Болезнь не бывает своевременной, это Лилиан знала и без менторских наставлений. Но более несвоевременной болезни она не могла вспомнить и в дурном кошмаре. Пока жар и лихорадка с кашлем сковали её тело, умом она была в переживаниях  о брате и Ароне, прекрасно понимая, что Алек не отменил дуэль. Это было ужасная мешанина чувств в голове, дома не было никого, кроме отца в эти дни, никого, кому она могла бы высказать. Дейзи не рассказала графу о произошедшем, но, наверное, только потому что боялась личного выговора. А что будет, если… Если кто-то из них умрёт на этой дуэли?
Роланд ещё 19 августа вызвал доктора, который прописал ей покой и сон, а она вставала и бродила по комнате в метаниях каждый раз, когда оставалась одна. Стояла у окна по часам и ждала, что брат вернётся, или (уже где-то на подкорке сознания), что мимо пройдёт Арон, хотя бы просто пройдёт, показывая, что он жив.
Но летние улицы Лондона пестрили равнодушной к её тревогам жизнью.
Необходимость убедительно играть на отца лишь усугубляла ситуацию, и в конечном итоге за три дня температура Лили спала лишь совсем чуть-чуть, принеся озноб и слабость измученного организма.
Конечно же в этом помутнении девушка совсем забыла о том, что лично приглашала леди МакКуин на пятичасовой чай и просто для проведения времени вместе. Лили не отослала предупреждающую записку и когда баронесса со своей компаньонкой подъехала к поместью Сантаров, разворачивать их было не вежливо.
Попросив дворецкого принять дам и распорядившись о чае, Лили дала Дейзи привести её в максимально приличный вид. Раскрасневшийся нос и тёмные пятна под глазами по возможности запудрили, волосы собрали в приличную причёску, а лихорадящее тело завернули в “чайное” платье, создав тонкую ширму приличности и здоровья для измученного организма. Конечно, её всё равно выдавали красные, блестящие лихорадкой глаза, слабая дрожь в руках и невольное желание закутаться дальше в шали. По лестнице Лили спускалась на слабых ногах, цепляясь за перила, как белочка за ствол.
- Милая Одри, мне так неловко, - проговорила Лили негромким голосом, появляясь на пороге зелёной гостиной, где уже подали чай. Улабка девушки несмотря на все старания была измученной. - Я немного приболела. Но мне ужасно приятно, что ты всё-таки пришла, сидеть в доме затворницей утомительно.
Лили протянула руки в приветствии.

- Я обязательно лягу позже, собственно, я только и делаю, что лежу, а это изматывает побольше простого спуска вниз, - второй раз выдать улыбку получилось лучше. Ей совсем не хотелось обременять других тревогами о себе, тем более подруг, кому ты обещал приятный вечер. В любом затворничестве Лили не хватало простого женского общества. Раньше она хотя бы делилась, иногда, своими тревогами с Дейзи, но после случая в парке довериться камеристке она уже не могла даже в вопросе простой бессонницы. Девушка была в своём праве звать констебля, она ведь совсем не знает Арона, но неуловимое и глупое чувство предательства преследовало младшую Сантар. Здесь, за чаем с подругой, она могла немного... хотя бы отвлечься.
Глаза Одри лучились, напоминая васильки на шотландской пустоши. И как всегда были проницательны, так, что били сразу и в цель. Осевшая на кресло напротив подруги Лили неловко отвела глаза, поняв, что её буквально поймали с поличным. Подруги не братья...
- Ты возможно слышала, у меня пропала сестра, - ...но и не те, кому ты можешь сказать о связи с контрабандистами и о всём том, что она видела. - Мы все в доме в большом напряжении.
Лили невольно посмотрела на престарелую компаньонку баронессы. Такие люди всегда были тенью, которая слышит и понимает больше. Обычно Лили ценила такие качества в людях, но сейчас чувствовала себя какой-то... преступницей в собственном доме и боялась бросить лишнюю фразу.
