Brimstone |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Brimstone » Завершенные эпизоды » Не одобрено цензурой
Ezekiel Barnett, Hermes Lovell
16 сентября 1886 года, дом Иезекииля Барнетта, вечер
Гермес празднует победу и отправляется в дом Барнетта в условленный четверг на собрание “дуэта книгочеев”. Он не рассчитывает, что сын ведьмы окажет ему какое-либо сопротивление. Но не ошибается ли он?
На следующее утро после встречи с Гермесом Ловеллом Иезекииль чувствовал себя героем бульварного романа не лучшего сорта. Он не мог поверить, что подобная встреча произошла именно с ним. И он бы постарался себя убедить, что все это было лишь плохим сном после тяжелого дня, если бы не многие доказательства присутствия демона.
Как всегда в кризисных ситуациях своей жизни, в первый день Иезекииль налёг на работу. В день после этого он все-таки признал для себя, что четверг когда-то настанет, и лучше бы ему его приход не игнорировать.
Субботний вечер дома предоставил Иезекиилю сразу несколько возможностей. Постепенно становящийся традиционным семейный ужин в родительском доме позволил Иезекиилю как бы между прочим поинтересоваться у отца, не увлекалась ли Изабель хотя бы чем-то, связанным с магией. На что Реджинальд, покопавшись в памяти, ответил, что миссис Барнетт ещё в начале их знакомства и до свадьбы тяготела к оккультизму и “неизвестному простому человеку”, но потом всегда шутила, что он и дети лишили ее чудесной карьеры оккультиста.
Кроме того, Иезекииль поговорил с невестой Херкулиса – Лили; она питала к нему особую теплоту – Иезекииль подозревал, что это было как-то связано тем, что она всегда мечтала о старшем брате. И вот так, на правах будущего старшего брата, Барнетт посетовал на то, что по Миддл Темпл зачастили бродить демоны. Нет, конечно же, сам он никакого интереса для них не представлял, но, как и каждому джентльмену в здравом уме, его этот факт несколько смущал. Разговор сработал, и в воскресенье Херкулис и Лили завезли Барнетту крестик – по утверждению Лили, самый сильный в ее семье.
Помимо этого, Иезекииль послал Лавинию за святой водой, сославшись на то, что тетушка Вайолет злится, что в “наше время” в доме Иезекииля нет ни капли – а он давно хотел сделать любимой тетушке приятное.
Несмотря на все приготовления, Барнетт не мог сказать, что чувствовал себя готовым к четвергу: все-таки в подобной ситуации он оказывался впервые в жизни.
Распустив слуг назначенным вечером, Иезекииль аккуратно положил книгу на столик между креслами у камина, святую воду в непримечательном графине поставил неподалёку, и надел крестик под одежду. И, опустившись в кресло, принялся ждать.
На этот раз Гермес решил повести себя как джентльмен. Кнут он своему будущему клиенту уже продемонстрировал, теперь настало время пряника. Он приоделся — даже прихватил с собой шляпу! — и добрался до дома Барнетта уже без демонических фокусов.
Гермес пребывал в приподнятом расположении духа: ведь на горизонте уже виднелись новенький контракт и долгое плодотворное сотрудничество с сыном ведьмы. Его собственная жертва была невелика: клуба “Хромой грейхаунд”, от которого ему пришлось бы отказаться ради визита, попросту не существовало. В этот день Гермес посетил пару приемов, один из которых проводился прямо в Посольстве, и навестил знакомого журналиста — иных дел у него не было. Поэтому он мог провести остаток времени до назначенной встречи за вдохновенным набрасыванием черновика контракта с Иезекиилем Барнеттом (ну и имечко-то! У Изабель было своеобразное чувство юмора).
И вот благоухающий модным одеколоном и в новеньком костюме-тройке Гермес уже требовательно стучался в дверь квартиры Барнетта. Он надеялся, что на этот раз его клиент больше оценит приложенные усилия.
