Роуз Тайлер (Rose Tyler)
О персонаже |
1. Полные имя и фамилия персонажа, возраст, раса
Леди Роуз Элизабет Тайлер, 22 года (03.11.1864г.), человек.
2. Род деятельности
Студентка Бримстоуна, Колледж Затонувшего Корпуса (археология). Дочь аристократа и кораблевладельца баронета Джейкоба Льюиса Тайлера.
3. Внешность
Прототип: Астрид Берже-Фрисби.
Красивой Роуз назвать сложно. Да что уж там, сложно назвать даже привлекательной — ведь для этого нужно, чтобы хоть что-то во внешности действительно привлекало.
Субтильная фигура девочки-подростка, сплошные локти, ключицы и колени, тонкая шея — Роуз вся сделана из острых углов, по-мужски порывистых движений, прямых, пронзительных взглядов. Черты лица правильные, но резковатые, скулы слишком четкие, лицо слишком бледное, выдающее человека, чрезмерное количество времени проводящего над книгами и слишком небрежно относящегося ко сну. В ней нет ни девичьего кокетства, ни мягкости, ни округло-плавных линий, не носит она и соблазнительных нарядов и пикантных кружев, которые могли бы подчеркнуть светлую кожу и придать худощавой фигуре красивую женственную хрупкость. Серая мышь в простой, темной одежде, да и только — Роуз нарочно делает себя как можно менее красивой, прячась за неказистым обликом от собственного неосознанного страха вновь привлечь мужское внимание.
Глаза, пожалуй, хороши — большие, серо-зеленые, умные, с пушистыми и густыми ресницами. И длинные темные волосы, обычно убранные в небрежную косу.
4. Способности и навыки
Ее домашнее воспитание соответствует ее положению дочери аристократа: общие науки, музицирование, живопись, французский язык, верховая езда, танцы и этикет — все это в той или иной степени она получила еще до поступления в Бримстоун.
В колледже, как будущий археолог, изучала историю, географию, астрономию, латынь, увлекается культурой древних народов, по собственному желанию изучает суахили.
От Марка научилась вполне сносно стрелять, и револьвер в руках держит уверенно.
5. Общее описание
Жизнь Роуз Элизабет Тайлер, младшей дочери Джейкоба Льюиса Тайлера, была предопределена, казалось бы, с самого рождения. У Джейкоба и без того была полная семья: старший сын и наследник Уильям, офицер королевского флота, жена Элизабет, старшая дочь Агнесса. От младшей, Роуз, собственно, ничего особенного и не требовалось — просто быть милой, добродетельной и послушной дочерью и залогом будущих родственных связей Тайлеров с каким-нибудь добропорядочным английским семейством.
До определенного момента Роуз вовсе не возражала против всего этого. Она была тихим и не строптивым ребенком, с неприсущей девице жадностью, впрочем, поглощающим все знания, до которых могла дотянуться. Поскольку брат и сестра были значительно старше нее, близких друзей у Роуз не было, и их заменили книги — как приключенческие, так и дамские романы, основательно заморочившие юную, наивную голову.
Впрочем, в десять лет ситуация слегка поменялась, когда в доме Тайлеров появился мальчик, ровесник Роуз, воспитанник Джейкоба и единственный сын его давнего и самого близкого друга — Марк Эдвардс.
Для детей-одногодок в таком возрасте половые различия значили не больше, чем пустой звук - Марк и Роуз быстро сдружились на почве общих интересов и любви к приключениям. Марк, правда, не был воспитан как человек ее класса, но им с Роуз было, чему поучиться друг у друга: она помогала ему быстрее овладеть всеми знаниями, необходимыми для его нового положения, он — научил ее нарушать правила, и делать (хотя бы иногда!) то, чего хотелось, а не то, чего от нее требовалось.
Это-то, в конце концов, и стало причиной дальнейших злоключений Роуз.
Уже к четырнадцати годам она начала осознавать, что никогда не станет такой же ослепительно-красивой, или хотя бы обаятельной, как мать или сестра Агнесса. Ни грации и миловидности в движениях, ни правильности в чертах лица, и даже манеры и одежда не могли скрыть подростковой угловатости Роуз. «Три косточки да глазищи, и взглянуть-то не на что», - обронила как-то за ужином одна из многочисленных тетушек семейства Тайлеров, и тогда Роуз впервые взглянула на себя со стороны. И ей ужасно не понравилось то, что она увидела. Пусть все было предопределено, но для чего — если никто и никогда не сможет полюбить такую скромненькую серенькую дурнушку, как она? И каково ей будет выходить замуж, зная, что ее будущий супруг почти наверняка женится на ней только из-за денег, а вовсе не потому, что будет ею очарован?
Эта мысль всерьез захватила ее, заставила отдалиться и от родителей, и даже от Марка, с головой ухнуть в мир радужных историй и книжных фантазий, где все было нереально, удивительно и прекрасно, и даже самая серенькая Золушка непременно находила свое счастье.
Каково же было ее удивление, когда у нее вскоре и вправду появился тайный поклонник — совсем как в тех историях, о которых Роуз мечтала.