Снова улыбка, почти как на практике, третья лучше, только глаза блестят болезнью.
- Аленари сильная, она всегда была в нашу лучшую половину семьи, она вернётся, я верю, но иногда вера подводит, - Лили отпила чаю, а потом ей пришла в голову идея, - Одри, я ведь обещала тебе показать индийские маллики и розы. Пойдём, они в нашей оранжерее при доме, я думаю, смогу выделить тебе один саженец...
Лили поднялась и вроде бы взяла Одри под руку, но баронесса ощутила что на неё действительно опираются. Пройдя немного по коридорам к выходу во двор, где их встретили умирающие, назло всем стараниям Лили, деревья и кусты, девушки свернули к мощёной парковой дорожке.
- Иногда мне кажется, что над семьёй висит какой-то злой рок... С того самого дня, как умерла мама. Будто нас что-то преследует, - тихо и задумчиво проговорила она подруге. Лили не думала выносить сор из дома, а потому старалась избегать имён, лиц, событий, но те стояли перед мысленным взором: ссора Алека и отца, ссора с Вальденом, смерть Элинор, возрождение Элинор, выпавший из окна мистер Кроули, пропавшая Аленари, теперь это... Алек же вернётся домой? Глупые мальчишки! Лили подняла глаза на Одри. Она знала, что у подруги нет братьев и сестёр, и наверное ей будет сложнее понять, но порой ведь нужно не это. А просто кто-то рядом, кто скажет слова, облегчающие сердце.
- Одри, тебе доводилось ли когда-нибудь быть причиной ссоры двух близких тебе людей?

- Я и есть злой рок своей семьи.
Лили с самым искренним и чистым недоумением вскинула глаза на подругу. Наверное это такая шутка, иногда Кристофер говорил глупости с очень серьёзным лицом, и Лили в них верила. А потом брат с трудом сдерживал подрагивающий в улыбке рот и она понимала, что её просто разыгрывают. Обижаться было не на что, и леди только смеялась над собственной не прозорливостью.
Сейчас эта странная шутка Одри не веселила, но пришлось выдать улыбку и ответить, как подобает на такой юмор:
- Тебя слишком мало на все проблемы нашей семьи, Одри, - "кто виноват в том что отец избивает слуг? Кто виноват в возвращении Элинор с того света... Господи, она же всё ещё может являться к малышке Эмили! Кто виноват в пропаже Аленари? Это вряд ли один и тот же человек, и только в парке я знаю виноватого. Это я, Я и моя глупая самонадеянность!". - И ты предлагаешь сейчас нечто много большее и важное, чем помощь. Я знаю, о тебе многое говорят за чаем, когда тебя нет. Миссис Браун или леди Эштон, что для тебя не секрет, злословят о дурном характере, но ты не слушай. Понимаешь? Я привыкла жить среди людей, которые добры в своих действиях, какой бы налёт сажи и чёрствости, льда или задирства не покрывал их души, - говорила она с мягкой улыбкой, ступая по красивой дорожке сада, к которой клонили ветки маленькие кусты. У одного из таких Лили присела, срывая веточку с белыми, похожими на жасмин цветочками. Пальцы девушки немного притупили чувствительность, потому движения были неловкими и слабыми. - Я вижу, что ты не привыкла показывать, на то, наверняка, есть причины.
Лили медленно поднялась и протянула Одри букетик.
- Маллики. Индийский жасмин. Индусы верят... - вспоминала она мимолётно, как картину галереи, момент из детского прошлого, - Что пока ты приносишь цветы жасмина в жертву богу Шиве, он танцует и в мире порядок. Наверное, мы должны были хоть раз донести их до алтаря, - грустно улыбнувшись, Лили плотнее закуталась в шаль и снова взяла Одри под руку, - В розарии можно будет присесть, прости, на той конной прогулке у леди Уилдерфорд я была гораздо более интересным попутчиком.