В дверь стучали так, словно злой домовладелец не мог попасть в собственное жилье. Барнетт совершенно не по-джентльменски закатил глаза, поднялся с места и отправился к двери.
— Ловелл, — отметил довольное лицо демона Барнетт, кивнул ему и отступил вглубь прихожей, давая тому место для маневра. — Вы выглядите… чрезмерно. В клубе книгочеев много симпатичных молодых душ?
— Тебе не угодишь, — досадливо цокнул языком Гермес.
Он повесил шляпу и проскользнул мимо Барнетта вглубь квартиры. В гостиной он сразу отметил лежащий на столике гримуар и, недолго думая, взял его в руки. Да, это определенно была та самая книга. Барнетт действительно ее сохранил и даже не надумал кидать в камин после их последнего с Гермесом разговора.
Он пролистнул исписанную книгу с завернувшимися от времени страницами до конца, где записи резко обрывались.
— Как неаккуратно, — покачал головой он. — Неудивительно, что… — тут он осекся и, вновь подняв взгляд на Барнетта, улыбнулся. — Как много ты из этого понял?
Барнетт не стремился быть благодарным за чей-то приглаженный вид, поэтому оставил комментарий без внимания.
Молча он проследовал за деловитым демоном в гостиную, и там остановился в дверях, где все так же молча, скрестив руки на груди, наблюдал за интеракцией Ловелла с книгой.
Иезекииль уже успел забыть, как в демоническом присутствии может становиться не по себе. Вот сейчас от одного, казалось бы не устрашающего, вида Ловелла с книгой у Барнетта снова сердце сжалось ледяной рукой. Так он и оставался далеко от камина, пока Гермесу Ловеллу не пришло в голову к нему обратиться. И вот тогда-то Иезекиилю пришлось выйти из своей безопасной зоны.
– Я и не пытался ничего понять, – ответит Барнетт, приблизившись к демону.
— Надо сказать, я слегка разочарован, — покачал головой Гермес, без приглашения хозяина располагаясь в кресле. — Ты юрист. У тебя пытливый ум. Ты вгрызаешься в букву закона, но у тебя не возникло желания изучить слова, написанные твоей матерью? Знаешь ли, загадка ее гибели кроется на этих страницах.
Он перелистнул страницы пальцем и раскрыл гримуар на случайной. Тут описывался рецепт какого-то зелья. Гермес нахмурился. Рецепт был ему незнаком. Должно быть, Изабель позаимствовала его у кого-то самостоятельно. Зелья были не по его части. Он взялся за край страницы, подумывая ее вырвать — но все же отказался от этой идеи. Знание есть знание, в какой бы форме оно не выражалось.
– Словами выразить не могу, как мне жаль вас разочаровывать.
Барнетт в смешанных чувствах опустился в кресло напротив и напряжённо взглянул на Ловелла. Когда-то ему пришлось бы встретиться с правдой в чистом ее виде, и какая разница, сейчас или через неделю.
– Так, – не выдержал он и заглянул демону в яркие глаза. – Давайте перестанем ходить вокруг да около и будем говорить начистоту. Что у вас за отношения были с моей матерью?
Гермес захлопнул книгу и взглянул Барнетту в глаза.
— Занятная складывается ситуация, не находишь? Ты сочишься презрением и таким ядом, что если бы здесь стояли цветы, они непременно бы завяли. И тем паче ты мне не доверяешь. Однако тебе хватает нахальства требовать от меня прямоты. Так вот, мистер Барнетт, сэр, — он подался ближе, чтобы яснее донести свою мысль, — я не доверяю тебе. Почему бы тебе вместо того, чтобы требовать от меня ответа, не применить свой недюжинный ум и не ответить на мой вопрос? Как ты думаешь, что за отношения у меня были с твоей матерью?
Иезекииль нахмурился ещё сильнее. Глупо с его стороны было ожидать прямого честного ответа от демона. С другой стороны, ему несколько льстило недоверие такого демона, как Ловелл.
