала… Вот интересно, за что у них последний-то отвечал?
- И для Коллизея, чтобы они боролись с гладиаторами, - добавила Генриетта, жутко довольная тем, что ее так внимательно слушают. Обычно взрослые не выказывали такой любознательности, а учителям так вообще не особо нравилось проявление излишнего ума. Леди Аленари же не выказывала никаких негативных эмоций, а наоборот поддерживала разговор. – Да, меньше, из-за этого некоторые ученые даже считают, что на них не могли ставить башни. Но это глупость, - девочка фыркнула с таким возмущенным видом, будто она сейчас не сидела в своей классной комнате и мирно попивала чай с леди Сантар, а спорила с теми самыми учеными, - если даже верблюды использовались в этих целях, то слоны – и подавно. К тому же об этом писали древние историки. – Последний аргумент был сказан с особой убежденностью и непоколебимой уверенностью в том, что уж древние историки точно врать не могут. – И почему она спорная? Вы же сами говорили, что слоны очень умные животные. Значит, их можно обучить всему, что требовалось для ведения боя, - девочка задумчиво потерла подбородок и нахмурилась. Про слоновьи доспехи она тоже не знала достоверно, как-то никогда не интересовалась этим вопросом, чтобы изучать его углубленно, а в том, что она читала о пунических войнах, как-то событиям и фактам уделяли внимания больше, чем таким подробностям. Но ударять в грязь лицом перед леди Сантар не хотелось, а потому, чуть помолчав, Генри честно и серьезно сказала:
- Сейчас я с не могу с вами аргументировано дискутировать на тему слоновьей брони, но к вашему возвращению в Лондон я обязательно соберу всю возможную информацию на эту тему и мы ее обсудим. – Ну да, она чего-то не знает, и это призвать очень неприятно, но зато честно. К тому же, у нее будет время восполнить этот пробел. Другой вопрос – где еще как кроме разговора с леди Аленари эти знания могут пригодиться, но он уж точно совершенно не важный.
Девочка примолкла, сделав пару глотков чая, а потом неверяще воззрилась на сидящую напротив девушку. Поначалу даже подумав, что ослышалась. Потому как взрослые не только не любили, когда она вдруг принималась умничать, но и весьма неохотно признавались в том, что они чего-то не знают. Точнее, не признавались вообще. А тут…
- Можно, - все еще удивленная девочка встала, забирая слона, и заменила его на Беса, которого передала леди Аленари. – Он выглядит страшно, но египтяне очень почитали его, потому что он хранил дом. А птицеглавых богов у них не один, как минимум четыре, - важно сообщила Генриетта, - а шакалоголового бога зовут Анубис, и он является проводником в царстве мертвых и судьей душ в широком смысле. А в более узком – в разное время существования Египта ему приписывали свои обязанности, - девочка рассказывала обстоятельно, проникнувшись тем, что леди в этом вопросе не разбирается. Сама Генри тоже, разумеется, знала не все, но уж про самых известных богов могла рассказать. В свое время отец объяснил ей, что невозможно изучать историю страны без детального изучения всех аспектов, так что древние египетские боги и их сложные взаимоотношения были в свое время были вызубрены так же тщательно, как и история Египта в целом. К тому же это было просто интересно, порой про противостояние Осириса и Сета было очень интересно.
Делиться своими знаниями было не менее интересно, тем более, когда так слушали. А еще это действительно помогало не думать обо всем, что случилось. И, пожалуй, сейчас было самым главным то, что разговоры леди Сантар, само ее присутствие и живейший интерес к словам Генри по-настоящему отвлекали, не давая вновь думать о смерти отца и о том, что она больше никогда его не увидит.
На проверку Бес выглядел не столько страшным, сколько уродливым – маленький, толстый, с таким выражением лица, что свой дом ему бы Аленари, пожалуй, не доверила. И все же разглядывала она фигурку с любопытством. В далеком детстве тогда еще будущий лейтенант-коммандер больше всего любила сказки о великих воинах, вроде легенды о короле Артуре, либо же обо всяких магических созданиях, о народе холмов, о Благом и Неблагом дворах, о тех потусторонних существах, которые издавна населяют людские дома. Она даже Алека таскала после заката в поля – вдруг удалось бы увидеть что-то эдакое? Процессию там прекрасных альвов, еще что… Удавалось в основном увидеть сердитую гувернантку и нагоняй, но рвения это не убавляло. Затем веру в народец холмов Аленари переросла, но глядя сейчас на древнеегипетского Беса, почему-то вспомнила о трудолюбивых духах, хранивших по старым поверьям английские дома.
– На нашего брауни похож.
Четверо птицеголовых богов заставили, однако, Беса отставить в сторонку. Четверо? Серьезно, где они столько птиц в Египте набрали? Во время своих визитов довелось увидеть только цапель, но ведь даже древние не были настолько ненормальными, чтобы прилепить своему богу голову цапли. Или были?
Признаться, среди всего этого паноптикума сама лейтенант знала только Изиду, и то лишь благодаря историям про Клеопатру и Цезаря. Все же остальное…
– Шакал? Проводник в царство мертвых? Ну… кхм, в целом, логично, – о том, что на ее памяти шакалы, как правило, проводили мертвых не дальше желудка, Аленари благоразумно умолчала. – Интересно, а бог с головой крокодила у них был? Потому что Нил кишмя кишит крокодилами, бывает на берегу штук по пять-шесть рядом греются. Уж кого-кого, а их египтяне бы точно не просмотрели. И за что такой бог мог бы отвечать?
По собственному опыту, крокодилы в основном жрали, переваривали то, что сожрали и искали, кого бы еще сожрать, что с божественными обязанностями вязалось слабо.
Вы здесь » Brimstone » Недоигранные эпизоды » Before I go