Сад был будто отражение меланхолии хозяйки и только небеса знают, как бы Лили хотелось чтобы это было наоборот.
"Это всё вредный воздух Лондона", - повторяла себе девушка, иногда бросая взгляд на яблоневые деревья, начавшие желтеть сильно раньше срока.
- Прости, я всё говорю-говорю, и всё какие-то глупости. Я просто... Я не знаю что мне делать. Понимаешь, мы намедни сильно поссорились с Алеком. Я была виновата, очень, хоть и... хоть я и хотела помочь, - они дошли до скамейки у розария и Лили присела, теребя конец шали, - Но он так разозлился. Я никогда не видела в его глазах столько бешенства, и... - "и он так походил на отца". Лили остановила себя. Любая фраза сейчас могла оклеветать её близких или, хуже того, выдать эту незаконную дуэль, после которой брат не появлялся дома! И дело было даже не в том, что Одри могла кому-то выдать, подставив брата под удар. Вовсе нет, просто ей не хотелось, чтобы из-за её россказней, наверняка спровоцированных болезнью, о Алеке думали плохо. Она снова подняла красные глаза на Одри и постаралась сказать как можно нейтральнее. - Я боюсь, что из-за моих действий Алек пострадает. Он... бывает резок в решениях. И эта болезнь, так некстати! Если бы не она, я бы доехала до его дома ещё вчера, но я лежу весь день и думаю, что сказать в извинение ему и... - Лили опять прикусила язык, - И всем, кто застал ту сцену.
"И Арону... я обязана ему написать... нет сказать лично, что... что?"

"Ты слишком добра ко мне", - это самая частая фраза, которую Лили доводилось слышать. Ей так говорил больной индийский саис, угодивший в госпиталь, и старый контрабандист, поставлявший товары. Босяки из пропахшего рыбой лондонского низа и, порой, даже родные. Лили не понимала, что дурного в сопереживании, в том, чтобы помочь, если можешь, и сказать, что человек хороший, если он для неё хорош. Но оставляла за всеми ними право быть к ней снисходительными и списывать теплоту на наивность. Главное, чтобы их это не обременяло.
- Они говорят о всём том, чего им не достаёт, - улыбнулась Лили шире, даже чуть озорно, - О красоте, популярности, молодости, остром языке и характере. А дальше их многочисленные домыслы.
Опустив глаза на веточку маллики, Лили слушала подругу и думала: "Всё ли ещё "брат" значит, что человек простит? Всё ли ещё брат должен прощать?". Всё так сильно поменялось. Семью разносило по розе ветров в разные стороны и опять, опять подумалось, как не хватает Аленари с её умением действовать и действовать решительно.
Колесо сансары, она не может накручивать себя больше, она не может сказать больше. Ни о том, что её вспыльчивому Алеку сейчас действительно может грозить смерть. Или ему или близкому другу. Или может?
- Одри, в том то и проблема, что он ввязался в дуэль, - тяжело и горестно выдохнула Лили, сжав в кулачке бахрому, - И я... я правда виновата в произошедшем. Но никто не будет же вызывать на дуэль меня. А сейчас, сейчас его нет дома уже второй день. Сколько бы я искренне не уповала на то, что всё решиться первой кровью, что они вообще всё отменят, они оба страшные задиры и гордецы и... - "и я всё-таки сказала слишком много", - ...почему мужчины всё решают насилием?
Вопрос висел в воздухе секунду, пока Лили опиралась лбом о руку, не только от тяжести мыслей, но и от мигрени, дочки длительного волнения. Но в какой-то момент Лили хватило сил сказать себе хватит, и она распрямилась, оправив на груди шаль.
- Нам стоит пойти в дом, - она посмотрела в глаза подруги, и смогла улыбнуться. Сейчас Лили корила себя за выпущенную слабость и боялось что с открытой душевной раны польётся слишком много. - Даже по такой жаре мне немного холодно.
