Алек не особо-то и искал сегодня драку.
На это он всем своим видом – рассчитанным в первую очередь на Вальдена, неумело подменявшего Аленари собой, – и намекал. Намекал в пабе – тесном, солоновато-горьком, забитом больше матросами, чем офицерской братией, – и на улице, залитой удушающим, выбивающим дыхание смогом. Кто-то вполне панибратски толкнул его в плечо, и Алек, разгорячённый выпивкой, но остановленный уличной прохладой, слабо отмахнулся. «И вовсе всё не паршиво», – лицемерно сообщала в нём каждая черта; и вовсе он не так уж и переживал за Аленари – она же сильная, она же его сестра, она справится, – и вовсе не так его тяготил Лондон с этой вскрывшейся раной, от которой выкручивало суставы, а все его желания сводились к жажде, утолить которую нельзя было ни водой, ни добрым английским чаем, ни дешёвым разведённым виски. Каждая третья мысль его была далека от Лондона с его перепутанными в клубок улицами, от Вальдена и Джорджа, от пропавшей сестры, от отца, тень которого нависала над Алеком как никогда ощутимо, и это, чёрт побери, злило.
Драка нашла его сама – бессвязная, первобытная и совершенно простая.
– Да брось, Джордж, – неискренне отозвался Алек, усмехнулся даже, вновь сделал вид, что они здесь не при чём, что им не сдалась эта потасовка двух отчаянных ребят, перебравших со спиртным, женщинами и картами. – Оно того не стоит, – так, что и сам бы себе не поверил, добавил он.
Джордж не бросил. Алек, на ходу закатывая рукава – он только привёл форму в подобающий офицеру вид! – не сразу заметил в безобразном месиве тел знакомое лицо, теперь больше лихорадочное и чумное, словно обладатель его на неделю, не меньше, зарылся в опиумный притон. И всё бы ничего, когда б обладателем этого лица не был Гарри Уиттакер – добряк, романтик и славный парень, из всех пороков позволявший себе лишние бокал-другой виски за ужином. Впору было уверовать, что бедолага Гарри заимел себе в Лондоне злобного двойника, доппельгангера, за грехи которого ему после придётся отвечать.
Второго – такого же бешеного, с горящими глазами и жалкими умоляющими нотками в голосе, отзывавшимися в Алеке брезгливостью, – он не знал, да и ни к чему оно ему было.
Драчунов вялым улюлюканьем, свистом и хлопками поддерживала честная компания, выбравшаяся из паба поменьше и похуже того, из которого вышли они трое. Появление офицеров собравшихся особо не смутило – Алек наступил кому-то на ногу, и ему ответили сильным и злым тычком в спину, – и вызвало разве что слабый разочарованный стон. Все они сейчас разойдутся, знал Алек, и найдут себе ещё выпивку и новую драку.
– Джордж, – попытался одёрнуть он друга, но его безобидный оклик утонул в почти зверином рёве, и матрос, месивший их Гарри, словно индианка сладкое тесто, обрушил вес своего тела и беспорядочную серию ударов на офицеров, подогревая и без того распалённую виски и переживаниями кровь Алека. От одного удара он увернулся, но другой пришёлся ему в рёбра, третий – рядом с ключицей. Упрашивать Алека долго не пришлось: ответив новоявленному сопернику резкой бранью, он оттолкнул Гарри в сторону и ухватил нападавшего на него матроса за болтавшийся на шее шнурок, натянул тот на руку, дёрнул на себя и увёл в сторону, утягивая за ним и массивное тело. – Я тебе сейчас покажу, – почти ласково пообещал Алек, – как раскидываться своими ручищами в сторону офицеров Её Величества.
Лицо – жалостливая гримаса, сплошные складки, переломанный нос, шрам через бровь, – оказалось так близко, что Алек только одно успел понять перед тем, как оттолкнул от себя матроса: от того не пахло ни спиртным, ни табаком, ни опиумом. Чистое, незамутнённое ничем безумие. Верёвочка под его пальцами, на которой болтался то ли крестик, то ли медальон с локоном какой-нибудь несчастной, лопнула вместе со всеми его тревогами, неудовольствием и злостью. Алек не искал сегодня драку, но, раз уж она сама нашла его, отказываться не собирался.