– Ничего себе, – Алек носом сапога оттянул капюшон мертвеца немного в сторону, подтолкнул обескровленное и какое-то очень возмущённое лицо, присматриваясь со всех сторон, наклонился к нему и недобро просиял. Показавшегося Джорджу знакомым щёголя он знал лучше даже, чем хотел, и когда-то именно его отец ставил Алеку в пример как образцового сына, не позорящего своего родителя в обществе. Вот вам и образцовое поведение – валяться мёртвым на складском полу, в балахоне, с распоротым горлом и в сомнительной компании; позорнее, вероятно, только быть обнаруженным в специфическом мужском клубе, и даже не обязательно мёртвым. – Мэтью Уолтон, виконт чего-то там, сын очень важной шишки в Адмиралтействе, – он снизу вверх посмотрел на трактирщика, ещё не познавшего этой своей удачи. – Ваши святые вас любят, Ферро.
Из-под ворота у того выползла змейкой серебрёная цепочка, и Алек, наклонившись, потянул за неё. В ладонь ему плюхнулась половинчатая безделушка, показавшаяся смутно знакомой. Он присмотрелся – у второго, которому трактирщик так ловко переломал кости, шею обхватывала прочная нить.
Он оставил Мэтью, которому уже не могли помочь ни бог, ни дьявол, и перешёл к балахонному, ещё способному говорить, и без особой цели продемонстрировал тому пистолет, в котором ещё оставались патроны. Ненавязчиво крутанул тот в руках. На такую пакость и патроны-то было жаль тратить. Это бессвязное мычание, которым тот отзывался на все вопросы Джорджа, и злило, и казалось знакомым. Точно так же заикался Гарри, когда они отпаивали его крепким спиртным в доме у Вальдена. Алек сгрёб балахонного за воротник, приподнял над полом и хорошенько двинул ему в челюсть, стараясь ту не сломать.
– Тебе что дороже – клятвы или твоя жизнь? – он уронил мужика оземь и хорошенько пнул в изувеченную ногу. Войди пуля пониже – и остался бы он калекой; всё ещё можно было исправить. – Нищим да увечным в Лондоне подают скверно, – он покачал головой, утыкая пистолетное дуло балахонному типу в коленную чашечку.
– Н..но, – парень был близок к тому, чтобы позорно разрыдаться от боли, обиды и страха. Бешено и отчаянно осматривая лица допрашиваемых, он опять повторил, – нам должно было везти, – но потом скис, «раскололся» и полилось. – У нас…. У нас Клуб. Когда кто-то на грани, ничего нет ни за душой, ни в перспективе… Хоть вешайся! Когда так, нам может повезти. Таким нам… то есть, таким, как мы. Неудачникам, которых полюбила фортуна.
– Клуб любимчиков Фортуны? – вклинился Джордж, ожив.
– Вы… вы знаете?!
Джордж переглянулся с Алеком.
– Явно не всё. Что за ёб… к чертям морским за «посвящение» такое?!
Битый опять зажался, заколебался и потухшим голосом сказал.
– В офицеры. Клуба. Нас четверых должны были… Они сказали, что так надо. Сами эту девчонку принесли, и… Вам не понять! Мэтью тоже не понял бы, не знаю, что он тут забыл! Мы на грани были, даже с половинкой, – он наконец разжал руку и с трепетным восторгом безумного фанатика посмотрел на кулон. Такой же, как был у Гарри. – Нам дают вторую половину. Двойная удача. И мы становимся офицерами Клуба.
Алек с брезгливостью отстранился и чуть не протёр пистолет рукавом, словно это касание оставило скверну и на нём тоже.
– Вот оно что: не можешь стать офицером Флота, – он обошёл мужичонку по кругу, в задумчивости рассматривая распростёртый во все стороны склад, – значит, стань офицером Клуба.
Это злило. Алек сознавал, что многое досталось ему по праву крови, но были в том и его личные заслуги, его персональное упорство, стёртые до крови руки, выгоревшая на солнце до струпьев кожа, пойманная на американском побережье пуля. Были в его мире и люди безродные, но способные и опять же – упорные, не останавливающиеся ни перед чем. И было… это.
Не желая смотреть на ничтожество в балахоне, Алек посмотрел на Арона Ферро и приметил наконец то, что притягивал его взгляд всё это время. На груди, из-под ворота рубашки, у трактирщика торчал кругляшок медальона, смутно похожий на все те половинки, что они до того видели. «Вторая половина, – эхом прозвучал в его голове голос раненного, – двойная удача, и мы становимся офицерами Клуба».
– Что это у вас, Ферро? – его недобрый взгляд впился в этот медальон и, если бы мог, то прожёг бы дыру в том месте, где он касался ткани. Алек приблизился к трактирщику и пистолетом поддел побрякушку, натягивая удерживающий её шнурок. – Действительно, ваши святые вас сегодня очень любят, – он оскалился, кивком головы показывая Джорджу, что всё самое весёлое и интересное происходит здесь. – Ты посмотри, всё это время он просто мог сказать своим дружкам, чтобы они перестали, но, видимо, нас сочли хорошей публикой. Польщён, – Алек дёрнул пистолет на себя.