Угрюмая и худая женщина, что обосновалась на верхней палубе с непреклонностью вороны, походила на кого угодно, только не на счастливо спасенную леди Сантар, возвращающуюся домой.
Десять дней назад, когда она впервые за долгое время взглянула на себя в зеркало, то пришла к неутешительному выводу — доводилось видеть более жизнерадостные трупы. Причем, неоднократно.
Конечно, жизнь на пароходе казалась по прежним меркам просто роскошной — еды с водой полно, никакой вахты, точно знаешь, где находишься и не нужно следить за окружающими с подозрительностью сторожевой собаки. Жаль, выспаться по-людски не удалось.
Аленари возвращалась на тот проклятый остров каждую ночь. Стоило лишь задремать, как снова плескалось вокруг мертвое море, полное тухлятины, хохотал Люк Гейбл, умирал профессор Манро… и она хотела изменить что-то, разорвать этот круг, но по законам кошмаров могла лишь наблюдать.
А иногда, редко — к счастью, очень редко — ей снилась темная туча. Она шла быстрее, чем тогда, на острове, она догоняла, расползалась мраком. Пришедшая тьма была не пустой, как ночью, а живой и плотной, она несла в себе кого-то. И когда холодное, липкое дыхание касалось ее лица, Аленари просыпалась — хватая ртом воздух, и чувствуя, как кровь шумит в ушах.
Кошмары пополам с воспоминаниями и невозможность избавиться от них, всё это приносило ощущение, будто она везет домой что-то мерзкое, чуждое. То, чему там не место. Это чувство мешало радоваться, когда осталась за спиной серые воды Атлантики, когда впереди показался лондонский порт и толпа встречающих.
Оно мешало даже улыбнуться.
А ведь ей придется. Придется, черт возьми. Придется говорить, что все в порядке, что все позади и уже почти забылось, надо только отожраться как следует и перестать походить на собственный труп, поднятый кем-то не слишком умелым.
Придется. Единственный, кого не получится обмануть и успокоить, даже если очень постараться, это Алек. Тут без шансов. Алек все поймет, нравится ей это или нет.
Прежде чем направиться к трапу, она попрощалась с Ротом — бывший рулевой стал для нее в этом путешествии, если не другом, то хорошим товарищем — точно. И для себя Аленари решила, что чем бы ни закончился для нее капитанский суд, о хорошем назначении для Тима Рота она позаботится; пусть даже придется идти на поклон к отцу с Кристофером.
Своих Аленари разглядела сразу — да и мудрено не разглядеть, ей, похоже, довелось служить с тремя самыми высокими офицерами флота Ее Величества!
Она шла по трапу, думая, что вот сейчас спустится и должна сразу сказать правильное, веское, емкое, чтобы сразу стало понятно — всё в порядке.
Она должна сказать…
А затем Джордж шагнул ей навстречу — такой же улыбающийся, высоченный, самоуверенный, точь-в-точь как в день их расставания — и что-то изменилось. Внутри словно невидимая монета перевернулась с аверса на реверс: проклятый остров с черной тучей как-то разом оказались далеко-далеко, всё, что там произошло, случилось сотню лет назад.
Возможно, даже, с кем-то другим.
Слова сорвались с языка прежде, чем успела их обдумать. Ответ, который дала не мрачная женщина с верхней палубы, а настоящая леди Сантар. Та, которая терпеть не может, когда ее зовут леди.
— Целый шиньон подарю. Выбер…
«…ешь сам».
Она не сумела закончить, потому что уткнулась подбородком в ворох каштановых локонов. В ее объятиях сестра почему-то казалась особенно маленькой, невероятно хрупкой, вот уж действительно воробей — перья да косточки. Если сама Аленари отощав, стала жилистой и поджарой, словно волчица, пережившая плохую зиму, то Лили будто растаяла.