Сперва красивые, будоражащие воображение письма без подписей, маленькие букетики цветов и крохотные, приятные подарки, которые Роуз находила в местах своих прогулок. Затем таинственный ухажер попросил о личной встрече — и сердце глупышки Роуз дрогнуло окончательно: он показался ей умопомрачительно красивым и взрослым. Он назвался Энтони Филлипсом, авантюристом и картографом, и он был настолько хорош, что шестнадцатилетней девчонке, не привыкшей к мужскому вниманию, сложно было устоять. Ни родителям, ни брату с сестрой, Роуз о своей влюбленности не рассказала — на то она и была тайной. Разве что Марк, знавший ее лучше прочих, о чем-то догадывался, но не расспрашивал, считая стихи и подарки просто девчачьими увлечениями.
Роуз так и не узнала, чего Энтони Филлипс хотел на самом деле, и лишь много позже поняла, что сама была лишь средством, которое он использовал, чтобы подобраться ближе к ее отцу — или, скорее, к деньгам ее отца. Узнала и другое — что, когда у него это не вышло, прекрасный кавалер растворился бесследно, так же внезапно, как и появился. А пару месяцев спустя дали о себе знать и другие неожиданные последствия — о которых Роуз тоже не подумала, пока нежилась в лучах фальшивой любви.
В эти последствия она долго не хотела верить — да и, как положено воспитанной девушке, не слишком-то интересовалась всеми тайнами женского организма. Закрывала глаза, одевала платья посвободнее и потихоньку распускала корсет. Однако настало время, когда скрывать беременность дальше было уже невозможно — и, конечно же, все стало явным.
Скандал был ужасающим, перевернувшим ее жизнь раз и навсегда. Рассвирепевший Джейкоб Тайлер, ни разу в жизни не поднимавший руку на дочь, от души влепил ей пощечину — и на беду, Роуз стояла слишком близко к высокой, начищенной воском до блеска лестнице особняка...
Потом были врачи — много врачей. Лихорадка и жар, запах крови, пропитавший простыни. Серый от горя отец и заплаканная мать. Все это Роуз помнила урывками.
Она пришла в себя через несколько недель после экстренного визита врача — изможденная, истощенная до состояния тени, потерявшая и ребенка, и, по словам врачей, шанс когда-либо забеременеть вновь. Джейкобу Роуз так и не смогла простить того, что он сделал. Ей было всего семнадцать, а она уже успела возненавидеть и предателя-Энтони, и собственную семью, потерять доверие к людям в целом и к мужчинам в частности. Едва только покинув постель и окрепнув, она сбежала из дома — к единственным близким родственникам по материнской линии, которым еще хоть как-то могла доверять: своему крестному отцу Джеймсу Шэнналу и его семье.
Джеймс Шэннал был удивительным человеком — все в его доме было подчинено ее величеству Науке, и Роуз с ее горестями здесь приняли без лишних вопросов, не испугавшись даже возможной ссоры с Тайлером. Роуз постепенно отошла от беспросветного отчаяния к равнодушию, а от него — к слабому интересу, который она проявляла к тому, чем жили Джеймс, его жена Аделина и его дочь, ее кузина, Джейд.
Постепенно страсть к познаниям, уснувшая было в Роуз, вспыхнула в ней с новой силой — в доме, где все было подчинено этому, сложно было остаться равнодушной. Тем более, что других увлечений у Роуз больше не было — в семейную жизнь не податься, да и боялась она этого до дрожи, а в свет не вернуться, - и она с головой окунулась в историю и географию, языки и культуры. Со временем накопленные знания заставили поднять голову, пробудили и спрятанную гордость, и амбиции. Раз семьи у нее больше не было (Роуз отказывалась возвращаться, несмотря ни на что), и рассчитывать было не на кого, юная Тайлер решила пробиваться сама. В конце концов, раз все пошло прахом, отчего бы не исполнить детскую мечту и не отправиться в дальние страны, о которых она столько читала?
В Бримстоун, в Колледж Затонувшего Корпуса, который ей расхвалила кузина Джейд, Роуз поступила в восемнадцать лет — отчасти благодаря собственному неистребимому упорству, отчасти — благодаря протекции семьи Шэннал, и еще частично (об этом Роуз не знала) — благодаря негласной поддержке мучимого совестью Джейкоба Тайлера. Он же отправил в Затонувший Корпус и Марка — во многом ради того, чтобы последний из членов семьи Тайлер, пусть и приемный, мог бы быть рядом со злосчастной дочерью.
О мотивах отца Роуз не задумывалась, а Марку все-таки была только рада. В Колледже ей учиться по-настоящему нравилось, и она вздохнула свободно: науки и путешествия захватывали, все свободное время она могла тратить на обучение, поскольку ни наряды, ни молодые люди ее не интересовали, и наконец, близился тот момент, когда она смогла бы стать независимой, образованной и ученой женщиной — будущим светилом истории и археологии.