Снова оперевшись о руку Одри, Лили поднялась и девушки двинулись к дому. Сантар даже удалось сдержаться и не удариться в кашель или шмыганья, она позволит себе раскиснуть, когда уйдут гости. Даже удалось что-то неловко пошутить, пока они заходили в дом и холл, прижать к себе локоть подруги ближе в некотором объятии, как на подходе в гостиную они почти столкнулись с Алеком.
В первое мгновение Лили замерла, жадно, с ворохом надежды, облегчения и страха вглядываясь в лицо брата. Наверное надеясь найти там ответ на вопросы, которые терзали её оба дня, и только потом вспомнила, что она не одна.
- Алек, ты вернулся... Позволь представить, это моя подруга, баронесса Одри МакКуин.

Когда всё закончилось, Алек предпочёл окопаться в ближайшем цивильном трактире и хорошенько надраться, проклиная и Арона Ферро, и Лилиан, и себя самого, и события последних дней, и выродков в складских помещениях. Без алкоголя его тянуло думать, злиться и жечь, с алкоголем же мысли путались приятными кольцами, расходились невысказанными словами, и Алек талантливо облекал их в пьяный бред, которого утром сам не вспомнит, да и другие подзабудут. Верного Джорджа он утянул за собой и ему же потом буквально на голову и свалился, порешив, что не хочет возвращаться ни к себе, ни к отцу домой. Засыпал он с мыслью о том, что вот бы ночью что-то случилось, грохнуло, нашлось бы такое, чтобы их утром срочно вызвали и кинули куда-нибудь в море. Лондона в его крови и лёгких уже хватало, он захватил Алека больше, чем тот обычно ему позволял, и ужасно хотелось вырваться из него, выпутаться, ощутить солоноватый ветер на лице, вдохнуть полной грудью, позабыть смог и бедность городских улиц вместе с затерявшимися в этом всём людьми.
Утро прошлось по нему кадкой ледяной воды и чужой язвительностью, руганью, смехом и расплёсканным по чашкам бренди, и при этом умудрилось остаться до тошноты мирным. Тело болело там, где его били в последние дни, и ленилось, медлило, не слушалось, пока он собирался и кое-как приводил себя в порядок. Пуговицы на рубашке не хватало, шляпа обтрепалась, и выглядел Алек самым неподобающим образом для офицера и виконта. Рассматривая себя в зеркале, он кривился: следовало повидаться с Вальденом, как можно скорее, но представать в таком виде перед отцом и слугами не хотелось. Но у себя – и он хорошо это знал – ему больше всего захочется упасть и провалиться в глубокий безыдейный сон, в котором не будет ни Аленари, ни тварей морских, ни ещё чего-то; только он и блаженная тьма.
– Запомни меня… не таким, пожалуй, – попрощался он с Джорджем. Похмелье, несколько подсбитое бренди, накатило на него уже в кэбе.

Отцовский дом стоял на том же самом месте, и это казалось почти что странным – столько всего изменилось за последнюю пару дней. Алек хотел скользнуть внутрь тенью, он пытался не потревожить слуг, но для этого – проклятье! – следовало пройти через непарадные помещения. Он же бараном рванул в холл, нарвался на дворецкого, почувствовал поднимающееся внутри раздражение, в момент угасшее, стоило её увидеть. Не Лили – бледную и измученную Лили, укутанную в тёплую шаль, с неестественно тёмными волосами и глазами, – но её спутницу. Одри.
Вместо раздражения по груди разлился страх, и единственная мысль заняла его голову собой, разрослась до масштабов Большого Бена и с его же настойчивостью гудела: «БЕЖАТЬ!». Бежать, бежать отсюда, обратно к Джорджу, к себе, в доки, на корабль, подальше отсюда, от неё, от этой её вежливой улыбки и внимательного светлого взгляда.