Барнетт точно так же подался вперёд и невесело усмехнулся. Иногда полезно было сыграть дурака.
– Я сказал вам, не так ли? Я уверен, что вы собирались вместе, и пока вы шили ей перчатки, она занималась своим хобби. Книги писала, например…
Гермес тяжело вздохнул. Барнетт испытывал его терпение. Пожалуй, это был самый эффективный способ вывести его из себя.
— Ты прав. Ты меня раскрыл, — Гермес хлопнул себя по ногам, подхватывая эту игру. — Я лучший галантерейный мастер в Аду. Шью перчатки, шарфы, сумки, а по специальному заказу, и переплеты книг. Из хлопка, шелка, льна, свиных шкур, лисьего меха, крокодильей кожи и скальпов человеческих младенцев. Особенно много перчаток я шил для твоей матери. У нее были такие чудесные тонкие руки, по пять пальцев на каждой, никогда таких не видел. Теперь мне так грустно и тоскливо без этих рук, никакие больше клиенты меня не радуют! Вот если бы я снова смог шить перчатки! — он драматично схватился за голову. — Вот тогда бы моя жизнь, и жизнь всего Лондона переменилась! Смог бы развеялся, трава бы позеленела, а воды Темзы стали бы кристально чистыми, как слеза девственницы. Тогда бы мы все обнялись, как братья и сестры, вышли бы нагими на улицы Лондона и были бы осыпаны дарами из рук Королевы, долгих ей лет жизни! — не давая Барнетту вставить ни слова, он вдруг охнул, упал на колени и бесстыдно схватил хозяина за руку. — Что я вижу! У тебя такие же руки! Я могу снова шить перчатки! ДА! — последний возглас он обратил уже потолку. — Ты знаешь, что это значит, знаешь?! — тут Гермес уже прекратил юродствовать и поднялся на ноги: — Это значит, что я могу заболтать тебя до седин, и мне для этого не нужно даже дышать. Так что давай ты не будешь играть со мной в эти игры, хорошо, мистер Барнетт? Ты все понял?
Отредактировано Hermes Lovell (17 марта, 2019г. 17:33:00)
Следующие минуты Барнетт не знал, что ему было чувствовать раньше: злость, недоумение, раздражение или страх. Странным образом он ощущал все разом, и это дикое смешение чувств заставило его крепко замолчать.
Этот Ловелл устроил такое представление, что Барнетт разом пожалел о своём поведении что в тот раз, что в этот. В какую-то секунду у него даже появилось стойкое ощущение, что финалом речи станет то, что Ловелл просто откусит ему голову.
Но когда первый ступор отступил и позволил Барнетту шевелиться, он открыл было рот, чтобы все-таки что-то сказать и попытаться остановить поток речей, но тут Ловелл упал на колени и дотронулся до руки.
Барнетт оторопел вновь.
Все прежние ощущения, которые уже успели начать затухать, вновь поднялись к горлу и завязались там крепким узлом ужаса и непонимания, но при этом Иезекиилю и в голову не пришло вырвать руку из тонких пальцев Гермеса.
В полном молчании со своей стороны он смотрел на представление, и поднял взгляд на Ловелла, когда тот поднялся сам. Барнетт не знал, вовремя ли он заметил, что пьеса подошла к концу; и он попросту не знал, что сказать. Ему казалось, что что бы он сейчас ни произнёс – все будет поводом и правда разом откусить его простую человеческую голову.
– Я понял, – собственный голос показался Иезекиилю чужим, настолько ровно он прозвучал. В совершенном несоответствии с внутренним состоянием.
— Вот и славно! — воодушевленно воскликнул Гермес, хлопнув в ладоши, и вновь приземлился в кресло.
Судя по испуганным глазам Барнетта, тот все же усвоил свой урок. Оставалось лишь надеяться, что надолго. Или хотя бы до конца вечера.