Об игроке |
6. Способ связи
skype - ariston1990
7. Пробный пост
У больниц, даже у самых лучших - какой-то особый, въедливый, ни с чем не сравнимый запах. Отстраненной, стерильной заботы. Выхолощенной боли. Долгой бессонницы. Тяжелых снов.
Если сны вообще пахнут.
Сны Ирис пахли - кровью и гарью в равных пропорциях. Она ощущала этот смрад всякий раз, как опускала веки. Засыпать приходилось, сколько бы она ни боролась с усталостью и ни держала распахнутыми глаза, приходилось раз за разом возвращаться в Кроухолт. Под землю. В больничную тюрьму Симона. Иногда она не видела разницы между той больницей и этой. Хотя нет, разница была: из лаборатории Симона она стремилась выбраться, хоть ее и не выпускали, сейчас - было уже все равно.Она почти не помнила, как ее доставили в Дом, и почти сразу оттуда - сюда, в больницу, где знали о Существах, и не удивились бы ни худшим ангельским кошмарам, ни безумствам демонов. Урывками вспоминала холод, когда ликвидатор Дома взвился под низкие осенние тучи, затем - тряску какого-то старенького фургона, после - взволнованные голоса, мельком выхваченное лицо Алана Бирна, мигающие огни "скорой". Ее все время тошнило и трясло, губы лопались и кровоточили, и она постоянно чувствовала во рту этот металлический кровавый привкус, но сознание упорно оставалось на плаву, цепляясь за реальность, даже такую обрывочную.
А затем она выхватила фразу "Коннолли не спасли". Как и все прочее - обрывком, сказанную вполголоса, но прогремевшую на фоне остального набатом.
Не спасли.
Шона не спасли.
Они оставили его там, когда взорвался Кроухолт. Бросили в центре взрыва, вместе с подопытными образцами Симона. Бросили умирать.
После этой фразы расколотая реальность больше не собиралась целиком.Просыпаться не было смысла. Засыпать не было воли. И там, и там было одинаково невыносимо. И наяву, и во сне, круглыми сутками в голове билась только эта единственная мысль: Шон мертв, и уже ничего не поправить. Они убили его.
Она убила его - тем, что заставила приехать в Кроухолт, уговорила явиться на сектантский ритуал, не дала улететь, когда у него была такая возможность... Это не был несчастный случай.
Думать об этом наяву она просто не могла, и была почти счастлива, когда от лекарств и капельниц, которыми ее пичкали, чтобы выкачать введенную Симоном отраву, голова почти переставала соображать. Врачи и сестры пытались избавить ее от зависимости от энергии Третьей Дороги, помогли справиться с неподатливыми, истрепавшимися крыльями, кормили, поили и даже о чем-то с ней разговаривали, а она видела, что каждый раз, когда они думали, что она не смотрит на них, они осуждали ее. Они шептались за ее спиной, они говорили, что она - убийца. Все они знали.
Во сне он хотя бы был жив: улыбался своей неизменной улыбкой Коннолли "да-не-парься-ты" и нетерпеливо поворачивался куда-то в сторону - его лицо в мигающем свете аварийной красной лампы было почти неразличимым, и он шел слишком быстро, чтобы она могла его догнать. Она не успевала - в лицо ей летели перья, множество черных перьев: заслоняли обзор, впивались в руки и плечи, и она с остервенением вытаскивала их из собственного тела, вырывала, отбрасывая прочь, но их становилось все больше, и из-за них она не могла двигаться. Не успевала.
А затем Шон взрывался - оранжевое пламя распахивало его тело надвое, как причудливый цветок. Тяжелый и горячий воздух бил Ирис в лицо, срывал вонзавшиеся в нее перья вместе с кожей...
И она снова и снова металась между попытками проснуться и желанием заснуть.В очередной раз проснувшись, она долго лежала на боку с бешено колотящимся сердцем. Наяву страх не прошел - продолжал висеть над ней, тягостный, удушливый. Она обвела глазами палату - упаковки лекарств на тумбочке, закрытое окно с опущенными жалюзи, нетронутые тарелки на передвижном столике в углу, - будто ожидала, что страх выползет из какого-то привычного предмета, как змея из-под камня, обретет плоть и лицо, чтобы она могла избавиться от него одним ударом. Ирис натянула на себя одеяло и перевернулась на другой бок.
Чтобы встретиться глазами с Симоном Креваном, сидящим на стуле у ее кровати.
Он сидел здесь и ждал ее, ждал, когда она проснется.
Хриплый крик застрял в пересохшем горле, а руки налились свинцом, не в силах подняться. Виверн выглядел кошмарно - потрепанный, с заживающими ожогами на лице и руках, в наскоро накинутом поверх одежды больничном халате. Как он сюда попал?.. Как...
Он не дал ей спросить: резко поднялся, придавил ее к матрасу - оскаленная зубастая пасть оказалась совсем близко. Ирис рванулась было, но Креван держал удивительно крепко. Свободной рукой он выхватил подушку из-под ее головы и прижал к ее лицу.
Отредактировано Rose Tyler (19 февраля, 2018г. 23:11:05)