Он застыл на месте, словно прикованный тяжёлыми цепями, и только вежливо улыбнулся одними губами.
– Да, мы знакомы с Од… баронессой, – Алек кивнул, и тело его само потянулось вперёд, словно шарнирная кукла, управлял которой не он, но кто-то другой. Он подхватил её ладошку и быстро коснулся губами, сам себя ненавидя, и с поспешностью отпустил, почти откинул, словно ядовитую змею. Усилием воли Алек обратил лицо и внимание на сестру, но сердце в его груди предательски забилось, пропуская удары. – Ты скверно выглядишь, Лили, – он забыл, что злился на неё, забыл, что не хотел её видеть. Теперь Лилиан была маяком – не столь ярким, как Аленари, но всё же, – ведущим его к спасению, прочь от губительной тьмы Одри Маккуин, к которой теперь он возвращался и мыслью, и действием. – Нет… нет, мисс Маккуин, я думаю, вам лучше остаться. Моей сестре явно нездоровится, и ей сейчас… полезна будет компания других девушек её возраста и положения.
«Уходи, – горело в нём и его собственным пламенем, и чужой извращённой магией, – убирайся из этого дома и колдовство своё с собой забери». Алек изучал их лица блуждающим взглядом – от Лили к Одри и обратно, – прячась за своей усталостью, за событиями вчерашнего дня. Арон Ферро здесь, в этом доме и рядом с его сестрой, не вызвал бы у него настолько яростного отклика.
– Мне нужен… Вальден, да, я его искал, – вспомнив, зачем он всё-таки пришёл, одёрнул себя Алек, оправил сбившийся рукав куртки, прикрыл новые ссадины и намётки будущих шрамов. Не хотелось, чтобы их видели Лилиан или Одри. – Так что я не смею отнимать у вас время.

Всё лучше делает надежда. Что брат задержится, они проводят Одри и поговорят. Лили наказала себе взять волю в кулак, ей бы не хотелось строить разговор на своей слабости. Она понимала, что и без того выглядит жалко, что тонкая ширма косметического ухода - пустячковая преграда болезни. Но леди Лилиан устала быть отгороженной от действительно важных вещей со словами "ты слаба, тебе знать не стоит".
Леди благодарно улыбнулась Одри, конечно не зная истинных мотивов задержки. Но не заметить смущения или странного метания в глазах брата всякий раз, когда он мимолётно смотрел на Одри было сложно. Неужели и правда?..
Разговор, конечно же, пошёл на изумительно формальной ноте. Лили даже захотелось сиронизировать, иногда она себе позволяла фамильный порок.
- Ты на удивление высокого мнения о женских разговорах, - "я не буду на него давить, после двух дней метаний, чаепитие будет не тяжелее пёрышка. Главное пусть задержится", - Бримстоунский университет - прекрасная перспектива, и Одри редкая умница, что продолжает учиться там до сих пор. Я как-то... было не до этого, - Лили вдруг задумалась. Много ли больше она могла бы сделать, имей она образование? Совсем недавно будущее, которое ей обещал отец, казалось удачным и хорошим. Совсем недавно она ещё доверила бы Роланду Сантару выбрать супруга и её, в сути положение. А сейчас червячком в спелое яблоко заползла мысль - а что было бы, решай она всё это сама?
Лили опять оправила шаль, глянув на Одри и на Алека. Что-то было в их глазах и между ними, но это не было похоже и на тёплую дружбу.
- Вы с Одри давно знакомы? - спросила она с улыбкой, смотря то на одного, то на другого, - Я не знала, что вы общались, хотя удивительно ли в тесном лондонском высшем обществе?