— Ну же… — Плечики подрагивали от рыданий, а офицеру морского флота стало невыносимо совестно, словно она не на службе пропала, а просто села в лодку и уплыла к черту на рога, заставив всех сходить с ума. — Ну чего ты, маленькая моя? Я ж здесь, чего же плакать? — Такой уговаривающий, почти мурлыкающий тон знала только младшая сестра да еще, пожалуй, племянница. Всем остальным слышать это воркование в исполнении «леди Сантар», наверное, было диковато.
Лили ослабила объятия, и как-то незаметно, почти само собой рядом оказался Алек. Пожалуй, в этот момент проклятое путешествие по-настоящему закончилось.
Она молча улыбнулась, чувствуя, как жжет глаза.
Близнецы с ранних лет не сильны были в душещипательных признаниях. Не потому что не любили друг друга, а потому что не нуждались проговаривать всё это вслух. Здесь и сейчас, прижав ее к себе, брат без слов сказал всё то, в чём нормальные — или же не такие близкие люди — постоянно заверяют друг друга.
И она отвечала ему. Очень не по-офицерски и совсем по-девчачьи уткнувшись носом в грудь, отвечала, «да, я знаю, я здесь и я больше так не буду, ну, точнее постараюсь, а там как пойдет, ты же нас знаешь…».
Аленари знала, что даже вернись не через полгода, а через десять, двадцать лет, да хоть целую жизнь, заимей она в фамильном склепе именную плиту с пустой коробкой под ней, Алек бы никогда не прекратил ее ждать. И они встретились бы точно так же — без лишних слов, отлично зная всё, что думает и чувствует другой.
А затем близнецы отстранились друг от друга, и Аленари в притворном возмущении легонько ткнула брата кулаком в грудь.
— Да половина лондонских клуш душу бы продали за такую талию, как у меня сейчас! — Она смеялась, глядя на него снизу вверх, смаргивая совершенно незваные слезы. — Черт, Алек, ты, что еще выше стал?
Разница в росте всегда казалась ей невозможной несправедливостью, но теперь несправедливость приобрела какой-то особый домашний оттенок.
Вокруг сновали люди, возможно, их компания даже кому-то мешала, но Аленари на это было, как обычно, плевать. Она обернулась к друзьям.
Обнимая Джорджа, кивнула в сторону брата:
— Вот только попробуй мне выдать «комплимент» в его стиле. — Тон «увидишь, что будет» безнадежно портила улыбка. Впрочем, Ройса и в обычной-то обстановке ее предупреждения не слишком впечатляли… Сейчас Аленари почти — почти — была готова признаться, как сильно она за этим соскучилась.
Уолтер во всех этих перетягиваниях из рук в руки, конечно, не участвовал — не потому, что не скучал, она знала это, а скорее из-за врожденной деликатности и хорошего воспитания. Однако, сама леди Сантар страдала деликатностью и воспитанием не больше, чем овчарка, увидевшая дорогого человека, поэтому Уолли был заключен в самые безапелляционные объятия на свете.
— Признайся, — она заговорщицки подмигнула, — ты с этими двумя совсем с ног сбился, и тебе чертовски не хватало меня.
«Мне тебя — так точно».
Месяц назад, когда закончилась вся беготня со стрельбой, когда они остались один на один с морем и абсолютной неизвестностью, лейтенант-коммандер изо всех сил пыталась представить, как бы поступил на ее месте навигатор Гринвуд с его почти магическим чутьем и не менее магическим умением просчитывать все на десять шагов вперед.
— Поехали отсюда. Следующие пару дней я не хочу видеть ни один корабль. Даже бумажный. — Подхватив под руку Лили, она направилась к гербовому экипажу. — Тебе бы тоже не помешала диета из стейков и пирогов, Воробышек. Со мной будешь отъедаться.
Пожалуй, с того места где она теперь находилась, и трибунал, и отчет перед отцом, и всё последующее выглядело вполне выносимым.