Гермес вернул книгу на стол и бережно погладил ее по обложке. На самом деле, та находилась в таком состоянии, что, казалось, от застарелых пятен чернил до сих пор можно было испачкаться. Но Гермес брезгливостью не отличался, так что руки не убрал.
— Раз мы все с тобой уяснили, я повторю вопрос: как ты думаешь, какие отношения у меня были с твоей матерью?
Теперь, когда все успокоилось, Барнетт не спешил возвращаться к своему прежнему поведению. По крайней мере, не так скоро.
Поэтому он просто ровнее сел в кресле и заговорил, уже без всяких виляний по кривым дорогам домыслов.
– Отец рассказал, что он интересовалась… – Барнетт глянул на книгу и указал на неё пальцем, – ...подобным. Вариантов остаётся не так много. Она продала вам душу, Ловелл?
Произносить некоторые понятия вслух Иезекииль все ещё не находил в себе моральных возможностей.
— Верно, — Гермес откинулся назад и вальяжно расположился в кресле, закинув ногу на ногу. — У нее был со мной контракт. Но контракт этот был очень, очень необычный. У меня таких за всю мою карьеру было весьма немного. Я могу их по пальцам одной руки пересчитать, — он продемонстрировал Барнетту пятерню. — Как я уже говорил, твоя мать была особенной женщиной. Но, видишь ли, какая незадача: у нее были передо мной определенные обязательства, которые она не выполнила. Обычно я не раскрываю подробности контрактов моих клиентов, но тебе как ее наследнику, я могу сказать, в чем он заключался. Ты хочешь это услышать?
Барнетт почувствовал, как к горлу подступает тошнота. А ведь его не тошнило с 1866 года.
– Не хочу, – честно ответил заметно побледневший Иезекииль; его голос, тем не менее, все ещё звучал ровно – профессия все-таки смогла оставить след даже в этой ситуации. – Но у меня нет никакого выбора, верно? Говорите, Ловелл.
Гермес прищурил один глаз. С его потенциальным клиентом было что-то не то. Хоть Гермес и давно находился среди людей, порой ему было непросто взять с ними верный тон. Иногда уследить за людьми было сложнее, чем за муравьями.
Тем не менее, он как ни в чем не бывало продолжил:
— Она интересовалась оккультными знаниями. Я же помогал ей их собирать. Более того, я подсказывал ей, как сделать так, чтобы ритуал сработал. Это довольно тонкое искусство, как ты, должно быть, знаешь. Открой любую страницу, — он услужливо распахнул гримуар; ему попалась страница с неким защитным заклинанием, — и ты увидишь результат нашей долгой совместной работы. Но увы, эта работа так и осталась не закончена. Твоя мать была обязана передать кому-то эти знания. Чего она не сделала.
Гермес вновь откинулся в кресле, внимательно наблюдая за Барнеттом.
Отчего-то Барнетт был уверен, что когда услышит эти слова, весь его мир разрушится. Так он решил для себя еще на чердаке, когда впервые натолкнулся на книгу. Уже тогда что-то липкое и холодное прошептало ему, что эти тексты — не просто собрание безобидных выдумок. Так и оказалось.
Он все еще отказывался переваривать услышанное в деталях. Да, он глянул на раскрытую страницу, убедившись, что слова были написаны знакомым почерком, и да, он понял, что именно говорил сейчас демон. Однако обрушившаяся на Иезекииля информация все еще не заставила его окончательно уйти под воду; по-видимому, он слишком долго мариновал возможность в сознании – на обрушение мира сил у такой новости уже не оставалось.
– Знаете, какой момент меня смущает, Ловелл? — вдруг спросил Иезекииль, поднимая холодный взгляд на демона. – Трагедия случилась не вчера. И даже не месяц назад. И даже не год. Если – если – все это настолько важно для вас, где же вы шатались все это время?
— Прошу прощения? — Гермес изумленно поднял брови. — Я был занят!