О специфичности Брасс Холла он вполне был наслышан от Джорджа, то ли и впрямь имевшего в запасе сотни три историй, то ли попросту выдумывавшего их на ходу. И именно из-за этих баек означенная часть Бримстоунского университета шла у Алека в списке мест, где свою сестру он не видел и куда её, скорее всего, не пустил бы. Вот Уроборос или там Глит – другое дело. Туда Лили вписывалась, как фарфоровая чашечка в набор, выставленный сейчас перед ними, и Алек мельком задумался о том, что помешало его сестре – с такими-то мыслями – попробовать себя в поступлении и обучении. Мысль эта, как всегда и случалось в присутствии Одри, быстро сделалась незначительной, мелкой, второстепенной. Об этом можно было подумать и после.
Алек с тоской посмотрел на выставленные на столе блюда, ощутил голод, глухой и бесправный сейчас.
– Тринадцать месяцев, – поправил он Одри, намеренно не смотря на неё, и досадливо пробормотал, – и ещё две недели сверх того. Это был Лесли Палмер.
Всё получилось само: она соврала – он подхватил. Алек не задумывался о том, как долго её знал, как часто встречал в обществе и уводил незаинтересованный взгляд дальше. Лесли Палмер вообще был ужасным выскочкой из Бримстоуна, отчаянно пытавшимся попасть к ним на корабль со своим «студенческим проектом», и Алек видел его скорее рыбьей закуской, чем своим другом. Тринадцать с половиной месяцев назад Одри МакКуин как-то случайно вклинилась в его мысли, и постепенно, одну за другой, отвоевала бы их все, не выкати однажды Аленари на него ведро ледяной воды. В детстве Алек считал привороты сказочной штукой, чем-то, что случается с принцами, возлюбленные которых нарушают условия, говорят со своими родными, не возвращаются к назначенному часу; теперь это происходило с ним, и приворожившая его женщина не была тролльей королевой или дочерью злой ведьмы. Просто женщина, из плоти и крови; тёплая, если протянуть руку и дотронуться, смешливая и живая.
Вместо ладошки Одри он взялся за сладкий пирожок с ближайшей тарелки, надкусил тот и с ничего не выражающим лицом так и дожевал. Домашней прислуге некогда было узнать о его вкусах и о том, что сделали с ними Индия, Китай и все прочие страны на его личной карте мира. Пища на столе казалась Алеку или чересчур сладкой, или чрезмерно пресной, но он всё равно ухватил тонкий ломтик сыра и свернул тот неизящной трубочкой.
– Так что же, – Алек посмотрел на сестру, понимая малой частью себя, что нарушает определённые приличия, – Уроборос или Глит? Можем подкинуть монетку, если ты до сих пор не решила, у меня где-то была… – он прошёлся по карманам, но куртка, побывавшая в чужих руках, извалявшаяся в пыли и изрядно потоптанная, мало годилась на роль хранительницы иноземных сокровищ. – Нет, я оставил её дома. Придётся решать так. Можем спросить у старины Ричардса, – он потянулся к одному из слуг, обитавшему ещё в Порфири-холле и его детских воспоминаниях, и бесцеремонно ухватил того за рукав ливреи, останавливая на ходу. Тело отозвалось на подобную резкость короткой вспышкой под рёбрами. – Что будет лучше для этой юной леди, Ричардс, по вашему мнению, – компания безумных исследователей из романа миссис Шелли или общество вольных поэтов с доступом к разным травам?
Он впервые улыбнулся с лёгким намёком на искренность и теплоту, и почувствовал, как тугой пузырь внутри – как у вспоротой рыбёшки – лопнул. Арон Ферро не отважится и на пушечный выстрел подойти к Лилиан после вчерашних событий, уж Алек-то об этом позаботится, а её – как удачно – отвлечёт учёба. Славно, что эта мысль пришла к ней перед началом нового учебного года. Обидно, что её спутницей в этом была Одри. Алек бросил торопливый взгляд на часы, на светловолосую девушку и после – на слуг. Определённо существовал вежливый вариант вопроса о том, не пора ли мисс МакКуин домой, но именно он сейчас не шёл ему в голову. Вообще ничего не шло, когда она так смотрела в ответ и смеялась.