Сама идея, что он должен был отслеживать, когда очередной человек вдруг решает умереть, искренне его возмутила. У Изабелль были все карты в руках, чтобы продлить себе жизнь или как-то обезопаситься — если она не догадалась этого сделать, то это всяко была не забота Гермеса!
Но он тут же осознал, что взял неверную ноту в беседе с Барнеттом. Он вздохнул и вежливо улыбнулся:
— Полагаю, мы неверно друг друга поняли. Эта работа была важна для твоей матери. Я исполнял свою часть контракта. Со своей стороны Изабель была обязана позаботиться о передачи знаний наследнику. Увы, она этого не сделала. Именно поэтому между нами сейчас и происходит этот разговор. Я могу забрать эту книгу, чтобы она не мозолила тебе взгляд. Но раз ты уже решил ее сохранить… может, тебе будет интересно продолжить работу своей матери?
За время речи Ловелла Иезекииль успел испытать массу эмоций. Сперва он разозлился. Затем все сменилось уже привычными непониманием и раздражением. Под конец же Барнетт остался с отчаянной растерянностью. Он взглянул на книгу словно в первый раз. Действительно, если демон заберёт ее сейчас, то все закончится. Никто из Барнеттов, кроме него, Иезекииля, не узнает, чем занималась Изабель. Он мог точно так же лгать и себе; лгать о том, что никакой книги и никакого контракта никогда не было. Мог ведь?
– И что тогда? – уже не так громко спросил Иезекииль, вновь заглянув демону в яркие глаза. – Что будет, если я откажусь?
— Если ты откажешься, я заберу книгу и отдам ее кому-то, кто оценит ее больше, — кажется, впервые за две беседы с Барнеттом Гермес сказал чистую правду.
Конечно, это был рискованный маневр. Потому что Барнетт действительно мог сейчас отказаться от его предложения. Впрочем, потерять несколько часов — это не так страшно. Порой чтобы добраться из одного конца Лондона в другой, требовалось больше времени, особенно, если часть пути приходилось преодолевать пешком.
И он всегда мог обратиться с тем же предложением к младшим братьям Иезекииля Барнетта.
Гермес не отводил взгляда, внимательно следя за хозяином.
Барнетт чувствовал на себе взгляд демона так явственно, будто тот давил на него физически.
– И каковы шансы, что этим кем-то окажется кто-то из моей семьи? Всей семьи, включая будущую родню? – с горькой усмешкой поинтересовался Иезекииль, возвращая Ловеллу взгляд.
Будущую родню? Это что еще должно было значить? Гермес не стал отслеживать тонкости генеалогии Барнеттов. Поиски книги и детей Изабель и без того отняли у него достаточно времени.
— В первую очередь я предложу то же самое твоим братьям. Они все являются наследниками твоей матери, — еще один правдивый ответ.
В этот момент Гермес с трудом сдержал улыбку. Он помнил, что крючок семьи прочно зацепил Барнетта в прошлый раз.
Ухмылка Иезекииля стала ещё менее весёлой. Он постучал пальцами по подлокотнику.
– Хорошо, я спрошу немного иначе. Что мне надо сделать, чтобы новыми кандидатами не оказались члены моей семьи?
Вот тут Гермес уже позволил себе улыбку.
Логичным следующим шагом было бы сказать: “Ты можешь заключить контракт со мной”. Но это выглядело бы так, словно он Барнетта принуждает. Принуждение к контракту — это дурной тон и плохая публичность. Как лицо Посольства Гермес не мог этого допустить. Более того, это поставило бы их в невыгодное положение. Какой прок ему от колдуна, который выполняет распоряжения только из-под палки? Нет, такой колдун был бы необучаем.
— Мне от тебя нужно только желание докопаться до истины. И, пожалуй, возможность беседовать со мной время от времени. Как думаешь, это не станет для тебя чересчур обременительно?
Иезекииль покачал головой. Как же явно он сейчас чувствовал каждую секунду своего падения в пропасть. Подумать только, ведь месяц назад он ещё был обыкновенным человеком, со своей обыкновенной жизнью и строящейся карьерой. И во что его превращали прямо сейчас? В его собственной гостиной?
– Я думаю сейчас только о том, что ты, Ловелл, снова прямо не ответил на мой вопрос. А тот ответ, что ты мне дал, звучит так, словно у меня нет выбора. Либо мое время, либо ты тиранишь мою семью и спешишь портить жизнь уже им. Я верно истолковал твой посыл?
Ну вот, пожалуйста, плохая публичность.
Гермес вздохнул и четко проговорил:
— Выбор есть всегда.
После чего он поднялся с места и взглянул на Барнетта сверху вниз, устроив кулаки на поясе.
— И один из них я предлагаю тебе прямо сейчас. Я могу уйти, забрать книгу, и ты никогда меня больше не увидишь. Скорее всего. Я часто выхожу в свет, — он небрежно взмахнул рукой. — Либо ты можешь разобраться в том, что твоя мать считала достаточно важным, чтобы отдать за это душу. И заметь, я даже ничего не требую от тебя взамен! А что до твоих братьев… перед ними будет такой же выбор, как у тебя сейчас.
Гермес на мгновение отвел взгляд в сторону, усмехнулся и поднял вверх палец.
— Впрочем, я напрасно теряю с тобой время. Ты даже не женщина. Женщины сразу замечают потенциал.
И с этими словами он потянулся к гримуару.
Отредактировано Hermes Lovell (18 марта, 2019г. 00:43:13)
Иезекииль вдруг улыбнулся на последнем комментарии от демона.
– А знаете, такие вещи на меня никогда не действовали. Даже в Брасс Холле, – Барнетт кивком головы указал на демона, намекая на его метод “на слабо”. Но на этом экскурс в собственную историю он закончил и ненадолго замолчал.
– Хорошо, – наконец вновь безэмоционально произнес Барнетт. – Ты тут вроде бы переговоры пришел вести, а болтаешь ты один. Для этого дела нужны двое, Ловелл. Теперь давай я озвучу тебе свои сомнения, как тебе такая идея? Во-первых, я не верю, что тебе ничего от меня не надо. От моей матери тебе нужна была душа, а от меня – нет? Во-вторых, я хочу прочитать контракт, что ты заключил с Изабель. Но если у тебя нет его под рукой, можешь передать мне кое-какую часть прямо сейчас: что конкретно указано в контракте по поводу невыполнения Изабель обязательств касательно воспитания преемника?
Вот ведь… юрист! Это будет сложнее, чем Гермес думал.
Он вернулся в кресло и с дюжину секунд молчал, тарабаня пальцами по подлокотнику и изучая Барнетта взглядом — существенно большее время, чем при котором этот жест мог бы выглядеть непринужденно.
— Ладно. Этого не было в контракте, — наконец уступил он. — Обязательство было устным. Сам контракт я показать тебе не могу: это личная тайна даже после смерти твоей матери, думаю, ты понимаешь.
Однако волновало Гермеса сохранение тайны не Изабель, а собственной.
— Я пришел, потому что меня заинтересовал именно ты. Такой ответ тебя устроит?
Барнетт благодушно позволил Ловеллу себя рассматривать. Как любой уважающий себя барристер, он не выглядел довольным, хотя прекрасно понимал: слова дошли демону до сердца, или что там было вместо него.
И не зря – отличный повод усмехнуться у него появился и без этого.
– Ты не хуже меня знаешь, что устные договоренности не нужны никому. В Аду, я полагаю, тоже, на земле – так тем более. Нет бумажного следа – нет основания, и нет доказательств. Что до твоего интереса – я в смятении. Мне показалось, что мы уяснили, что я – не женщина, а значит, не основной твой клиент. Или может по твоей задумке мне обрядиться в корсет и начать выбеливать лицо?
Вы здесь » Brimstone » Завершенные эпизоды » Не одобрено цензурой